Венедикт Ерофеев - Записки психопата
С середины июня вплоть до отъезда на летние каникулы Ерофеев катился вниз уже вертикально, выпуская дым, жонглируя четвертинками и проваливая сессию, пока не очутился в июле на освежающем лоне милых его сердцу Хибинских гор.
Июльские и августовские действия Ерофеева протекли на вышеупомянутом лоне вне поля зрения комментатора.
В сентябре Ерофеев вторгся в пределы столицы и, осыпая проклятиями вселенную, лег в постель.
В продолжение сентября Ерофеев лежал в постели почти без движения, обливая грязью членов своей группы и упиваясь глубиной своего падения.
В октябре падение уже не казалось ему таким глубоким, потому что ниже своей постели он физически не смог упасть.
В октябре Ерофеев стал вести себя чрезвычайно подозрительно и с похвальным хладнокровием ожидал отчисления из колыбели своей дегенерации.
К концу октября, похоронив брата, он даже привстал с постели и бешено заходил по улицам, ища ночью под заборами дух вселенной.
Ноябрьский холод несколько охладил его пыл и заставил его вновь растянуться на теплой постели в обнимку с мечтами о сумасшествии.
Весь ход ноябрьских событий показал с наглядной убедительностью, что мечты Ерофеева никогда не бывают бесплодными.
9 декабря
О-о-о! Только последнее и нужно было этим пьяным скотам…
Разом заговорили все:
— Э-эттика! Одно слово заставляет меня изрыгать тысячи проклятий по адресу… гм… гм… гм…
— О-о-о-о-о!.. поддержите меня… иначе сей же секунд семья горлодеров, осмеливающихся произносить в приличном обществе это мерзкое слово, численно понесет урон!..
— Господа! А я, между прочим, имею совершенно серьезное намерение детально изучить этику, дабы оградить себя впредь от случайных следований ее законам…
— Ах, господи, зачем толковать о таких неаппетитных вещах! Лично меня мучает один чрезвычайно любопытный вопросик… вот уже скоро 50 лет, как умолкли родовые стенания меня породившей!.. Я просуществовал полстолетия! я пережил 11 министров внутренних дел и 27 революций… — а я все еще силюсь разрешить вопрос, который отчеканит назубок заурядный школьник… дело в том, что я не вижу существенной разницы между удовлетворением полового желания — и физиологическим отправлением…
— Кошмарная парраллель, я бы сказал…
— Гм, молодой человек, я искренне сожалею, что вам, коллекционеру новейших истин, непонятно то, что выбрасывание половых секретов — не что иное, как заурядное физиологическое отправление… и в этом свете половая любовь предстает чем-то вроде мучений цивилизованного существа с переполненным мочевым пузырем, попавшего в великолепную и не менее переполненную гостиную, узревшего великолепный унитаз и не имеющего возможности извергнуть в него содержимое своих внутренностей!..
— О боже мой! Женщина — чувствительный ватерклозет!..
— Хе-хе-хе! А шестилетняя девочка — комфортабельная плевательница!..
— Лирика — плод томления человека, не знающего, куда высраться!
— Ха-ха-ха-ха!
— Да, да… По крайней мере, в половом влечении я не вижу положительно ничего высокого! Мне лично гораздо более удовольствия доставляет сидение на унитазе после сытного обеда, чем половые наслаждения и ласки самой что ни на есть умопомрачительно любимой, чччорт возьми!.. Ннет, господа, уж лучше срать в унитаз и заниматься онанизмом, чем овладевать предметом бешеной страсти, одновременно испражняясь на пол… Хе-хе…
— О господи! Неужели же нельзя без половых извращений! Меня приводит в бешенство одно слово — «онанизм»!
— А я считаю, что поползновение к онанизму — признак чувственной трусости, да, да, чувственной трусости… В лучшем случае — вторжения интеллекта в неприкосновенную, даже, я бы сказал, святую область эмоций!..
— Ах, какой вы, право, Утонченный Негодяй! Я лично, извините за нескромность, чрезвычайно страдаю интеллектностью своих эмоций: но, говоря откровенно, статья профессора Рихтера отбила у меня охоту к поискам новейших методов мастурбации…
— Ох, уж эта пресса! Мне подобные статейки, наоборот, прививают любовь к извращениям; по крайней мере, шофер, изнасиловавший шестилетнюю девочку, в продолжение почти получаса был моим кумиром!..
— Между прочим, я не без успеха подражал вашему кумиру… и я могу вас ошарашить истиной, которая осенила меня в процессе «подражания» — «духовно богатый человек склонен к удовольствиям, не приносящим наслаждения оппоненту — источнику удовольствия»…
— Шестилетняя девочка — оппонент!.. Гм…
— Ну и как, истина помогла вам убедиться в богатстве своего духовного мира?
— Перестаньте зубоскалить, молодой человек!.. и не считайте эрудированность показателем духовного богатства… у вас — искусство имитации мрачного скепсиса и мировой скорби — и тем не менее вы совершенно бездушны!!.
— Ах, какое, я бы сказал, глубочайшее проникновение в тайны моей психологии!..
— У вас — психология!!. Гм…
— Кстати — о психологии! Не встречали ли вы, господа, тип людей, сознательно бегущих счастья и обрекающих себя на страдания, которым мысль о том, что только его сознательные действия превратили его в страдальца и что он был бы счастливым, если бы предусмотрительно не лишил себя счастья, — дает ему почти физическое наслаждение!..
— Это, так сказать, проституция жалости!
— Мастурбация страданий! Ха-ха!
— И кроме того, не заметили ли вы, господа, что совершенно необязательно быть тонким психологом, чтобы прослыть им… Не нужно только уходить из области больной психологии и касаться психически уравновешенных…
— О-о-о! Психическая неуравновешенность — моя мечта! — и, смею сказать откровенно, в мечтах я уже — сумасшедший! О, вы не знаете, что такое бессонница мечты… и мечты, воспаленные от бессонницы…
— Боже мой! Как это плоско — кичиться своей мечтательностью! Лично я, еще будучи младенцем в стадии утробного развития, искренне ненавидел мечтателей!.. Мечты — презрение к воспоминаниям!..
— Ах! В таком случае вы должны восхищаться мной! Для вас я — Заурядный Болван, а ведь я в некотором роде неповторим… Я, может быть, единственный человек, который живет исключительно воспоминаниями… и, смею вас заверить, я — единственное цивилизованное двуногое, тщетно жаждущее найти среди разноцветной груды своих воспоминаний хоть одно приятное…
— А меня, господа, всю жизнь томит заурядность… О-о! Сколько раз уже я посылал проклятия по адресу всевышнего и «Исключений из закона наследственности»!.. Я неутомимо удовлетворял похоти самок, пользующихся самой что ни на есть двусмысленной славой — и не заразился триппером! я бешено ударялся головой о Кремлевскую стену — и не мог выбить ни одной капли здравого разума! в продолжение трех суток без перерыва я безжалостно резал свое ухо диссонансами пастернаковских стихов и национального гимна Эфиопии — и, как видите, не сошел с ума!.. Ах, господа, я плакал, как ребенок! Я проклинал чугунность своего хуя, лба и нервов и коварство вселенной…
— Боже мой! Как все это извращенно!
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Все мгновенно смолкли.
И мне пришлось почти с благодарностью взглянуть на торжествующего негодяя.
Хотя все произнесенное мне импонировало, унисонило, — как вам угодно.
17 декабря
А собственно говоря, какого чорта позавчера я вспомнил о Ворошниной?
Неужели мне мало августа?
И я не радовался в октябре ее «аресту за преднамеренное устройство взрыва» на 3-м горном участке?..
И ведь это — ее вторая судимость!..
Собственно говоря, я только на зимних каникулах заинтересовался ее выходками… и если бы не статья в «Кировском рабочем», я, может быть, и вообще бы не вспоминал о ней…
Но ведь, что бы там ни говорили, она — моя одноклассница… и притом единственная из всех наших выпускников, с которой мне пришлось школьничать с первого по десятый класс включительно…
И даже получением аттестата она в некоторой степени мне обязана…
Нет, нельзя сказать, чтобы я действительно питал к ней нежные чувства… А детское увлечение постепенно улетучилось…
Просто — мы несколько откололись от основной массы школяров и в 10-м классе были водонеразливаемы, совершенно не поддерживая связи с классом…
Откровенно говоря, меня пленяли ее хулиганские выходки на занятиях, тем более что я поражал всех скромностию и прилежанием… А после инцидента с ком. билетом она уже бесповоротно стала кумирить в моих глазах… хотя в школе слыла легкомысленной идиоткой с проституционными наклонностями…
Меня же лично мало интересовали ее наклонности… Я даже не удивлялся ее провалу при поступлении в институт и слишком легкомысленному восприятию этого провала. Меня взбесило только ее исчезновение из Кировска как раз в момент моего триумфального возвращения, — я даже не мог похвастаться перед ней поступлением в Величайший.
