Юрий Мамлеев - Судьба бытия
Философский экстремизм текста, я думаю, не должен смущать читателя. В частности, термин "солипсизм"[3], в сущности, является просто подчеркиванием того фундаментального факта, что — по крайней мере, в пределах индивидуального существования — бытие дано человеку только как его собственное личное бытие. Подобные объяснения могут быть даны также и по поводу некоторых других «экстрем».
Важно подчеркнуть, что этот текст ни в коем случае не является апологетикой индивидуализма. Это самоочевидно из самого текста, но неудержимый культ «индивидуализма» так распространен сейчас, что необходимы небольшие разъяснения по этому поводу. Фундаментальной — в этом отношении — является глубочайшая восточная доктрина о различии между Эго и Self (высшим Я). Только учитывая, что Это (т. е. временное Я, формирующее индивидуальность данного существа) является на самом деле лже-Я, маской, за которой скрывается вечное, непостижимое, бессмертное, божественное Я каждого человека — только осознав это, можно отбросить страшный сон о себе как о смертном (тварном) существе.
Нет ничего более кошмарного, чем то представление, которое имеет сам о себе человек.
В последней главе этой книги говорится об устном эзотерическом учении (существующем в Москве) — суть и «смысл» которого выходит за пределы всего того, что известно в "историческом эзотеризме", включая, конечно, индуистскую и вообще восточную метафизику.
ДУХОВНАЯ СИТУАЦИЯ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
Духовные поиски в послевоенной России особенно усилились (вернее, проявились) с конца пятидесятых и начала шестидесятых годов. Это время и было началом моей собственной деятельности. Основные тенденции и направления сформировались именно в этот период — впоследствии в семидесятых-восьмидесятых годах они только невероятно разрослись.
Если провести классификацию этих поисков, то они в основном разделялись на два фундаментальных течения: одно касалось сферы чистого Духа, это был поиск Бога, поиск бессмертных основ собственной души, поиск финального ответа;
второе касалось уже не Бого- и Духопознания, а Космоса, невидимых миров, скрытых сторон природы, и соответствующих тайных сторон человека.
Существовали и промежуточные тенденции.
К первому течению, главным образом, относятся христианское православное движение и все те направления, которые связаны с традиционной восточной метафизикой, ведантизмом, высшей йогой и т. д. (я, разумеется, не имею в виду различные искажения, довольно распространенные, этих учений).
Хотя эти два движения (православное, естественно, самое многочисленное, и "восточное") развивались, конечно, вполне самостоятельно, тем не менее между ними существует определенная связь, основанная на духовной общности двух этих традиций, при всей их очевидной независимости[4]. Кроме того, уже в шестидесятые годы, например, существовали эзотерические кружки, ориентированные на наиболее закрытые эзотерические учения — (кстати, как я уже упоминал во вступлении одно из них представлено в последней главе). Я сам был непосредственным участником таких кружков.
Нельзя сказать, что ориентация была только на Россию и на Восток. Из современных западных эзотериков (правда, опять-таки ушедших духовно на Восток), большим влиянием пользуется Рене Генон. Его влияние основано, главным образом, на двух факторах: первое — на его глубинной способности понимать истинный Восток; второе — на раскрытии им связи между основными религиозными мировыми Традициями (от христианства до даосизма), на учении о том, что в основе их лежит Единая Вечная Мудрость (Sophia Perennial), которая только по-разному проявляется в разных религиях; на духовной глубине самой Sophia Perennial.
Однако Рене Генон вовсе не стал в России «богом», эзотерическим «идолом» (чего, разумеется, он и сам меньше всего бы желал). Его учение не превратилось в «догму», и некоторые русские эзотерики в своих духовных исследованиях пошли гораздо дальше метафизического генонизма.
Что касается второго течения (космос, невидимые миры, человеческая психика и т. д.) — то здесь господствуют самые различные, крайне разнообразные направления. Некоторые из них связаны с Предварительными формами йоги, индуистской космологией, оккультизмом, астрологией, шаманством, парапсихологией и т. д.
Интерес к этому вполне нормален, так как человека может интересовать не только собственный первоисточник, но и пласты проявленного бытия.
Можно привести некоторые примеры существования самых различных групп.
1. Группы последователей Гурджиева и Успенского
Интерес к учению Гурджиева и Успенского совершенно естествен в России. Они сами вышли отсюда, здесь сохранились многие следы их деятельности. И все же на духовном плане этот интерес может быть объяснен главным образом тем, что в учении. Гурджиева дается некоторая попытка (так называемый "четвертый путь") найти духовную практику, приемлемую для современного человека, живущего в условиях нетрадиционной цивилизации (другое дело — насколько удачна такая попытка).
Несомненно обращает на себя внимание и его теория духовных шоков, направленная на пробуждение сознания, и его комментарии, касающиеся состояния души современного человека.
2. Последователи теософия
Книги Елены Блаватской хорошо известны и существует определенный интерес к трактовке наиболее скрытых моментов ее учения.
3. Штейнерианцы
Интерес к антропософии возник в России еще до революции[5].
Великий русский писатель и поэт Андрей Белый был близким соратником Штейнера и много сделал для русской антропософии. В кругах русских штейнерианцев известны еще неопубликованные письма и тексты Андрея Белого, касающиеся антропософии.
Штейнерианские группы распространены главным образом в Москве, Ленинграде и на Кавказе.
Помимо перечисленных, есть много разных групп, ориентированных на традиционный Восток и эзотеризм. Важной чертой людей этих групп, по крайней мере некоторых из них, является стремление к метафизическому творчеству, а также «преломлению» и углублению Традиции.
Таким образом, в Москве в шестидесятых годах создалась целая метафизическая культура, которая в той или иной степени отражала тайные религиозные и мистические искания в послесталинской России.
В основе этой культуры, на мой взгляд, лежала не только переоценка и переосмысление религиозно-метафизических традиций прошлого, но и страстное желание выйти за пределы ординарного человеческого сознания, которое ощущалось как тюрьма, как тирания псевдореальности, независимо от того, какую она принимала форму: застывших ли духовных «догм» прошлого, сниженных человеческим сознанием, или просто форму обыденной рутины внутренней и внешней.
Все искали парадоксальных решений, и даже современная ситуация человечества воспринималась как парадокс — благодаря ее абсурдности. А из абсурдности (ибо даже повседневность — абсурдна, и как будто бы, нет вообще ничего, что не было бы абсурдным в двадцатом веке) — выход может быть найден только в крайностях парадокса и маргинальности.
Несомненно также, что многие творцы этой метафизической культуры использовали свой личный и медитативный опыт для создания своих произведений. В качестве примера можно привести творчество удивительного русского поэта-неконформиста и духовидца — Валентина Провоторова.
Его стихи написаны как бы от имени чиновника[6] (или «мандарина» — по китайской традиции), но это не простой современный чиновник: так же, как случалось иногда в древнем мире, этот чиновник обладает виденьем иных миров, он — визионер духовидец. Свою задачу он описывает так:
Невольница-ночь торопитсяМладенцев насытить плотных,Густеет в сосках сукровицаИ льется сквозь них щекотно,И катятся в мрак булыжникиГромоздкие страсти-духи,Плюют и узорят книжникиВнутри огневой старухи.Приставить бы выше лестницу.Упруго стрелу налучить,Взобраться, присесть и свеситься,Нацелясь на Верный Случай.Пусть нижние пляшут в мании!Я, серый и тихий с виду,До дна оближу познаниеВ зеленом пупке Изиды.
Это стремление к «запретному» (точнее, "закрытому") познанию пронизывает всю эту поразительную книгу (пока еще не изданную), которая дает широкую панораму действительности, скрытой от карикатурно узкого, рационализированного сознания современного человека.
В этих стихах есть и о вечности ("и кажется вечность раем, где зреет вкусная падаль") и об опыте оперативной магии, о ведьмовских формулах, левитации, о многих «я» внутри «единого» человека — и порой все это довольно отстраненно, в согласии с сакральным кредом восточной метафизики: быть Великим Наблюдателем, а не участником космического балагана.
