Сердце женщины - Мухаммед Паруси Матви
Свои или солдаты, сбежавшие из лагеря?
— Кто идет? — звонко и смело выкрикнул связной.
— Пятеро из двенадцати!
— Без одного!
Он поднялся. Пятеро бойцов подошли к нему, поздоровались.
— Послушай, где бы тут поблизости найти мулов и лошадей? — спросил один из бойцов.
Вскоре они уже возвращались из второго подразделения, подгоняя лошадей и мулов в сторону горевшего лагеря. С ними был второй связной и командир подразделения. Примерно через сотню метров их ожидали несколько алжирских солдат. Возле них лежали железные ящики с боеприпасами и мешки с провиантом. Солдаты нагрузили мулов и отправились в горы. Бой стихал…
И снова юноша той же дорогой спускался по склону. Только теперь верхом, и с ним были командир и второй связной. А в поводу они вели пятерых мулов. Перейдя шоссе, свернули влево.
— Французский лагерь разрушен, — сказал второй связной. — И все, кто там был, погибли. Мы захватили много оружия.
— Я наблюдал битву с самого начала, — откликнулся первый связной. — Ничего подобного я никогда не видел, да и грохота такого не слыхал. Ужасный взрыв!
— Это, наверное, базука, о которой теперь так много говорят. Значит, начинается новый этап войны. Кто бы мог вообразить, что лагерь за одну секунду взлетит на воздух? Два года, как французы заняли эту деревню. Они остановили мельницу, убили шейха Хамману. Бедняга! Два года мы обстреливали лагерь — и все без толку. А теперь нам удалось его разрушить за одну ночь!
— Где там за одну ночь — за несколько секунд!
— А французы? — тихо заговорил командир. — Завтра они полезут на нас со всех сторон. Неизвестно пока, чем все кончится. Нельзя забывать об этом, нельзя. Конечно, вы оба еще молоды, всего не можете помнить. Но смотрите, сколько селений уничтожено! А сколько деревень, где остались только женщины и дети! Сколько? Да, сколько? За два года… Ведь невозможно вооружить весь народ, чтобы он мог сам защищаться от карателей.
Связные будто не слышали его.
— Оружие. Оружие, — взволнованно говорил первый. — Только оружия нам не хватает. Мужчины и оружие — опора революции. У нас много, очень много настоящих мужчин, готовых умереть за родину. Но оружие… Если б у нас была хоть четверть того, что у французов…
— Но все равно наша революция растет и развивается, — откликнулся второй связной. — Когда мы начинали, у нас были только охотничьи ружья, а теперь — современное оружие, и трофейное, и с Востока. Посмотрим, что будет через год. Я, конечно, человек необразованный, но вижу и понимаю: все должно расти и развиваться. Правда, и Франция укрепляет свои силы — ясное дело, каждому хочется укрепить свои позиции. Но все равно — победа будет за нами! Потому что наша страна идет вперед, мы добьемся своего. И французы поймут…
— Два тяжелых орудия, я видел собственными глазами два тяжелых орудия! — не унимался первый. — Одно привезли на мулах, другое притащили бойцы. О Аллах, завтра мы сможем стрелять прямо с гор, мы услышим грохот наших орудий! Вот радость-то!
Заря уже протянула по небу светлые нити, звезды померкли. И тут мелькнули три тени. Кто-то крался по ущелью. Командир и связные соскочили с коней и прижались к земле за кучей корней и веток, намытой зимними потоками. Тени быстро приближались. Уже можно было различить фигуры. Три здоровых парня в военной форме, у каждого в руках автомат, а на спине мешок, должно быть, очень тяжелый.
Связные вытащили оружие: у одного был американский револьвер, у другого — немецкий. Командир крепко ухватил лошадей за поводья.
Тишину прорезал громкий окрик первого связного:
— Кто идет?
Трое солдат замерли и переглянулись. Они не знали пароля. Ясно, эти парни — не партизаны. Может, из французского лагеря?
— Кто идет?! Стрелять будем! Бросайте оружие, руки вверх! — закричал второй связной.
Парни тотчас побросали автоматы и подняли руки. Связные рывком подобрали оружие и направили его на незнакомцев.
— Мы убежали из французского лагеря, мы хотим перейти к революционерам, — торопливо заговорил тот, что стоял впереди. — Мы из лагеря, который возле деревни, шли чуть ли не двадцать миль…
— Каждый перебежчик заранее устанавливает связь с революционерами, по крайней мере, знает хоть какой-нибудь условный знак. А вы? Вы знаете наш пароль? — спросил первый связной.
— Мы только вчера прибыли из Орана. Сегодня вечером нас распределили по лагерям. Мы уничтожили часовых и вот…
Связные переглянулись.
— Да, вчера к ним прибыло новое пополнение, — вмешался командир, — и оно действительно из Орана. А знаете ли вы, из кого состоит пополнение?
— Четыреста солдат — восемьдесят алжирцев, а остальные…
— Ладно, хватит, остальные — сто двадцать французов, девяносто из иностранного легиона и сто десять негров. Я так и знал, что их распределят по разным лагерям. Ну что ж, добро пожаловать! Мы отведем вас к партизанам. Двое садитесь на лошадей, один на мула. Живее!
— Мне до полудня нужно выполнить еще одно задание, — прошептал второй связной товарищу. — Ты знаешь какое: сегодня староста Масуд, его черед. Иди с ними один.
Значит, еще одна задержка. Рапорт ответственному за политработу, передача ему перебежчиков и оружия, — и вот он снова спускается верхом по склону горы…
* * *
Взошло солнце, лаская землю своим теплом, и принесло Наве радостную весть: в дом постучался связной и, передавая ей записку, прошептал:
— Сожги ее сразу, как прочтешь, запомни содержание.
…Неужели он думает, что я смогу прочесть ее сама? Боже мой, когда-то в детстве я немного умела читать Коран, но ведь все давно позабыла. Ладно, коров можно и потом подоить…
Женщина спрятала записку на груди и побежала к дому Хаджи аль-Араби. Он один мог понять, что написано в записке, и только ему одному Нава доверяла. Ей казалось, что ноги ее не касаются земли, она словно парила в небе, в прекрасном лазурном мире, и все вокруг пело вместе с ней радостные песни, а в сердце все стучала мелодия, милая сердцу каждой алжирской женщины:
«Не плачьте, девочки, вернется ваш отец!»
«Не плачьте… не плачьте… — отстукивало сердце, — девочки… вернется… вернется… ваш отец!»
Она не заметила, как очутилась у ворот шейха и постучала. Ее встретил красивый мальчик — Наве сразу захотелось поцеловать его.
— Подожди, дедушка скоро кончит молитву, — сказал он.
А потом она стояла возле шейха, нетерпеливо ожидая, что он скажет, пытаясь прочесть по его лицу содержание записки.
— Слава Аллаху, — сказал наконец Хаджи аль-Араби.
— Что там, дядюшка Хаджи?
— Почерк ясный, за это я и благодарю Аллаха, но ты же знаешь, слаб я глазами…
Примерно через час Нава возвращалась. Казалось, радость и ликование, переполнявшие ее сердце, идут с
