Лонг-Айленд - Колм Тойбин
Наилучшим выходом было больше не смотреть в его сторону и, не оглядываясь, дойти до площади. Так или иначе, им суждено было встретиться. Но Эйлиш даже не предполагала, что, встретившись, захочет к нему подойти, заговорить, услышать его голос. Но это было невозможно. Ей придется как ни в чем не бывало пройти мимо, будто это не он стоял в дверях своего паба и не он смотрел ей вслед.
3
Джим хотел окликнуть ее, достаточно громко, чтобы заставить обернуться, и тогда он убедится, что это действительно Эйлиш Лейси. Он почти не сомневался, что она его видела, потому что Эйлиш внезапно отвернулась, как будто избегала его взгляда, но было поздно, он успел ее заметить.
Многие его завсегдатаи знали об их давнем романе. Кто-нибудь должен был рассказать ему, что Эйлиш вернулась! Он знал ее мать, часто встречал миссис Лейси на улице. В первое время после внезапного отъезда Эйлиш они едва раскланивались, но сейчас при встрече она неизменно ему улыбалась. А ведь есть еще Мартин. Тот любил заглянуть в паб пораньше. Но Мартин не вступал в задушевные разговоры и обычно надолго не задерживался. Джим успел забыть, когда в последний раз с ним беседовал.
Шейн Нолан стоял за стойкой, Энди, новый молодой помощник, собирал бокалы. В пятницу народу было битком. В последний час перед закрытием Джим усердно трудился, привычно размышляя про себя, что неплохо бы найти способ помешать клиентам заказывать напитки за пять минут до условленного часа. Скоро ему придется подгонять их самому или удерживать молодого Энди, который норовил выхватить у клиента недопитую пинту. Энди не отличался терпением, часто дерзил, и Джиму было с ним нелегко. Энди не хотел работать по субботам и воскресеньям допоздна – в его жизни помимо работы существовали еще регби, футбол и херлинг.
– Он приводит с собой целую ораву, – говорил Шейн. – Мы не можем запретить ему играть.
– Я не против, когда он отпрашивается, – отвечал Джим, – но мне не по душе, когда он делает это с таким видом, будто он тут главный.
– Зато ты можешь доверить ему ключи и выручку.
– Откуда ты знаешь?
– Иначе я бы его сюда не привел.
– Но почему ты так в нем уверен?
– Я знаю все, что у парня за душой в Даффри-Гейт.
* * *Паб, который Джим унаследовал от отца, был тихим местом, куда ходили постоянные посетители, а по выходным там было не протолкнуться. Когда в конце шестидесятых женщины начали ходить по барам, некоторые пабы обустроили буфет, постелили ковер на полу и заказали сиденья поудобнее. Джим тоже подумывал о таком, чертил планы, но потом отказался от этой мысли. И сейчас его заведение оставалось таким же, каким было в двадцатые, когда паб купил его дед, а некоторые деревяшки, по мнению Джима, были еще старше.
Со временем посетители менялись. Учителя начали заходить к нему в середине недели и вскоре стали завсегдатаями. В выходные Джиму приходилось резервировать места у двери для старой гвардии, и вскоре новички поняли, что не стоит их занимать, какая бы ни была давка. А с тех пор как Джим расчистил пространство в глубине помещения, которое не использовалось десятилетиями, приятели Энди, рьяные молодые спортсмены, стали его постоянными посетителями. По четвергам Джим не работал, с утра уезжал в Дублин, но всегда возвращался к девяти и трудился в пабе до закрытия.
* * *В тот вечер, когда он встретил Эйлиш Лейси, Шейн отпросился пораньше, и после ухода последних клиентов Джим попросил Энди прибраться и запереть паб. А сам поднялся к себе и уселся в гостиной, собрав себе сэндвич из того, что оставила Колетт, жена Шейна. В последнее время Колетт стала реже заглядывать в паб. Она по-прежнему раз в несколько дней пекла для него ржаной кекс, но теперь чаще передавала его через Шейна. Раньше Колетт появлялась, когда Джим был наверху, и выкрикивала его имя, открыв дверь в коридор из бара. Колетт пила с Джимом чай, притворяясь, будто спешит и не может задержаться. Она напоминала Джиму игрока на поле, который держит мяч, дожидаясь благоприятного случая. Дождавшись, Колетт быстро переводила разговор с обыденного – расспросов о матери Энди, которая прибиралась у него в доме, рассказов о своих детях и других горожанах – на самого Джима и его холостяцкий статус. Она убеждала Джима, что ему необходимо жениться.
– Да кому я нужен? Мне почти пятьдесят. И где мне знакомиться? Я тружусь в пабе до полуночи пять-шесть вечеров в неделю.
– Есть много женщин, которые были бы не против с тобой познакомиться.
– Назови хоть одну!
Тут Джим вставал, потягивался, давая гостье понять, что она засиделась.
– Вот видишь, ни одной.
Он ценил, что Колетт не упоминала о его неудачных романах. Она делала вид, будто просто поддерживает беседу. Джим не хотел давить на Колетт, надеясь, что она сама рано или поздно поймет, что не стоит заводить разговоры на эту тему.
Однако в следующий раз она начала, не успев присесть.
– Я тут кое о ком подумала. Только не смейся! И не отмахивайся. Я долго думала и готова назвать имя.
– Ты обсуждала это с Шейном?
– Еще чего! Я никогда и ничего ему не рассказываю.
– Тогда назови мне имя.
– Как-то это неправильно. Лучше написать его на бумаге.
– Я принесу тебе бумагу. И покончим с этим раз и навсегда.
– Я уже написала. Держи.
Колетт протянула ему клочок бумаги. Джим развернул его. А прочтя имя, пристально взглянул на Колетт:
– Я знаю ее всю жизнь.
– Я не сомневалась, что ты скажешь именно так.
– У нас были все шансы, но никто не проявил интереса.
– Ты стал старше и мудрее, как и она.
– С чего бы ей вообще обо мне задумываться?
– Джим Фаррелл, посмотри на себя! Ты красивый, добрый, трудолюбивый. Она хорошая женщина, а ты одинок.
– Этого достаточно?
– Никто никогда не сказал про нее дурного слова. Ее дети выросли. Она привлекательная женщина. У нее очаровательная улыбка. И она хлебнула лиха.
– А теперь ты хочешь, чтобы я на ней женился? Шейн знает?
– Я уже сказала тебе, ничего он не знает. Никто не знает. Я думаю, тебе грустно одному. А если будешь сидеть тут сиднем, никогда не найдешь женщину, которая тебе подходит.
– Нэнси Шеридан мне подходит?
– Идеально.
Колетт была так добра, что больше об этом не упоминала. И на какое-то время Джим забыл о разговоре. Он ловил себя
