Записки церковного сторожа - Алексей Николаевич Котов
А о чем?.. Вдруг потянуло в улыбку, и ниоткуда вынырнула мысль: «Теперь, главное, в этих засушенных цветочках, очередного котенка не найти… А то получится как с Бобром».
Я подобрал крошечного, неимоверно орущего черного котенка сентябрьским промозглым утром. Стоял сильный туман, в котором глохли звуки проезжающих по шоссе машин и только один звук – надрывный крик котенка – не умолкал ни на секунду. Это была пытка!.. Если бы котенок замолчал хотя бы на минуту, я бы не подошел к нему. Но котенок кричал так, что, в конце концов, я не выдержал.
Он сидел у входных ворот, рядом с лужей, и был похож на крохотный и черный кусочек войлока. Когда я взял его, котенок быстро успокоился и через полминуты буквально затаился во внутреннем кармане куртки. Это был его новый дом, наверное, решил котенок. «Дом» пах сигаретами, был тесным и темным, но в нем было тепло, и кто-то огромный и сильный был совсем-совсем рядом.
– Кого ты принес?! – возмутилась дома Наташка, с ужасом и отвращением глядя на мою «находку». – Ты, посмотри-посмотри, это же чудовище какое-то, а не котенок. И у нас уже есть Рыжик, которого ты притащил весной из церкви.
Ну, не из церкви, конечно, притащил, а со двора.
Черный котенок действительно оказался очень некрасивым, а его свалявшаяся, похожая на мокрый войлок шерсть, никак не способствовала желанию взять его на руки. Он жадно ел и его крохотный животик надувался прямо на глазах.
– Нестандартный какой-то, – чуть успокоилась Наташка, но, тем не менее, не перестала пренебрежительно морщиться. – Во-первых, у него лапки короткие и кривые, а, во-вторых, мордочка как у бобра. Кормить это чудовище сам будешь, я к нему близко не подойду. Пусть он в коридоре живет, чтобы я его не видела.
Потом к нам на кухню пришел Рыжик. Полугодовалый, уже довольно крупный котенок тут же заинтересовался «бобром» и – я не сомневаюсь! – принял его за игрушку. А игрушки созданы для того, чтобы в них играть. «Бобер» отчаянно защищался, но был слишком мал, чтобы хоть как-то противостоять куда более сильному противнику. Он бросился под стол, но Рыжик нашел его там; «Бобер» забрался за газовую плиту, но Рыжик выгнал его и оттуда.
– Так его, – азартно заулыбалась Наташка. – Рыжик, давай-давай!..
Несколько раз «Бобер» жалобно вскрикнул от хотя и игрушечного, но все-таки довольно чувствительного укуса. Если бы я не взял его на колени, черному «куску войлока» пришлось совсем туго.
– Отдай, – возмутилась жена. – Рыжик его съест, и тогда у нас будут два кота, но в одном Рыжике.
Наташка всегда довольно безразлично относилась к кошачьему роду-племени, хотя именно она готовила Рыжику еду, купала его, когда требовали обстоятельства, и даже лечила. Но она никогда не испытывала ни к Рыжику, ни к тем котам, что жили у нас раньше, никакой привязанности. Это было спокойное и деловое отношение хозяйки дома к живности. Примерно точно так же Наташка относилась бы к корове (если бы она у нас была) или попугаю (которого у нас никогда не будет).
Прошло всего два месяца, и – чего уж я никак не ждал – Наташка буквально влюбилась в Бобра. Это ее первая «кошачья любовь» оказалась настолько сильной, что ее смело можно было назвать страстью. Мои напоминания, что, мол, Наташка крайне неласково встретила «несчастного бобрика», уже теперь вызывали у нее только раздражение.
– Подумаешь, ну, и что?!.. – жена сразу повышала голос. – Ты посмотри, как он Рыжику сопротивляется. Какая удивительная воля к жизни! А мордочка у него очень даже красивая, ты посмотри-посмотри.
– Бобриная морда, – пытался возражать я и тут же шел на легкую провокацию: – Может быть, все-таки выбросим его?
– Я тебя, а не его выброшу, – пообещала жена. – И вообще, не смей подходить к Бобрику, он тебя почему-то боится.
Бобрик и в самом деле очень скоро стал игнорировать меня – своего спасителя – и отдал свое предпочтение Наташке. Улыбнусь: ах, любовь!.. Черный котенок оказался довольно большим эгоистом, но уже теперь Наташка легко прощает ему и ночные ужины, которые часто требует Бобер, и ночные прогулки, возвращаясь с которых, кот спрашивает эти ужины.
Ночью мне не спалось – да и слишком хрупок сон у ночного сторожа – и я снова вспомнил «Скрипачку». В сущности, я не мог не вспомнить о ней… Вокруг стояла ночь, а бессонница навязчиво требовала мыслей.
Мне почему-то казалось, что у «Скрипачки» никогда не было семьи, и свое детство она провела в детдоме. Там ее плохо учили, воспитывали в отрешенно-казенном стиле, а в школьном классе из-за своей худобы, высокого для девочки роста и застенчивости, ей наверняка придумывали обидные прозвища. «Скрипачка» удивительным образом сочетала в себе безобидность, утонченность и полное отсутствие так называемой «воли к жизни». Я не сомневаюсь, что она никогда ничего ни у кого не просила, и не потому что не хотела чего-то, – ведь хотят все дети – а потому что стеснялась просить; никогда ни на кого не жаловалась, не потому, что боялась жаловаться и новых, уже озлобленных насмешек, а еще и потому что не умела этого делать. И она – тоненький и слабый росток – слишком рано научилась терпеть и прощать обиды.
После детдома «Скрипачка» либо не получила квартиру, либо быстро потеряла то немногое, что ей дали. Она не смогла сопротивляться… У нее оказалась слишком хрупкая душа и слишком беззащитное сердце, чтобы устоять перед чужой наглостью, напористостью и подлостью.
Иногда мы говорим, что о человеке, что он «не от мира сего» в худшем, уничижительном понимании этого выражения. Мол, слабый характер, что с такого возьмешь?.. Но в жизни забирают все именно у таких, слишком незлобивых, чтобы огрызнуться, слишком мягких, чтобы дать иногда очень нужный и жесткий отпор.
«Не от мира сего…» Ах, господа, господа! Но неужели тот мир, который вы называете реальным, так уж истинен? И что вы называете истиной? Вырванный у другого и утащенный в норку кусок мяса или кучу денег? В ночные сторожа бы вас всех, сволочей!.. В пустую церковь, в одиночество и в бессонную ночь. Там все вспомнишь…
Есть действительная воля к жизни, а есть «воля к жизни» как противоядие против совести: забудь-забудь, к черту все, не помни!.. Водка и наркотики – только оболочка, только фантик, к этой дьявольской конфетке. Но многие обходятся и без них. Для таких людей главное – свобода. Правда, если ты перезабудешь и перечеркнешь три четверти, а то и
