Чернила под кожей - Дейрдре Салливан
Другая Лилит прячется под капюшоном, под тенью скрыто ее красивое, но грустное и смертоносное лицо. Она ведь младенцев убивает. Она ведь демоница. Если с демонами спать, то демоном и станешь. Жестким и жестоким, где раньше мягким был. Эта история лежит во впадинах глазниц. Закрашиваю их карандашом. Вокруг рисую рамку из плюща.
Мне нужно больше красок для татуировок. Те, что есть, дешевые и не подходят для света и теней. Может, Саймон даст мне денег, и я куплю еще. Я сижу в комнате тихонько, как пантера. Я никогда не слышала пантеру. Чернильно черные и гладкие, тихие, как воздух. Я рисую демона — смесь Лилит и пантеры. Глаза кошачьи, кожа черная. Рисую кошку с перьями, где должна быть шерсть. Взъерошенный презрением мой котик. После смерти хочу родиться кошкой. Им все равно, они живут одни.
Твой выбор, с которым тебе жить
Слезинка за убийство. Три точки на руке за Отца, и Сына, и Святого Духа. Глаз Гора, чтобы оградиться от предательства. Пять точек означают срок в тюрьме — ты пятая, остальные стены.
Сокровища мои маленькие и дешевые. Истории, которые рассказывали мне, старые тетрадки с рисунками. Нет у меня в жизни такого человека, которого я бы любила безоговорочно. Мама — это долг. Отец считай что мертв. Хотелось бы, чтоб он реально умер. Школьные друзья и Том — больше выживание.
Том мне нужен, чтобы очиститься внутри. Чтобы был кто-то, кто не знает. Чтобы был кто-то, кто хочет меня, нормально, правильно, обычно. Я теперь свободна, и своей рукой он обводит мои свободные места. Я могу не делать то, что не хочу.
Мама мне скандал устроит, если я уйду с работы и перестану убираться. Но, по правде говоря, она не может сделать ничего, чтобы меня заставить. Я слишком большая и принадлежу себе. Если захочу, могу на теле написать роман. У меня есть власть, есть сила воли. Мне не нужен он. Мне никто не нужен.
Несмотря на это, Вселенная, хорошо, когда есть друг. Может быть, когда-нибудь я расскажу ему все то, что со мной случилось. Если он меня не бросит. Хотя после такого откровения мало кто задержится. Если только из угрызений совести. Порою после секса я плачу. Я притворяюсь, что это из-за наслаждения, но вряд ли. Буду ли я когда-нибудь в порядке? Как самая обычная девчонка. Надеюсь, что когда-нибудь ей стану и больше не буду ощущать черное пятно под кожей, в животе, в мозгу. Недостатки усиливаются с возрастом. Я далеко от места, где мне было больно, но это не исправило мой мозг. Трещины будут только расширяться. Гляньте на маму. Я не справляюсь.
Татуировки могут защищать, а могут рассказать, кто ты такой и что ты делаешь по жизни.
Может, если ничего плохого больше не случится. Если Саймон женится на маме, если она бросит работу и вернется в то время, когда ее еще не ранили внутри. Мне бы не хотелось снова видеть в доме взрослого мужчину. Каким бы безобидным он ни выглядел. Саймон безобидный. Мягкий. Не думаю, что он способен сделать больно. Он ловит мух и пауков и выпускает их в окно. Как будто их маленькие жизни важны кому-то. Мама нашла полную противоположность папе. Не знаю, что именно она искала, но я бы искала именно противоположность. Зачем повторять свои ошибки? Она с него глаз не спускает, охраняет, как дракон золото свое. Они обедают у нас — меня не приглашают. Он остается на ночь, и мне нужно уходить куда-нибудь гулять и не возвращаться, пока они не лягут.
Лаура отделяет меня от своей нормальной жизни — от своего бойфренда и друзей с работы. Когда я была маленькой, у нее особо не было друзей. Раньше были, по всей видимости, но после свадьбы с папой они перестали заходить. Ему не нравились ее друзья, не нравилось, как она себя ведет, когда они в гостях. Это случилось не сразу, не было какого-то общего решения или типа того. Они просто отдалились. У многих свои семьи. Семьям нужно время. Если ты чувствуешь, что тебе не рады, ты не будешь возвращаться вновь и вновь. Мама говорит, что должна была стараться поддерживать с ними отношения, но она хотела задобрить папу и думала, что может решить эту задачку, найти баланс — и он изменится. Меньше дружбы — меньше злобы от него. Ничего не получилось, и Лаура осталась в одиночестве и страхе. Сколько себя помню, она боялась. И сейчас не перестала. Так жить нельзя.
Иконография себя — ты рисуешь, люди видят. Те, у кого есть легенда к твоей карте. Татуировки из тюрьмы синие и смазанные. Чернила из шариковых ручек, сажа иногда. Голубые розы вырастают на груди.
Я многого боюсь: пауков, некоторых дверей и кресел, толпы, мужчин и женщин, домашки слишком сложной, своих ограничений, неудачи, быть неправой и высоты. Я не боюсь отца. Не собираюсь доставлять ему такое удовольствие. Он сделал все, что мог, — хуже не будет. Если он собирался убить одну из нас, он бы это сделал в тот день, когда мы съехали.
Читала я как-то в Интернете, что изнасилование хуже для жертвы, чем убийство. Когда ты мертв, ты ничего не чувствуешь. После изнасилования тебе с этим жить. Ненавижу такой стиль мышления. Хотя я часто мечтаю умереть, я рада, что живу. Моя жизнь — это не только секс. Добродетель не обитает между ног. Ее нельзя забрать — она моя, она внутри. Хотя я чувствую порой, что я испорченная и неправильная, я не жалею, что меня не стали избивать и резать. Иногда мне хочется исчезнуть, но это другое. Если кто-то и убьет меня, то это буду я сама. Это моя жизнь, и я могу с ней поступать как мне заблагорассудится.
Как я хочу нормальной быть! Узнать, что это такое, и притворяться, пока как все не стану. Перестать быть человеком, который носит себя, как одежду не по размеру, что смотрит на людей и размышляет, на что они способны в темные минуты. «Как именно ты меня подставишь?» — вот что я думаю, глядя на людей. Потому что я знаю, что каждый может, и сделает, и делает сейчас.
