Что за девушка - Алисса Шайнмел
Я открываю бардачок. Он набит до отказа: инструкции, которые прилагались к машине, салфетки, батончик мюсли, водительские права, бог знает что еще. Я перебираю все это, пока не нахожу наконец зеркальце. Маленькое зеркальце в коробочке с румянами, хотя я ими никогда не пользуюсь.
Узнав о том, что я режусь, мама решила избавиться, кажется, от всех острых предметов в доме: от каждой бритвы, каждого кухонного ножа, каждой пары ножниц. Сказала, что не хочет, чтобы меня что-то спровоцировало. Я подумывала предложить ей отремонтировать ванную, потому что резалась только там и знакомое окружение может спровоцировать меня гораздо сильнее, чем ножи или ножницы, которыми я никогда не пользовалась, но в итоге решила промолчать.
В конце концов папа заметил, насколько непрактично избавляться от всех острых предметов в доме. Кроме того, я никогда не резалась ничем, кроме старомодных бритвенных лезвий, и я их выкинула, как и обещала. Так что мне разрешено отрезать себе еду и (спустя пару недель примерного поведения) брить ноги. Кодекс чести и все вот это.
В первый раз это случилось в декабре. Полугодовые экзамены. До выпускных оставалась всего пара месяцев. Мне нужно было заниматься все выходные. Папа планировал устроить демонстрацию за права мигрантов в городе и был разочарован, что у меня не получится присутствовать. Они с мамой ушли протестовать, я осталась дома одна, вся на взводе. Я чувствовала себя виноватой, что не смогла пойти с родителями. После нескольких часов непрерывных занятий слова со страниц учебников и экрана компьютера плыли у меня перед глазами, но нужно было продолжать, иначе зачем я осталась дома? Только вот мне никак не удавалось сосредоточиться. Я попыталась сделать перерыв, но не смогла усидеть на месте: ни посмотреть телевизор, ни почитать у меня не вышло. Мое сердце билось, как птица в клетке, которая так металась, что, казалось, могла улететь, несмотря на преграду. Руки тряслись так, что я думала, взорвусь от скопившейся во мне энергии.
И я зашла в ванную у родительской спальни. Взяла из шкафчика с лекарствами одно из папиных старомодных бритвенных лезвий. Он каждый месяц вставляет новое лезвие в блестящую хромированную бритву. Говорит, только так можно добиться действительно гладкого бритья. Я забрала лезвие к себе в комнату. Я видела, как это делают по телевизору, читала в книгах. Хотя я была дома одна, заперла дверь. Стянула штаны и сделала небольшой порез на внутренней стороне бедра.
И мне стало лучше.
Я ощутила прилив облегчения, как будто вся та энергия наконец нашла выход. Сердце перестало так сильно биться, руки больше не дрожали. Я могла чувствовать только одно: боль — и с облегчением сосредоточилась на ней, и только на ней.
Все это звучит гораздо проще, чем есть на самом деле. По правде, порезать себя было не так-то просто. По крайней мере, в первый раз. Я была удивлена, сколько силы нужно прилагать, как долго сопротивляется кожа. На ум приходили все случайные порезы: о бумагу, о соскользнувший нож, о бритву во время бритья ног. Это никогда не казалось сложным. Совсем наоборот, обычно все происходило даже слишком легко. Но я была терпелива и в итоге нажала достаточно сильно, чтобы порезать кожу. Я подумала о хирургах: они не колебались перед тем, как сделать разрез.
Мне не было страшно при виде крови. Я даже не вздрогнула, увидев на коже красный ручеек. Знаете, как в кино один персонаж паникует, а другой дает пощечину и первому персонажу становится легче? Вот это и случилось. Порез успокоил меня.
Потом я промыла рану перекисью и заклеила пластырем. Вытерла лезвие спиртом и спрятала под матрас. Порез был небольшой, и вряд ли остался бы шрам, но мало ли. На следующий день я купила в аптеке бутылку перекиси, пузырек медицинского спирта и пакет ватных шариков. Всем этим я пользовалась каждый раз, когда резалась. Я даже купила дополнительный набор, а с ним и запасное лезвие в бардачок.
Сейчас я открываю дверь машины и с силой швыряю зеркало на землю. Мама как-то говорила, что разбитое зеркало сулит семь лет неудач.
Не уверена, как можно стать еще неудачливее.
Я никогда не резалась ничем, кроме лезвий, никогда не заглядывалась с тоской на острые предметы, никогда не гадала, чем проткнуть кожу.
Но отчаянные времена требуют отчаянных мер.
Только от осознания того, что я собираюсь сделать, становится спокойнее. Я больше не дрожу, сердцебиение замедляется. Я наклоняюсь подобрать зеркало.
Куда нанести порез? Можно расстегнуть штаны и порезать верхнюю часть бедра, но в машине проще приподнять футболку и порезать живот, скажем чуть ниже пояса. Но тогда джинсы будут весь день натирать порез, и кровь может просочиться сквозь ткань, а на мне белая футболка. Будет заметно.
Уродливая коричневая машина Хайрама Бингхема стоит сразу за моей. Только у него парковочное место хуже, чем у меня. А зачем ему парковаться близко к школе, раз он все равно не ходит на уроки?
Я слышала, что Хайрам может достать всякое. Чтобы успокоиться, чтобы взбодриться. Чтобы легче засыпать по ночам, чтобы не клевать носом над учебниками.
Но я понятия не имею, как это работает. Есть какой-то секретный пароль, способ попросить, не проговаривая, что именно тебе нужно? И вообще, что, если кто-то увидит, как я подхожу к его машине, стучусь в окошко? Что, если кто-то догадается, что я псих?
Я мотаю головой. Доктор Крейтер сказала, что ей не нравится слово «псих», но это не мешает мне его использовать.
В конце нашего первого сеанса она порекомендовала мне начать принимать препараты для снятия тревожности и стресса. Она психиатр, а не психолог, так что может и выписывать таблетки, и давать советы, и практиковать терапевтические беседы. Думаю, в больнице ее порекомендовали нам специально — очевидно, доктора считали, что мне нужны препараты. Так что с самого начала я беспокоилась, что, раз доктор Крейтер может назначать медикаменты, она, скорее всего, предлагает их всем пациентам, как хирурги часто предлагают хирургическое вмешательство для решения проблем, потому что этот способ им знаком лучше других.
Если честно, доктор Крейтер рекомендовала не только таблетки. В дополнение к еженедельным терапевтическим беседам она посоветовала мне посещать собрания группы поддержки для подростков, страдающих от тревожности, ОКР, занимающихся самоповреждением. Мама думала, что это хорошая мысль, но мне удалось убедить ее (точнее, папу), что мы обсудим это снова по истечении нашего трехмесячного договора. Встречи с
