Чингиз Гусейнов - Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина
Варга нелестно отозвался о шаирах: сочинения, мол, даже вредные, ибо воспевают утехи. Мухаммед молчит, не пристало защищать своё, с детских лет, поэтическое. Лишь когда Варга снова заговорил о первом ханифе праотце Ибрагиме, Мухаммед неожиданно спросил: - Но что тебе ведомо о свитках ранних? Варга удивлённо глянул на него: - Наши ли они, эти ранние свитки, о которых ты спрашиваешь? - Чьи же? - Иудейские! - ответил, как показалось Мухаммеду, с вызовом: мол, толкуешь о предке, не ведая, что свитки его - чужие. - А что у нас?
- У нас, как известно, шаиры, которые воспевают... - а что воспевают, умолчал, лишь рукой покрутил в воздухе, что могло означать удаль или веселье. Умеют-де пить вино, при этом не от напитка пьянея, а от любви к ней, возлюбленной. Бесстыдное описание её стана божественного, с ума сводящих бедер, завораживающей впадины пупка. Противное мужскому званию самопрославление пред возлюбленной. Частое в устах Варги слово: ислам. Или: самозабвенная вера. Их двое-трое, ханифов, собираются тайно, будто скрываясь от каабцев, дабы вручить себя, отказываясь от каких бы то ни было земных радостей, единому Богу. И приветствие салам, или душевное умиротворение, созвучное исламу. Ханиф - что иудей или христианин. Но коли так, отчего бы не назваться иудеем или христианином, не придумывая ничего нового? - Но у христиан - испорченное, - пояснил Варга, - единобожие. Ибо вера в единого Бога размыта: есть Бог-отец, Богоматерь и Бог-сын. - Ещё Бог-Дух! - К тому ж и приверженность к мирским прихотям, слабостям. А иудеи... Не хочу, чтобы меня, - шутит Варга или всерьёз? - кара постигла за нарушение святости субботнего дня. - Тут же пояснил: - Быть в обезьяну превращённым! - Резко меняет тему: вот, дескать, как звучат на арабском языке премудрости Сулеймановы; увлечён переводом Пятикнижия Моисея, старается быть точным, постоянно помня о еврейских мудрецах, которые объявили траур, сочтя перевод Торы-Таврата на какой-то из языков - Варга не помнит, на какой - неточным (ибо кто даёт буквальный перевод Писания, тот лжёт, но кто - неточный, тот кощунствует!). Так вот: подлинно суетны не ведающие о едином Боге. И почитают за богов, правящих миром, или огонь, или ветер, или движущийся воздух, или звёздный круг, или бурную воду, или небесные светила. А если, пленяясь их красотой, удивляясь силе и действию их, они почитали их за богов, то должны были бы понять и узнать, насколько лучше их и могущественнее Тот, Кто сотворил их, Виновник бытия их!
... Абу-Талиб к ним явился: жена его четвертого сына родила, ещё не обрёл имя, пусть Мухаммед назовёт.
- Будет Али! - предложил Мухаммед. - Высший?! - Даже Всевысший!.. Нет, богов дразнить не станем, всего лишь Возвышенный, мой родной, - не сказал двоюродный, - брат. Просьба ещё, чтобы богатый племянник взял на попечение Али и вырастил. Мухаммеду услышалось: Утолить тоску по сыну. Другого сына, Джафара, согласился взять в свою семью брат Аббас. Мухаммед словно примирился, что он - отец дочерей, любит их и в каждой чтит женщину. И матерью своих дочерей любим. - Чувствую себя с тобой, - Хадиджа Мухаммеду, - будто мне восемнадцать и ничего прежде не было. - И тут же: - Кто я тебе? - Ты дочь моя. - Ей нравится. - Ещё?
- Сестра и друг. - Подруга - это точнее. Даже... - подумала было сказать, что мать она ему, но смутилась и перевела разговор в шутку: - Так что, - голос звонкий, всегда слушайся меня! Скорая, вся - движение, глаза светятся радостью. - Я тебе ещё сына рожу! - убеждена. - Но надо щедро одарить, чтобы умилостивились, мекканских богов! Из давних её намерений, когда вторично замуж вышла: восстановить сообща Каабу. Забор в человеческий рост надо расширить, укрепить и поднять: паломников порой негде разместить. Песок разъел стены, обветшали, люди не помнят, когда храм подновлялся.
А тут - буря на море, выброшен на берег потерпевший крушение византийский корабль, и решили мекканцы: разобрать и выкупить, собравшись родами курайшей и окрестными племенами, корабельные балки и мачты, привлечь к работе матросов, начать восстанавливать храм.
26. Сон и его разгадка
Приснилось Мухаммеду, что стоят у ворот Каабы понурые праотец Ибрагим и его сын Исмаил, - мекканцы часто вспоминают предков, дабы прекратить раздоры. Помнит, Мухаммед подумал: Не хотят войти в храм! - Это наша святыня Кааба?! - спрашивает Исмаил удивлённо у отца. - Да, - вздыхает Ибрагим. - Некогда построенный нами храм, шестигранник! Именно это слово: шестигранник. И такая печаль в его взоре! А показав на Священный камень, молвил: - Увы, почернел белый яхонт, ниспосланный некогда праотцу Адаму. - Но Камень всегда был чёрный! - возражает Мухаммед. - И ты меня будешь учить?! - вскричал Ибрагим. - Я не хотел... - От людских пороков Камень почернел! - недовольно нахмурился. Мухаммед - смущён, растерян - приглашает их внутрь, умоляет, но те не двигаются с места, не слышат, казалось бы, его. - Нет, - отвечает Ибрагим, голос непреклонен, - уйдем отсюда! Здесь неуютно! - Мы вас так ждали! - говорит с обидой Мухаммед, кажется, вот-вот расплачется, что не находит нужных слов. - Мы так на вас надеялись! - Правда? - Исмаил вдруг обрадовался. А отец упорно молчит. - Ну да! - уверенно отвечает Мухаммед. - Пригласить в эдакие развалины?! - не сдержался Ибрагим. - Омрачить наш дух? - Но мы... - Даже крыши над головой нет! - Мы...
Но не даёт ему Ибрагим договорить: - А Камень, на котором отпечаток ноги моей, - где он? - Вот же! - показывает Мухаммед. - Где?! Смотрит Мухаммед - нет на месте Камня!
- Да будет тебе ведомо, - сердится Ибрагим на Мухаммеда, - что Камень служил подмостком и поднимался по мере того, как возводились стены храма! Куда вы подевали этот Камень?!
- Наши золотые монеты...
Снова прервал его Ибрагим, не стерпев: - Смеешь рассказывать, что нищи, нет у вас денег?! Я ни от кого и никогда не взял ничего, от нитки до ремешка обуви, чтобы не сказали: "Я обогатил Ибрагима!", а ты!.. - И с укором глянул на Мухаммеда. Сон как явь: то ли привиделось, то ли впрямь явились сюда Ибрагим с Исмаилом. В окно смотрел молодой месяц. Нет, надо было уговорить! Проснулся Мухаммед и уже не мог уснуть. Проснулась и Хадиджа. Мухаммед рассказал - видение или сон? Но умолчал про Чёрный камень, ибо увиденное во сне расходилось с услышанным от деда. Да и как мог не знать Ибрагим, что известно каждому мекканцу: Чёрный камень некогда был ангелом-хранителем, приставленным к Адаму в раю. И превращён, наказанный, в камень, ибо не углядел за Адамом. И был - это совпало с изгнанием Адама - низвергнут Богом на землю. Чудодейственно спасён во времена потопа и отдан затем Джебраилом Ибрагиму, и он вделал этот Камень, ярко, точно луна, светивший в ночи, в угол внешней стены. Белый и блестящий, Камень постепенно почернел от поцелуев и прикосновений грешных губ и рук.
- Кааба, - сказал Абу-Бакр, когда Мухаммед о сне поведал, - утратила первозданный вид. - И что же? - Твой сон подсказывает выход.
- Справимся ли?
По преданию, дед рассказывал, храм имел величественные ворота на восток, туда, где Эль-Кудс. И на запад тоже. Ворота назывались Лунными и Солнечными. Поистине от ворот этих остались одни развалины. Как только Абу-Бакр ушел, Хадиджа - к Мухаммеду: - Я часто думаю про Хаджар, как она обрадовала Ибрагима, родив сына. - И ты родишь! Вот вернём Каабе первозданный вид!.. Судьбе было угодно ускорить восстановление храма: случился пожар, потушенный ливнем, и сель довершила начатое дождём: высилась отныне Кааба полуразрушенным уродливым остовом. То - неведомо за что наказание богов. Но кто осмелится навлечь новый гнев богов, начав доламывать невысокие, в рост человека, старые стены? Эти валуны, кое-как сложенные, - их надо заново установить, возвести новые высокие стены, покрыть храм крышей. И разросшийся вокруг терновник вырубить. Кто не побоится притронуться к тому, что осталось от Каабы? Нашёлся смельчак! Кто? Валид бин Мугира: Боги, - обратил взор к небу, - мы не желаем вам зла, хотим только добра! И, взяв кирку, стал ломать стену между Чёрным камнем и йеменским углом, топором вырубил терновник. Решили ночь переждать: если будут наказаны за дерзость, перестанут ломать, пусть Кааба останется такой, какая есть. А если... Но боги, похоже, были довольны. Разрушили храм, а когда дошли до основания, взору предстали камни зеленого цвета, похожие на верблюжьи горбы.
Кто-то воскликнул: Камни, положенные Ибрагимом!
Стали возводить стены из перемежающихся рядов камней и деревянных корабельных брусьев. Вход подняли вдвое, до восемнадцати локтей, стал выше роста человеческого. Впервые храм получил крышу, которую поддерживали шесть деревянных столбов: изрядную сноровку проявил корабельный плотник. Изнутри оштукатуренные стены покрыли росписями (стёрли впоследствии, признав чужеродными, византийскими). Спор возник из-за священного Чёрного камня, который был вынесен при строительстве, надёжно укрыт в доме Мухаммеда. Камень издавна покоился внутри, считался ключом к храму Небесному: кому или чьему роду внести в храм и установить Чёрный камень? Клялись, доказывая друг другу, чей род древнее. Перессорились, осыпая друг друга выкриками оскорбительными, вот-вот начнут драться. Мухаммед подсказал, как решить спор со святыней: велел рабу Мейсару расстелить на площади широкий палас, вынес и положил на него Чёрный камень. "Теперь, - сказал, - пусть представители всех родов курайшей подойдут ко мне, возьмутся за края паласа и сообща внесут священный камень в храм!" Чёрный камень будто ожил, когда установили его. Это был шестигранник, а подставка держалась на шести колоннах. Восстановление храма совпало с рождением у Мухаммеда новой дочери. Она появилась в особенный год, - сказал он Хадидже, предложив назвать... Помолчав, торжественно произнёс: Именем божественным и звёздным - Фатимейи-Зохра, или Фатима. Но чем ещё этот год особенный? Строками?!
