Михаил Салтыков-Щедрин - Том 6. Статьи 1863-1864
Призраки сильны, потому что они результат не произвола, а исторического развития. Призраки обязаны своим происхождением многовековому процессу, болезненному, но закономерному. С ними связано множество реальных интересов. Человеку трудно разглядеть, что былое знамя, былые кумиры, которым поклонялись целые поколения, обветшали, что исчерпанный и переживший себя идеал необходимо заменить идеалом новым. «В особенности, — пишет Салтыков, — ощутительно дает себя чувствовать… трагическая сторона жизни в те эпохи, в которые старые идеалы сваливаются с своих пьедесталов, а новые не нарождаются. Эти эпохи суть эпохи мучительных потрясений, эпохи столпотворения и страшной разноголосицы».
Слова эти вводили весь круг рассуждений «Современных призраков» в громокипящую современность. 60-е годы и были такой переходной эпохой, вызвавшей у одних растерянность, у других иллюзии, а у третьих сознание необходимости «опять и опять идти, опять и опять искать». Реформы 60-х годов оказались лишь новыми «призраками». Новыми «призраками» оказывались и капитализм, приходивший на смену крепостничеству, и порожденный им буржуазный индивидуализм.
Философская и политическая зрелость Салтыкова не позволила ему закрыть глаза на некоторые «призрачные» моменты, заключавшиеся в идеалах и программах утопического социализма. Были утописты, ожидавшие «золотого века», в котором общественные отношения и отношения людей к природе установятся раз навсегда, на одном совершенном и неизменяющемся уже уровне. Другие, в том числе упоминающийся в статье Фурье и неназванный, по понятным причинам, Чернышевский в своем романе «Что делать?», не только предсказывали будущее, но и регламентировали его вплоть до мельчайших подробностей. Третьи, как Роберт Оуэн, например, также упомянутый Салтыковым, думали, что им удастся создать социалистические ячейки внутри господствующего капиталистического общества. Все это Салтыков считал нереальным, «призрачным». Мало того, он не видел ничего утешительного в перспективе жизни, раз навсегда регламентированной, вращающейся все по одному и тому же кругу. Остановка развития равнозначна смерти; «между тревожною жизнью и спокойною смертью — куда склонится выбор наш?» — спрашивал он. В идеалистически-романтических и утопических упованиях на будущее, в представлении о «золотом веке», замыкающем и приостанавливающем дальнейшее развитие, Салтыков также находил призрачность, мешающую ориентироваться в общественной борьбе.
Салтыков боролся с «призраками» для того, чтобы направить политические и социальные усилия революционной демократии по реальному пути. Людям движения необходимо развеять «призраки», пролить свет на истинное положение дел для того, чтобы успешно действовать. Вопросы, возникшие вследствие превращения былых «краеугольных камней» в «призраки», необходимо разрешить, по мнению Салтыкова, «немедленно», «чем скорее, тем лучше».
Если господствующие не внемлют голосу разума, если низы будут слишком коснеть в пассивности, тогда кризис призрачной действительности будет «ликвидирован» стихийным всеобщим восстанием. Статья «Современные призраки» содержит «формулу» стихийной революции, как представлял ее себе Салтыков. «История, — писал он, — сама берет на себя труд отвечать на эти <неразрешенные> вопросы. Когда цикл явлений истощается, когда содержание жизни беднеет, история гневно протестует против всех увещаний. Подобно горячей лаве проходит она по рядам измельчавшего, изверившегося и исстрадавшегося человечества, захлестывая на пути своем и правого и виноватого. И люди и призраки поглощаются мгновенно, оставляя вместо себя голое поле. Это голое поле представляет истории прекрасный случай проложить для себя новое, и притом более удобное ложе».
Салтыков ставит вопрос о том, «можно ли предупредить подобные гневные движения истории», и говорит о естественности и законности попыток такого предупреждения. Больше того, салтыковские призывы к обществу «добровольно» и «полюбовно» свергнуть старые идолы с их пьедесталов (своеобразная вариация просветительских иллюзий, сквозивших и в финале «Глуповского распутства», см. т. 4 наст. изд., стр. 560) несколько даже противостоят объективному смыслу статьи с ее широкими философско-революционными тезисами и заключениями.
Историко-философская концепция «Современных призраков» содержит и обоснование задач литературы, в частности, сатирической литературы. Цель литературы — установление истины, свободное исследование, ведущее к «исчезновению призраков». Призраков безобидных нет, «всякий призрак держит за собою целую систему», компромиссы с которой невозможны. В освобождении сознания масс от «призраков» сатира призвана сыграть особо действенную роль. На эзоповом, «фигурном» языке Салтыкова эта мысль выражена следующим образом: дикому «вотяку», уже переставшему верить в своего «идола», но еще не вполне «расквитавшемуся» с ним, надо доказать, что «освобождение <от «призрачной» власти идола> необходимо должно сопровождаться оплеванием, обмазыванием дегтем и другими приличными минуте и умственному вотяцкому уровню поруганиями и что тогда только расчет с идолом будет покончен, когда последний будет до такой степени посрамлен, что скверно взять его в руки, постыдно взглянуть на него».
Стр. 381. Le globe est confié à l’humanité…— Эпиграф к статье «Современные призраки» взят из книги Виктора Консидерана «Destinée sociale» (первое издание — 1837 г.), которая считалась наиболее совершенным и систематизированным изложением учения Фурье. Как и его учитель, Консидеран полагал, что план совершенного и гармоничного общественного устройства открыт и установлен в подробностях — остается его осуществить. Книга Консидерана произвела большое впечатление, в том числе и на русских социалистов 40-х годов. Она пользовалась особенной популярностью у петрашевцев и ее хорошо знал Салтыков.
Стр. 390. И еще не прав г. Тургенев, заставляя своего героя погибнуть жертвою случайности: такого рода люди погибают совсем иным образом. — Салтыков хочет сказать, что такие люди, как Базаров, герой «Отцов и детей», погибают не вследствие непредвиденной и нелепой случайности (в романе — от заражения трупным ядом при анатомировании), а в революционной борьбе или в результате правительственных кар. Об отношении Салтыкова к роману Тургенева см. т. 5 наст. изд., стр. 581–582, и наст. том. стр. 570.
Успенский — Николай Васильевич.
…литературу великодушных порываний (aspirations généreuses), которая преимущественно пользуется кредитом во Франции…— Реформистская, социально-утопическая и социально-демагогическая литература, утверждавшая иллюзии о возможности мирного, безболезненного преобразования общества к выгоде и обездоленных и господствующих. В качестве одного из примеров можно назвать сочинения Жюля Симона, идеи которого популяризировались во «Времени» Ф. М. Достоевского и были поддержаны П. Л. Лавровым. Взгляды Жюля Симона подверг в 1860 г. критике Чернышевский в статье «Антропологический принцип в философии».
…так называемые idées napoléoniennes…— Наполеоновские идеи были пронизаны социальной демагогией, имевшей целью привлечь массы на сторону наполеоновской династии и Наполеона III.
…руководит человеком… понятие о вменяемости преступлений или о вреде страстей…— Проблемы вменяемости или невменяемости преступлений и вопрос о природе человеческих страстей были пунктами спора между апологетами капитализма и утопическими социалистами. Салтыков хочет сказать, что идеологи, видевшие причину преступлений исключительно в злой воле преступника и считавшие человеческие страсти насквозь греховными, опираются в своей аргументации не на науку, а на религию.
Как кому угодно. Рассказы, сцены, размышления и афоризмы*
Впервые — С, 1863, № 8, отд. I, стр. 567–610 (ценз. разр. — 7 сентября). Подпись: Н. Щедрин. Раздел «Семейное счастье» был включен впоследствии, с некоторыми изменениями, в цикл «Благонамеренные речи» (гл. X).
Сохранилась черновая рукопись, отличающаяся от текста журнальной публикации рядом разночтений (ИРЛИ).
В настоящем издании печатается по тексту «Современника» с устранением по рукописи двух цензурных замен (стр. 420, строки 16–17: вместо «однажды дьячку потихоньку косу обстриг, и как дьячок был» — «однажды батюшке потихоньку косу обстриг, и как батюшка был»; стр. 421, строки 20–21: вместо «каску, да войдет» — «каску с какими-то чудодейственными орлами на вершине, да войдет»).
Приводим два важнейших варианта черновой рукописи:
Стр. 407, строки 22–23. После «на которые устремляет свои взоры» — в рукописи было:
