Профессия – лгунья - Зоя Геннадьевна Янковская
— Ну, судить об увлечениях целой нации, глядя на Японию в дверную щель ночного клуба. Не знаю… Не знаю… — усомнилась я.
— А, ну да, забыла, помимо денег у них еще интерес раскрутить хостесс на постель. Так что у хостесс и кексов взаимные интересы. Он раскручивает тебя на постель, а ты раскручиваешь его на деньги. Только он ДУМАЕТ, что приближается к своей цели, а ты в это время на самом деле осуществляешь свою цель — зарабатываешь на нем. Так что, шевели извилиной, чтобы гость не мог отлипнуть от тебя, чтобы он шёл сюда за твоими восхищенными взглядами, за твоим тёплым приемом, за твоими обещаниями. Не хочешь иметь богатого любовника, противны они тебе, ну учись тогда держать человека на коротком поводке, чтобы он верил, что всякий его приход приближает его к цели, что вот-вот ты отдашься ему, согласишься быть его. И прекрати ты слишком хорошо о них думать. Все они просто хотят затащить тебя в постель, а женятся они на своих. Даже если японец хочет жениться на белой женщине, то и здесь особо обольщаться не надо. Белая жена — это как машина новой модели, как дорогущие часы. Так что прекрати перед ними испытывать угрызения совести. А то нашла, кого жалеть. Все они похотливые извращенцы и циники страшные, почище всякой опытной хостесс, которая за годы работы уже сама озверела и забыла о всякой морали.
Так из этих слов проистекало само собой, что для хостесс этика — понятие гибкое и относительное, потому что оно гнулось относительно нравственных критериев гостя. Всё просто, с лгуном можно быть бесчестной, а с подлецом — подлой.
— Господи, какой ужас, — сказала я тихо.
— Нет, нет, ты так никогда не станешь «ичибан», — сказала со вздохом Вика.
— Кем не стану?
— Ичибан — номер один по-японски. Видела там схема висит возле раздевалки? Это схема, кто на каком уровне находится. Там подробно расписана работа всех хостесс, начиная с самой прибыльной девушки и кончая самой безуспешной.
— А-а, администрация играет на тщеславии хостесс, чтобы стимулировать их работать лучше?
— Ну конечно. Клуб зарабатывает на тщеславии хостесс. Хостесс зарабатывают на тупости кексов. Тут всё взаимосвязано. Ну разве не приятно тебе будет, если ваш администратор на планерке скажет: «В этом месяце у нас ичибан стала…». Какое у тебя здесь имя?
— Катя.
— Ну вот, он скажет: «В этом месяце у нас номер один — Катя». Разве не бальзам на душу?
— Ну, номер один по лживости. Честно говоря, не сильно прельщает.
— У тебя всё есть для того, чтобы быть первой, а ты не хочешь этим воспользоваться. Жалко мне тебя. А ты, я смотрю, не такая упёртая, — сказала Вика Ольге.
— А что упрямствовать? Мы уже здесь. Назад не уедем. Значит, все равно придется принимать эти правила, — уныло ответила Оля.
«Пустота и отупение… Отупение и пустота», — бессмысленно повторяла я себе, снова и снова прокручивая перед сном диалог с Викой. Сознание моё изнывало, противилось услышанному, а я насильно пыталась внедрить в него всё то, что было чуждо моему нутру.
XII
По злой иронии судьбы долгожданные встречи с русскими вместо радостей приносили досаду или, того хуже, разочарование. Через призму ностальгии по России всё то, что было связано с нашей страной, виделось нам в приукрашенном, далеком от реальности, свете. Встречи с русскими были для нас олицетворением глубокого родства и взаимопонимания. Мы как будто не хотели понимать, что встречи с носителями родного языка и менталитета не отменяли того, что это чужие, незнакомые люди. Кто же мог оправдать такие ожидания?
— Ираша имасе-е-е! — загорланили мы, когда пришли в клуб трое белых мужчин.
— Да расслабьтесь, девчонки! Мы свои. Пойдемте лучше выпьем пива, — сказал нам один из парней по-русски.
— О-ой! — протянули мы с нежностью.
— Ну как вы здесь? — сказал проникновенно Сергей, когда мы все сели за столиком. Приветливый и естественный, он непринужденнее всех держался и сразу располагал к себе.
— Ой, плохо, плохо, — вздохнули мы.
— Ну держитесь! За вас, девушки!
— Уррра-а! — громко крикнули мы, чокаясь.
Гости за другими столиками озадаченно замолчали.
— Девушки, — сказал Сергей, — завтра я возвращаюсь домой. Я из Москвы. Предлагаю на прощанье сходить куда-нибудь поесть после закрытия клуба.
— Ну вот, — сказала Ольга, — не успели познакомиться, как надо прощаться.
Лёня, светловолосый невысокий парень с задумчивым взглядом, упорно молчал. Лицо его казалось мне знакомым.
— А ты откуда приехал? — поинтересовалась я.
— Из Хабаровска.
— Боже, да мы земляки! Как мир тесен, ребята! Мы земляки!
Интроверт Лёня мало удивился.
— А ты откуда? — спросила я третьего мужчину. Игорь сидел напротив. Несмотря на приятную внешность, симпатии он не внушал, потому что выражение лица его было насмешливым и высокомерным. Пристально глядя на меня исподлобья, Игорь молчал. Так что я стушевалась и пожалела, что обратилась к нему с вопросом.
— А что ты там села возле Лёньки, — неожиданно ответил он вопросом на вопрос.
— Куда посадил Куя, там и сижу.
— Садись рядом, — сказал он приказным тоном.
Я пересела к нему.
— А что у тебя колготки пузырями? — с ходу спросил он.
— Эти были самыми дешевыми в самом дешёвом магазине. Если помнить о том, что ты — гость, я не должна игнорировать твои вопросы. А хотелось бы. Я думала, пришли русские, можно порадоваться и, наконец, почувствовать себя свободно. Оказывается, нет.
— Не позорь Россию, — продолжал он, — Ты здесь не только за себя отвечаешь. Ты отвечаешь за честь своей страны. И выглядеть должна идеально.
— Да что за бред?!
Все замолчали. Повисла неприятная пауза.
— Ребята, ну перестаньте ругаться, — сказал добрый Сергей.
— Зачем ты сюда приехала? — не отставал Игорь, — Знаешь, какой ты уедешь отсюда? Не узнаешь себя. Сломаешься. Ничего представлять из себя не будешь! Вернёшься
