Лицедеи - Владимир Алексеевич Колганов
Но вот однажды на пороге дома появился нежданный визитёр. Поначалу Сева его не узнал, смущала борода и надвинутая на глаза белая панама. Несколько слов по-итальянски успел выучить, поэтому спросил:
– Ciao signore! Quello che ti serve?
Незнакомец помотал головой и криво усмехнулся:
– Вижу, ты совсем тут оборзел. Старых друзей не узнаёшь.
Друзей у Севы сроду не было, не возникало такой необходимости. Были партнёры, коллеги по работе, знаком кое с кем из Администрации, мэрии и Минкульта, но, чтобы назвать кого-то из них другом – это уже чересчур! За другом, как известно, надо идти и в огонь, и в воду, а к этому Сева не готов. Поэтому и спросил незнакомца, теперь уже по-русски:
– Вы о чём?
– Да всё о том же. Счётчик тикает… Когда будешь отдавать долги?
Тут только Сева догадался, кто перед ним – Митяй!
– Ты вроде бы должен был сесть, причём надолго.
– Откупился! Пришлось все свои активы отдать…
Тема денег была Севе крайне неприятна, поэтому поспешил пригласить Митяя в дом, ну а там видно будет.
Накрыл стол, выпили за встречу. Потом Митяй рассказал о том, как его буквально изнасиловали, заставив оплатить расходы на войсковую операцию:
– Мало того, что снесли забор и выбили все окна, так ещё и стены раскурочили! Искали потайную комнату, где я прячу каких-то террористов. Кто им мог подсунуть эту туфту, ума не приложу.
– Митяй! Я тут ни при чём. После того, как Алину ты увёз с собой, я всю ночь пил, к утру и лыка не вязал. Думал, концы отдам, не было сил даже вызвать неотложку…
– Ну да ладно, это дело прошлое. Ты-то как устроился в чужих краях?
– Да вот, с хлеба на воду перебиваюсь. На телевидении иногда подрабатываю, участвую в ток-шоу за мизерную плату.
– Ну-ну, – Митяй кинул взгляд на закуску, на бутылку дорогого коньяка, усмехнулся, но больше ничего так и не сказал.
Сева понял, что вляпался, второпях выставил на стол то, что было в доме. Но даже если не обращать внимания на угощение, интерьер гостиной, где расположились, никак не соответствовал статусу безработного мигранта. Самое время объясниться:
– Ты не смотри по сторонам, всё это не моё. Снял особняк на месяц у знакомого кинопродюсера, он с семьёй уехал в Штаты навестить родню. Так что и не знаю, что предпринять, когда вернётся.
– Ну а сам домой не надумал возвращаться?
Сева тяжело вздохнул:
– Честно говоря, не тянет. Если снова начнут копать и возьмут меня за жабры как соучастника, никакие заслуги не спасут? Ты вот откупился, а я…
Тут он понял, что снова стал дудеть не в ту дуду, но было уже поздно… Митяй встал из-за стола, подошёл к картине, висевшей на стене, и спросил:
– Это сколько стоит?
Сева хотел было повторить, что картина не его, как и весь этот роскошный особняк, но что-то сдавило ему горло и потому изо рта вырвался лишь стон – наверно, такие звуки способны издавать только приговорённые к заслуженному наказанию. Митяй отреагировал весьма своеобразно, в традициях той среды, где вырос, а позже создавал начальный капитал.
– Не бзди, Сева! Резать я тебя не собираюсь, а то хлопот потом не оберёшься. Но тему как-то надо закрывать, иначе получается не по понятиям. Ты денежки присвоил, да ещё проценты набежали, так что вынь да положь, и разойдёмся как в море корабли.
Когда из кармана достают туза и нечем его крыть, а на кону целая куча денег, уже поздно задавать себе вопрос: почему так получилось? Можно признаться, что виноват, но это всё равно что заявить, будто жизнь прожита зря, то есть совсем не так, как могло бы быть, если бы жил по совести.
И вот Сева пошатываясь на полусогнутых ногах направился в свой кабинет – туда, где в замурованном в стену сейфе обычно хранят то, что не предназначено для посторонних глаз. Такие сцены Митяй не раз видел в американских боевиках – а вдруг из сейфа вместо денег достанет пистолет? Вполне резонно, что он пошёл за Севой, внимательно следя за его руками.
Однако всё произошло совсем не так, как в банальном детективе. Сева открыл сейф, но вдруг его ноги подкосились и тело рухнуло плашмя на паркетный пол. Затем лицо побагровело, глаза словно бы вылезали из орбит, а на губах появилась странная улыбка, которая никак не соответствовала тому, что только что случилось. И тут он еле слышно прошептал:
– Весь мир – театр. А мы…
Лицо Севы побледнело, замерли зрачки и только губы продолжали шевелиться, как будто пытались завершить последний монолог.
Глава 16. Вместо эпилога
Однажды солнечным апрельским днём в Чистом переулке случилось событие, которое обитатели окрестных домов поначалу восприняли в штыки, и на то были веские причины. В течение нескольких часов переулок оказался недоступен на всём его протяжении – от Пречистенки до Большого Левшинского, так что заехать в него или пройтись по тротуару не было никакой возможности. Всё дело в том, что снимался эпизод первой встречи Маргариты с Мастером – тут уж не надо пояснять, о чём идёт речь, поэтому и пешеходы, и автомобилисты в итоге отнеслись к неудобствам с пониманием.
Работа над очередным вариантом экранизации «закатного романа» была в самом разгаре вопреки общепринятому мнению, будто все попытки такого рода обречены на неудачу. Сколько уже было сломано копий и в Европе, и за океаном, однако съёмки срывались из-за нехватки денег или из-за судебных тяжб с наследниками автора романа, а если создателям всё же удавалось довести съёмки до конца, представленный публике продукт коллективного творчества по своему уровню никак не соответствовал тексту, который создал всего лишь один человек, не прибегая к помощи меценатов и продюсеров.
Однако на этот раз все участники съёмок были уверены, что наконец-то удастся создать шедевр, и на то были основания. Во-первых, режиссёром-постановщиком стал человек, который и сам не чужд литературному творчеству, а это уже серьёзный аргумент в пользу грядущего успеха. Во-вторых, на роль Маргариты выбрана Алина Гурская, та самая, что блистала в спектакле «После оттепели», когда-то шедшем на сцене «Театра всех времён» – увы, театр погорел в прямом и переносном смысле, а само здание после капремонта будет переоборудовано под музей народных промыслов.
И вот уже Мастер с Маргаритой встретились, уже она спросила:
– Нравятся ли вам мои цветы?
А он ответил:
– Нет! Я люблю цветы, только не такие.
Ну а затем любовь
