Тэянг - Екатерина Соболь
Пак не соврал: в столовой уже сидели все члены группы, а у двери висело огромное расписание, мимо которого я вчера проскочил не глядя. Обстановка была мрачная, как на собрании анонимных алкоголиков, и я впервые заметил, что никто тут не залипает в телефонах. Выходит, его не только у меня отобрали, поэтому расписание и вывешивают на бумаге. Оно гласило:
06:00–08:00 – вокал (Х 323, ПЛД 306)
08:00–11:00 – хорео (Х МЗ, ПЛД БЗ)
11:00–14:00 – хорео общая, БЗ
14:00–15:00 – обед, отдых
15:00–18:00 – вокал общий, 306
18:00–21:00 – хорео живой звук, БЗ
21:00 – ужин
С ума сойти! Четырнадцать часов, как мои две смены в кафе!
– Вы всегда так пашете? – не поверил я.
– Перед релизом, – улыбнулся Джо и бодро похлопал по столу. – Садись, Хён, еду тебе уже принесли.
Это было так дружелюбно, что я решил: видимо, Джо планирует воткнуть мне нож в спину. Общение с группой напоминало какой-то детектив, где я расследую собственное, еще не состоявшееся убийство, так что все реплики я мысленно вкладывал в папку «Дело», как копы в кино.
– А что в расписании в скобках написано? – спросил я, забрасывая в рот какую-то безвкусную незнакомую крупу. Кормили тут скудно. Похоже, насчет поддержания веса Пак не шутил. – Буквы, цифры?
– «БЗ» – большой зал, «МЗ» – малый зал, – тут же ответил Джо, чем только укрепил мои подозрения. – Еще там первые буквы наших имен и номера кабинетов. Тебе сейчас в триста двадцать третий.
На фоне этой подозрительной доброты я даже на Линхо глянул с симпатией – тот жевал, угрюмо посматривая в мою сторону. Приятная стабильность! А Пак на меня вообще внимания не обращал, так что мое желание поблагодарить его за то, что спас меня от позора, разбудив вовремя, исчезло без следа.
Тренером по вокалу оказался меланхоличный пожилой мужчина. Он два часа отрабатывал со мной вокальные техники, которые нужны для исполнения «Не влюбляйся», и я устал куда больше, чем если бы действительно пел своим голосом. Он объяснял всякие классные нюансы, голос их немедленно исполнял, тренер восхищался, как быстро я схватываю, и два часа тянулись как вечность. Когда пришла Бао, тренер сказал ей, что я – «профессионал классической школы», велел исполнить при ней все, чему мы научились, и удалился.
Идеально накрашенная Бао похвалила меня и отвела в танцзал с зеркальными стенами. Там меня ждала хореограф в кепке и рубашке – не той, что на прослушивании, но все равно клетчатой.
– Я упростила танцевальную связку, теперь называю ее «связка для самых убогих», – заявила она, когда мы закончили разминку. – Справится даже бревно вроде тебя. Парням я уже показала, они отрабатывают. Ну, поехали.
Вот тут я и встретил свою погибель. Я думал, худшее испытание – скука длиной в два часа – уже позади, но куда сложнее оказалось видеть в зеркале чучело, которое определенно не справлялось даже со «связкой для убогих».
Движения и правда несложные, но их было так много, что я не мог запомнить порядок, не попадал в музыку, а уж о том, чтобы красиво двигаться, даже мечтать не приходилось.
– Макнэ, ты безнадежен, – сказала хореограф через час. – Без всяких преувеличений.
Очевидно, продюсер был прав: как бы я ни пел, на выступлении перед большими боссами меня это не спасет. Визитная карточка поп-групп в нашей стране – идеально синхронные танцы, и огородное пугало на сцене никому не нужно, как бы оно ни пело. Хореограф упорно повторяла со мной движения, но факт оставался фактом: я готов был заплатить своему отражению в зеркале, чтобы никогда больше не видеть его танцующим.
Три часа спустя я весь взмок, ноги дрожали, а время при этом прошло, считай, бесполезно: связка вызубренных движений не сделала из меня танцора. Я пришел к остальным в большой танцзал, хореограф выстроила нас перед зеркалом, и мы попытались станцевать весь номер целиком. Лично я сбился через пять движений, минуты две восхищенно смотрел, как танцуют остальные – улетно, – а под конец песни под убийственным взглядом хореографа снова вступил и закончил одновременно со всеми. В зале воцарилась тишина, которую, наконец, нарушил Линхо.
– Какой кошмар, – выдохнул он почти с восхищением.
Я не обиделся – «кошмар» это еще мягко сказано.
– Меня выгонят, – искренне сказал я, после каждого слова делая паузу, чтобы отдышаться. – Простите, что так вышло.
– Не простим. Ладно, что уж не танцевать, раз собрались, – вздохнул Линхо и поправил темные очки.
Он был в них с начала тренировки, будто хотел показать, что танец легкий, даже очки не упадут. Зачем ему вообще очки на тренировке?! Чтобы самого себя красотой в зеркале не ослеплять? Я злорадно глянул на Пака – при его нынешнем виде самым красивым участником автоматически становился Линхо. Вот уж кто себе точно пластику сделал! Ровный нос, идеальный разрез глаз – хоть в кино показывай. Пак словно прочел мои мысли и закатил глаза, показывая, что ему на мое мнение плевать.
Остаток дня был похож на ночной кошмар, из которого не выбраться, потому что ты выпил снотворное и утратил контроль над сознанием. Я путал ноги, сбивался с ритма, забывал, что дальше, и возненавидел свою любимую песню. Отдельным кругом ада было то, что тут называли «хорео живой звук» – все танцуют и одновременно поют в микрофоны.
Со своим обычным голосом я бы сдох еще на первой строчке – невозможно петь и танцевать одновременно, – но даже с подарком Лиса я не блистал, потому что, следя за движениями ног, вообще забывал о необходимости петь, а голос все-таки работал только тогда, когда я вовремя открывал рот.
Иногда заходила Бао, снимала нас на телефон, и вот уж это была подлинная на сто процентов запись, никакого притворства. Я представил, что сказали бы фанаты, увидев, какого неумеху подсунули группе, и начал стараться с удвоенной силой. Даже обрадоваться не смог, когда Бао заглянула и с ноткой отчаяния сказала:
– Девять часов. Ужинайте и отдыхайте, завтра продолжим.
Еду я глотал, не чувствуя вкуса, – слишком устал. К счастью, остальные до меня не докапывались уже полдня: вели себя как профессионалы, не жаловались, четко повторяли движения и строчки песни по тысяче раз. Только Пак на меня
