Театр тающих теней. Конец эпохи - Елена Ивановна Афанасьева
– Расстрельных повезли. – Возница крестится.
– Как расстрельных? Откуда знаете?
– Теперя их так возят. Матросы с винтовками по углам, шоб не рыпались. При побеге палят во всех без разбора.
Грузовик скрывается за поворотом. Минута-другая, и снова звуки выстрелов, крики. Всё громче. Совсем не похоже на пальбу на митинге.
– Держи, гада! Держи!
– Убег кто-то… – снова крестится возница.
– Давайте не поедем туда! – Теперь уже просит сама Анна.
– А куды ехать-та? Впереди матросы. Позади, вишь вона, комиссары. На месте стоять – всё одно убьють. На кой ляд везти тебя согласился!
Лошадка семенит вперед, где на дороге на месте побега остались лежать несколько трупов. Грузовик с расстрельными уехал, а тела – вон они, прямо на дороге.
Анна, прищурившись от страха и плотнее прижав к себе дочку, разглядывает убитых. Мужчина в военной шинели. Еще один военный в старой флотской форме. Пожилой человек с разбитым пенсне… За что их всех? За что?!
И эта та революция, бежать смотреть которую она хотела в свои четырнадцать? Мать тогда не пустила на улицу без шляпки. Сейчас она без шляпки, в зипуне и пролетарской красно-черной шали, в которую кутает Ирочку и себя. И бежать не нужно смотреть революцию. Она уже везде. От нее и в этом рванье не спрятаться и не укрыться. Скорее бы доехать до дома! Велеть нагреть себе полную ванну горячей воды, согреться – и в постель. С головой укрыться. Спрятаться. Укрыться. Укрыться.
Возница крестится, на чем свет клянет самого себя, что согласился везти ее «в такое поганое время». Но не успевают проехать мимо трупов, как резкий окрик:
– Стой!
Тень метнулась из-за кустов, и уже рядом. Совсем рядом. Ветхая повозка проседает от запрыгнувшего на полном ходу человека.
– Гони быстро! Не оборачивайся!
Анна не оборачивается. Но краем глаза видит кортик, приставленный к горлу возницы.
– Гони! И молча! Всем молчать!
Господи, как страшно!
Голос срывается. Но голос знакомый… Такой знакомый голос, почти из детства…
– Николенька?!
– Анна… Львовна! Вы?!
Это не догнавшие их матросы! Это Николай, Николенька! Один из близнецов Константиниди. Офицер флота. Служивший здесь, в Севастополе. В ноябре вместе с матерью и братом Антоном к ним приезжал. В парадной форме. С красивой – в сравнении с гражданским братом – военной выправкой.
Теперь в грязном кителе, с разбитым лицом и раной в предплечье.
– Попали. Бог миловал, навылет. – Убирает кортик от горла возницы, чтобы скинуть китель и проверить свою рану.
– Гони его, дамочка, в шею! – крестится возница. – Ни за какие муку и яйца на такое не согласный! Комиссарские щас нагонят и за того офицера всех перестреляют.
Возница останавливает лошадь, велит им слезать, он поедет «до дому», а они «как хочут». Но острие уже снова у его горла.
– Придется вам кортик держать, Анна Львовна! Если буду держать я, в такой позе нас выдаст комиссарам первый же встречный!
Анна берет кортик. Пытается держать, как показал Николай.
Кортик дрожит и от тряски, и от ее внутренней дрожи, еще чуть и не нарочно поранит возницу. Ирочка от шума и криков проснулась, и теперь Анна качает ребенка одной левой рукой, а кортик дрожит в правой.
– Двигай! – командует Николай и зарывается глубже в рванину.
Но проехать гиблое место опять не получается.
– Стоять! Не двигаться!
Из-за поворота показывается авто. Патлатый комиссар в кожанке выхватывает наган.
– Стреляю на поражение! – Привстает на переднем сиденье. Облизывает обветренные губы. Давно не мытые волосы развеваются на ветру.
На дороге, в том месте, где остались три трупа, какое-то шевеление. Мужчина в пенсне шевелится, пытается подняться.
Комиссар резко поворачивается и стреляет в мужчину в пенсне в упор. Два раза. Анна закрывает глаза, плотнее прижимает к себе дочку. Первый раз в жизни на ее глазах убивают человека. И только вид разбитого пенсне, отлетевшего в сторону на дорогу, стоит перед ее глазами.
– Кто такие? Тебя спрашиваю! Что зажмурилась?!
Приходится открыть глаза. Комиссар смотрит на бричку. Тяжелый взгляд. Тяжелый. Сердце в пятки уходит. Сейчас найдет Николая. Пальнет в него, как в того мужчину. И попадет в Ирочку? Или в нее? Или в возницу. Или специально в них пальнет, что бежавшего расстрельного укрывают. Или арестует, а там, «в подвалах», поймут, что она «буржуа́зия».
– Кого везешь, старый?
Кортик от горла возницы пришлось ниже к его спине опустить. И шалью прикрыть. Кортик дрожит в ее руке, но упирается вознице в спину. Анна давит чуть сильнее, чтобы напомнить, что оружие на месте.
– Так бабу с младенцем. Застряли в городе. До дому везу.
И не врет ведь мужик. Она с младенцем. И везет он ее «до дому». Разве что бабой ее прежде никогда никто не называл.
– Проверить!
С заднего сиденья авто выскакивают два матроса. Подбегают к бричке.
Отче наш! Иже еси на небесех… Господи, помоги!
Штыками тычут в набросанную в бричке рванину. Только свист от прикладов с двух сторон от нее. Она сидит, на шевелится. Возница с кортиком у спины дрожит, но молчит.
– Никого! Пусто!
Как они не нашли под рваниной Николая?!
Комиссар резким движение головы откидывает упавшие на глаза пряди волос и жестом показывает матросам возвращаться в авто. Где-то она его видела. Или они все на одно лицо?
Он же, быть может, ещё совсем молод, этот комиссар. Обветренные губы. Тяжелый взгляд. Не узнает… В таком зипуне сложно узнать даму из Коломны в дорогих пальто и шляпке. Или не он это, просто похож…
Впереди снова выстрелы. Комиссар отводит взгляд. Поворачивается. С разбегу запрыгивает в свое авто, дает отмашку матросам ехать дальше.
– Не дать уйти живым!
Авто скрывается за поворотом. Оставив их бричку и несколько трупов на дороге в быстро сгущающейся темноте.
– Хрен собачий с такими яйцами! – утирает холодный пот возница. – На тот свет чуточку не отправили.
Анна онемевшей рукой держит, не опускает кортик.
Когда рев мотора стихает, едва шевелясь, она трогает рванину, силясь понять, жив ли Николай. Не проткнули ли его штыком насмерт? Робко зовет:
– Николенька!
Рванина шевелится. Николай выбирается из-под лохмотьев. Весь в крови.
– Попали.
Кровь течет из плеча и из бедра. Как молодой офицер не заорал от боли, когда его штыком кололи? Как сдержал крик?!
Лоскутами рванины Анна перетягивает Николаю раны, чтобы остановить кровь.
– Только бы до имения добраться. Там, как положено, чистым перебинтуем.
Николай жестко велит вознице трогать, Анне держать
