Вторая жена - Луиза Мэй
Надо сварить кофе, но он, помахивая ракеткой, говорит, что идет на корт с Жан-Жаком. Потом осматривает кухню, гостиную, кривит губы. Что-то ему не нравится.
– Матиас, убери игрушки, нечего разбрасывать их где попало.
Матиас у себя в уголке с двумя пластиковыми динозаврами что-то бормочет.
– Что ты сказал? Матиас, ты что-то сказал?
– Да, – снова бормочет ребенок, – да.
Сандрина смотрит на мальчика и на его отца. Матиас еще ничего не знает, наверное, ему объявят о матери вечером. У его отца заспанные глаза, хоть он и умылся прохладной водой; черты лица заострились, тонкие губы вытянулись в ниточку. Он плохо спал, и ему не по себе. Теперь она это видит, она все поняла. Он любил Каролину, он сам это сказал, хотя ему было трудно говорить о своей первой жене; да, любил, хотя однажды признался, что она, Сандрина, возвратила его к жизни, заставила вновь забиться его умолкнувшее сердце. Он любил ее, ту, предшественницу, и Сандрине не нужны были слова, чтобы это знать, она же помнила, как он плакал в тот день в телевизоре; он любил свою жену, но она пропала, считалось, что она погибла, и он страдал. Теперь он любит ее, Сандрину, и нет ничего проще.
– Не волнуйся, – просит она. – Мы сейчас все уберем. Правда, Матиас?
Ее муж уходит со спортивной сумкой через плечо. Она не варит кофе, таинственный запах тунца по-прежнему исходит из таппервера, даже если никто, кроме нее, этого запаха не чувствует. Заливает горячей водой пакетик с травяным чаем и смотрит, как Матиас уплетает два круассана, купленные утром для него и его отца. Она есть не хочет, кусок не лезет в горло.
Покончив с завтраком, Сандрина включает пылесос. У Матиаса свои обязанности: он выносит мусор, стирает пыль с нижних полок большого книжного шкафа с серьезными книгами, который стоит у стены в глубине гостиной. Оба сосредоточенны, Матиас старается, и комок у Сандрины в горле потихоньку рассасывается. Несколько раз, совсем ненадолго правда, ей удается даже забыть, почему они затеяли такую большую уборку и делают все еще более тщательно, чем обычно.
Утро проходит. Погода портится, на землю падает несколько капель, и Сандрина радуется, что не начала с мытья окон. Она показывает Матиасу, как выбрать программу на стиральной машине. Очень скоро он сам ее запускает и обменивается с Сандриной заговорщическим взглядом – его отец не желает, чтобы сын «обабился», а Матиасу нравятся кухня, приправы и ингредиенты, свое место для каждой вещи. Когда приближается время обеда, она готовит салат и поджаренные хлебцы с сыром и ветчиной для Матиаса. Это исключительный день, она не посылает никаких СМС-сообщений, не спрашивает, когда придет муж, что будет есть. Когда он играет в теннис, он проводит вне дома почти весь день, перекусывает, ходит в ресторан. Это его личное время, которое идет ему на пользу, и она его не дергает.
Около трех часов звонят в дверь, она думает, что муж забыл ключи, быстро оглядывается кругом и удовлетворенно вздыхает: порядок безупречный. Матиас сидит в носках на диване, уперев подбородок в колени, и смотрит мультики, он это заслужил. Сандрина идет открывать с тряпкой в руке; но это не он.
Там двое: она – худая с мужской выправкой, он – с седеющими висками и обветренными щеками; они что-то говорят, а Сандрина думает – она их где-то уже видела. Все стоят и смотрят друг на друга. Матиас, заинтригованный тишиной и осмелевший после победы над стиральной машиной, прижимается сзади к ее ногам.
Она копается в памяти, пока они спрашивают, дома ли отец Матиаса. Да, вспомнила. В день Белого марша. Нет, его нет дома, отвечает она. Пара хочет войти ненадолго, и она теряется. Она знает, что должна сказать «нет». Она знает, что в этом доме она не хозяйка. Что она не может решать. Вот уже несколько дней, как появление Каролины, первой жены, напоминает ей об этом с бесчеловечной настойчивостью; сегодня, к примеру, мысль о Каролине с большим трудом оставила ее только перед обедом.
Тем не менее они заходят, хотя Сандрина так и не поняла, с чего они приняли ее смущенное молчание за приглашение. Все, что ей удается выдавить из себя, это: «Полы! Я только что вымыла пол!» Они озадаченно застывают. И в это мгновенье Матиас ускользает и приносит чистые прямоугольные насадки на швабры. Протягивает их гостям, те вставляют в них ноги и шествуют, будто императорские пингвины, в сторону дивана. Она не хотела их впускать, не хотела позволить им сесть, но вот они вошли и сели. И что теперь?
– Когда он вернется? – спрашивает мужчина.
– Часам к четырем или позже.
Сандрина смотрит главным образом на женщину, на ее тонкие руки, обтянутые рукавами черной куртки; унылый дождь, который все никак не решается пойти в полную силу, оставил пятна на матовой коже, и ей, этой женщине, должно быть, жарко.
Незнакомец представляется. Они из судебной полиции. Они вели следствие по делу о пропаже Каролины, супруги господина… Может быть, нам поговорить в другом месте? Женщина обрывает себя на полуслове, взглянув на Матиаса. Малыш отрывается от дивана, на котором только что устроился, и безропотно идет наверх. Сандрина ждет, пока проскрипит ступенька, и только потом отвечает:
– И что? В чем дело?
– Теперь мы узнали, что она нашлась. Именно к нам обратились из больницы. Именно мы сообщили Маркесам. И ее мужу, разумеется. Мы говорили с ним этим утром, вы знали об этом?
Женщина не спрашивает, а скорее настаивает, и Сандрина не понимает, зачем все это. Само собой, они с ним разговаривали, это же его жена. Чего они от нее добиваются, что хотят услышать в ответ? Все это как-то ненормально.
Полицейская добавляет:
– Это мы ему звонили, потому что мы с ним хорошо знакомы, с мужем Каролины. Мы допрашивали его после ее исчезновения. Он был под подозрением. Вы это знали?
Сандрина ничего не понимает. Сандрина ничего не говорит. Сандрина больше ничего не слышит.
Ей непонятно, что делают здесь эти люди,
