Сказки не нашего времени - Елена Александровна Чечёткина
– Павел?
– Да.
– Я Александр Петрович, будем знакомы. Тебя мой племяш прислал. Не боишься?
– Пока не знаю, чего бояться, Александр Петрович. Расскажете?
– Конечно. Только давай сначала последних посетителей проводим. Зимой у нас открыто до 5 часов: темнеет рано. А потом ворота на засов, и поговорим.
Внутри домика было тепло и уютно: на столе электрический чайник, сушки, конфеты, даже бутерброды с колбасой. Я ел – он рассказывал.
– Работа ночным дежурным – не бей лежачего. Вон диван. Вот будильник. Спи себе, только каждые три часа – на обход. Обычно ребятишки балуются, храбрость свою испытывают. Их шугануть; холостой в воздух – они и рады. Бывает и взрослые забулдыги забредают; к ним милицию вызываешь, доставка в вытрезвитель. Не работа, а благодать. Была. До последнего времени.
Начальник помрачнел и испытующе взглянул на меня.
– Племяш тебе что рассказывал?
Я повторил.
– Да, это что он знает. А теперь то, что тебе знать требуется.
– Вся котовасия только месяца два как началась, вскоре после смерти Генсека. Помнишь?
– Конечно. 10 ноября 1982.
– Вот в конце ноября и началось. Прихожу утром, с дневным дежурным, а ночного нет. Что за бардак? Осмотрел комнату, заглянул зачем-то в шкаф (вот в этот), а там этот субчик калачом свернулся и дрыхнет. Бужу. Спрашиваю, чем ему диван не угодил. А он: «Увольняюсь, Петрович. Тут знаешь, что ночью было!» И рассказал, что было. Я ему: «Пить меньше надо!» А он: «Ты сам подежурь, а с меня хватит». Ну, я и подежурил…
– И что? – полюбопытствовал я.
– Да ничего. Взял следующего – на такую работу с нашим окладом охотников много. Только выбивало их одного за другим. А в промежутках я сам дежурил, и один раз сподобился.
– И что?!
– Пока помолчу. Ты парень неверующий, умный. Пока сам не увидишь – мне не поверишь. А когда увидишь, тогда и потолкуем. Лады?
Я согласился.
– Ну, увидимся завтра утром. Если начнётся эта хренотень, за дверь выходить не советую, смотри из окошка.
Чтобы закончить разговор, я спросил:
– А где тут был крематорий?
Он вывел меня на крыльцо и указал рукой вправо, на церковь-новодел:
Вот.
Интересно, что я не слишком испугался. Крепкое атеистическое воспитание! Плюс личное материалистическое мировоззрение. Были заботы поважнее кладбищенских историй: сессия в самом разгаре. Так что я со своими конспектами и книжками приступил к дежурству. Даже не заметил, как пролетели две ночи. А на третью это и случилось. Я только что сдал сопромат и устроил себе небольшую передышку. Пил чай с сушками, смотрел в окно, мечтал, куда мы с Наташкой рванём на каникулах. На дорожках курились снежные вихри. «Вьюга», – подумал я, и удивился: кусты и деревья стояли совершенно неподвижные. Откуда вьюга, если ветра нет? Заинтересовавшись интересным природным феноменом, да и просто чтобы размять ноги, я накинул казённый тулуп и вышел из домика.
На дорожках в сторону стены старого кладбища продолжали закручиваться странные вихри. Я направился туда, и чем ближе подходил к стене, тем выше они становились и, главное, меняли свой цвет: от снежно-белого до серого всё более глубоких тонов. Меня тянуло к ним, и я шел всё дальше, опомнившись лишь когда оказался в окружении тёмно-серых теней в мой рост, формой напоминающих человеческие фигуры. От них пошел жуткий холод, а потом – звук.
– Куда забрёл, пострелёнок? Небось мамке не доложился, что ночами колобродишь по святому месту!
– А папка у тебя кто? Тоже вертухай? Приводи сюда, мы его живо оприходуем.
Я совершенно окоченел и не мог сдвинуться с места. Было похоже на сон, но почему-то казалось, что это такой сон, после которого можно и не проснуться… Издевательские реплики пролетали мимо ушей: я сосредоточился на том, чтобы не упасть. «Затопчут», – пронеслась совершенно идиотская мысль, и я заорал, пытаясь то ли отпугнуть призраков, то ли проснуться. Тогда раздался голос: «Отойдите от него, ребята. Это мой внук».
Тени отступили, и сразу стало легче, хотя ушли они недалеко – скопились около какой-то могилы и начали переговариваться, явно уже не обо мне.
– Откуда вы знаете? – спросил я своего защитника.
– Чувствую родную кровь. Да не пугайся! Что я тебе, вампир? Ну, здравствуй, внук!
– Здравствуй, дед, – растерянно ответил я.
– Скажи, как мои дети?
– Отец остался на севере, он инженер-строитель. Тётя Вера тут, в Москве.
– А Тамара, жена?
– Бабушка с отцом. Сейчас общими усилиями перевоспитывают Томку, мою сестру. – Я невольно улыбнулся.
– А Верочка? У неё дети есть?
– У неё есть я, – неожиданно вырвалось у меня.
– Спасибо, Паша. Ты ведь Павел? Наверное, приехал в Москву учиться?
– Всё верно. Как ты догадался?
– Так ведь нетрудно, сам подумай.
От толпы теней кто-то позвал:
– Павел, кончай трепаться! Сейчас Блоха появится. Жеребьёвку пропустишь!
– Пошли, – сказал дед. – Будет интересно.
– Постой, дед, – попросил я. – Сначала скажи, почему они такие злые?
– Будешь тут злым, когда тебя как следует помучают, а потом расстреляют в вонючем подвале. И ближайших родственников и друзей потравят тоже: на расстрел, в лагерь, в ссылку.
– Но ты ведь не такой!?
– Теперь не такой. Ты же пришёл.
– Погоди, у других ведь тоже… Ну, у многих: дети, племянники, внуки.
– Они забыли. А мои дети меня помнят, и ты вот пришёл. Вообще-то, не у всех забыли – утром сходи на «могилу неопознанных прахов», посмотри на таблички. Это от тех, кто не забыл. Но их мало, а нас тут – пять тысяч… Правда, здесь интернационал: и те, кого расстреливали, и те, кто вначале сам расстреливал. В сущности, все жертвы. Ну ладно, пошли. Тебя не тронут. Да и других, в общем, только попугали.
– Ага, попугали! А как насчет того, который в Кащенко попал?
– Там ему и место, вертухаю поганому. Всё знает, всё помнит, но считает, что так и надо было. Время, мол, было такое. Ну, наши дискутировать о времени не стали, просто показали ему небо в алмазах.
Мы подошли к остальным. На меня, действительно, не обращали никакого внимания. Все чего-то ожидали. «Смотри, головка появилась», – радостно возвестил один. «Ага, а вот и копытце», – откликнулся другой. Из-под могильной плиты вылезала несуразно большая тень странных очертаний.
