Книжный на левом берегу Сены - Керри Мейер
— Bonjour[58], — сказал Мишель с широкой улыбкой на блестящем от пота лице. Закатанные рукава рубашки открывали его загорелые волосатые руки. Он выложил на стол Сильвии сверток в коричневой бумаге. — Вот вам сладкое мяско.
Мишель частенько приносил им продукты для кулинарных изысков Адриенны.
— Давайте-ка я сразу закину его в ледник, — откликнулась Сильвия, надеясь, что в ящике осталось достаточно замороженных блоков, чтобы мясо дотянуло до закрытия лавки. К счастью, так и было, и Сильвия прижала руку к глыбе льда, на короткий миг испытав облегчение, а потом поспешила к Мишелю, который рассеянно листал последний остававшийся у нее экземпляр «По эту сторону рая» Фрэнсиса Скотта Фицджеральда. Роман буквально улетал с полок; с тех пор как он в марте вышел в свет, Сильвия едва успевала заказывать новые партии, чтобы он всегда оставался в продаже.
— Хорошая вещь? — спросил Мишель. — Сестра попросила купить ей экземпляр, если у вас найдется.
— Хорошая, — ответила Сильвия задумчиво.
— Я слышу сомнение в вашем голосе, — заметил он.
— Так оно и есть. Нет, вещь замечательная, первый многообещающий роман автора, — принялась уверять Сильвия с чуть большим, чем требовалось, воодушевлением, хотя ничуть не покривила душой. — Мне любопытно узнать ваши с Женевьевой впечатления.
Что тоже было правдой. Но. Сильвия направилась к полке с Джойсом и, достав экземпляр «Портрета художника в юности», вручила его Мишелю.
— Мне не менее любопытно, что вы скажете вот об этом. Роман Фицджеральда кое-чем обязан Джойсу.
Мишель закивал.
— Ваши рекомендации всегда превосходны, так что я и сейчас доверюсь им.
Потом они немного поболтали о том, что планируют на выходные, и в ответ на его уклончивое rien[59] Сильвия, не успев подумать, опрометчиво воскликнула:
— Неужели ничего не делаете? Мишель, вы просто обязаны гулять с каждой симпатичной девчушкой в нашей округе!
При этих словах вечные красные пятна на лице Мишеля вовсю заалели смущением.
— А, понимаю… Вы и так с ними гуляете!
— Ну, не с каждой. Только с одной. С Жюли. Она балерина, которой я давно восхищаюсь, сестра моего старого товарища. Недавно я наконец-то осмелился пригласить ее пообедать.
Сильвия просияла.
— Вот и замечательно. Если вы ей не приглянетесь, значит, она глупышка.
Все еще пунцовый, Мишель выдавил:
— Сами знаете, как это нелегко. В смысле, найти то же, что есть у вас с Адриенной.
Тут уже настала очередь Сильвии смутиться. Его слова застали ее врасплох, и она почувствовала, как по ее шее бегут мурашки. Все в их окружении молча принимали их с Адриенной отношения — во всяком случае, насколько знала Сильвия. Как и в том, что касалось Гертруды и Элис, никто не отпускал комментарии в их адрес. Сильвия понимала, что посторонний, увидев их обедающими вместе, скорее всего, решил бы, что они подруги или сестры, но и среди их друзей и постоянных покупателей, которые были более или менее в курсе, до сих пор ни разу еще не прозвучало ни одного, даже брошенного вскользь намека.
И все же такие отношения редко признавали. Ее родители, и те не задали ей ни единого вопроса, когда она написала, что переселилась к Адриенне на улицу Одеон «за компанию и ради экономии на квартирной плате». Но смущение от слов Мишеля доставило ей удовольствие. Сильвия почувствовала, что ее видят.
— Это большая редкость, — согласилась она, — а кажется, что такое происходит чуть не каждый день. От души желаю удачи с вашей балериной, Мишель.
Следующее воскресенье застало их с Адриенной в Шестнадцатом округе: с бутылкой сладкого белого бордо они ожидали, когда им откроет дверь хозяин дома Андре Спир или его жена. Перед этим подруги долго и утомительно тряслись в душном вагоне метро, и Сильвия чувствовала, как по спине под льняной блузкой сбегают ручейки пота. Вот бы нам сейчас оказаться в Рокфуэне — мечтала она.
Андре распахнул перед ними дверь, сердечно поприветствовал их потоками baisers[60] и bienvenues[61] и повел их в просторную залитую светом квартиру.
— Заходите, заходите. У нас Паунды, и Поль Валери, и Ромен, и… — его голос упал до шепота, — Джеймс Джойс с семейством тоже здесь.
Сильвия нервно сглотнула. С Джойсом она рассчитывала познакомиться вовсе не здесь, а у себя в лавке.
Адриенна сейчас же почувствовала ее напряжение и одобряюще положила руку ей на плечо с возгласом «Merveilleux!»[62]
Кучка детей шумно пронеслись по коридору друг за дружкой и за котом; и прежде чем Сильвия успела открыть рот, ей уже вручили бокал белого взамен бутылки, которую она сжимала в руках, и проводили в гостиную, где на диванах и стульях уже сидели несколько женщин, обмахиваясь веерами и попивая охлажденное вино. По пути из прихожей в гостиную, где сидели жены писателей, они миновали библиотеку, и Сильвия краем глаза углядела Эзру, Ромена и — неужели? — Джеймса Джойса собственной персоной, хотя в потоках яркого дневного солнца она разглядела разве что темные силуэты литераторов. Сильвию всегда раздражало, когда гости разделялись по признаку пола, но сегодня она этому только порадовалась, рассчитывая, что успеет собраться с мыслями. Жена Эзры Дороти представила их с Адриенной жене Джойса, даме, чувственные формы которой сейчас же напомнили Сильвии одну из мраморных обнаженных фигур Родена. Но на ее лице было больше красок, ее голову венчал ареол рыжеватых блестящих волос, небрежно заколотых над влажной шеей, а в чуть прикрытых томных глазах сквозило легкое распутство.
— Миссис Джойс, — представила ее Дороти.
«Ах, значит, сегодня мы на официальной ноге», — отметила Сильвия, закуривая. Она знала, что эта дама все еще зовется Норой Барнакл и что они с Джойсом официально не женаты. Всем давно известно, что они уже многие годы живут как муж и жена, но инакомыслие, весьма созвучное творчеству Джойса, побуждало их отказываться от капитуляции перед требованиями общественных норм. И это нравилось Сильвии в Джойсе, в них обоих. Они с Адриенной все равно не могли бы сочетаться браком, даже
