Голоса потерянных друзей - Лиза Уингейт
Я пересекаю крыльцо и всматриваюсь в кусты олеандра, где и в самом деле замечаю у стены белую статую, опутанную плющом.
— Да, кажется, он еще тут, — отвечаю я, изумляясь этому открытию. Оказывается, у моего сада есть свои тайны!
Святые — это добрый знак. Как только появится возможность, подрежу олеандр и приведу статую в порядок.
Пока я строю эти планы, советник Уолкер сообщает мне, что, если я хочу что-нибудь — что угодно! — разузнать об Огастине, в том числе как и где отыскать помощь, если крыша начала протекать в воскресенье, надо срочно ехать в кафе «Хрю-хрю и Ко-ко». Там следует отыскать Бабушку Ти, которая после окончания церковной службы встанет за кассу. Дом, который я снимаю, вероятнее всего принадлежит кому-то из клана Госсеттов — во всяком случае, ему так кажется. Когда-то эти земли входили в плантацию Госвуд-Гроув, которая простиралась чуть ли не до самой Олд-Ривер-роуд. Много лет назад мисс Ретта продала этот участок судье Госсетту, чтобы было на что жить и после выхода на пенсию, но он разрешил ей окончить свои дни в этом доме. А теперь, когда судьи уже нет в живых, кто-то наверняка унаследовал этот надел.
— Вы езжайте по своим делам, — говорит он, усаживаясь на ступеньках крыльца. Лапа устраивается у его ног. — Если не возражаете, мы тут подождем. Погода нас не страшит. Ведь в жизни должен дождь пройти однажды!
Трудно сказать, к кому он обращается — ко мне, к Лапе или к самому себе, но я благодарю его за информацию и направляюсь к машине. Он сидит на ступеньках в своем пальто и шляпе и смотрит на кладбище со спокойствием, которое не в силах нарушить даже мерзкая погода.
Впрочем, в «Хрю-хрю и Ко-ко» дождь тоже никого не расстраивает. Это заведение расположилось в покосившемся здании, выстроенном у дальней окраины города и напоминающем неказистый плод любви автозаправки и коровника. Вокруг него приткнулось множество переносных сарайчиков всевозможных моделей и размеров — часть из них прочно закреплены на земле, а часть — нет.
В этот воскресный день — в двенадцать часов семнадцать минут — приземистое крыльцо кафе запружено людьми, а вереница машин, выстроившихся к окошку обслуживания автомобилистов, огибает здание, тянется через посыпанную гравием парковку и даже создает на правой полосе шоссе затор из желающих свернуть. Над огороженной площадкой позади кафе вьется дым, а горстка работников, точно стайка пчел в улье, суетится вокруг мангалов, поддерживая в них огонь. На гигантских вертелах здесь вращаются сосиски, куски мяса и целые куриные тушки. По деревянной обшивке снуют мухи, наползая друг на друга в исступленной надежде просочиться внутрь. И я их не виню: пахнет тут божественно.
Припарковавшись по соседству, у ветшающего магазинчика «Бен Франклин», где торгуют всякими недорогими мелочами, я осторожно, чтобы не поскользнуться, иду по мокрой траве к кафе.
— Машину загребут, если вы ее там оставите, — предупреждает меня один из работников кафе — парнишка, выскочивший на улицу выбросить мусор.
— Я ненадолго. Спасибо! — благодарю я и все же замечаю, что остальные посетители не рискнули оставлять машины у «Бена Франклина».
Даже за свое недолгое пребывание в Огастине я не раз слышала, как школьники оживленно обсуждают полицейский беспредел: как им достается за то, что они шляются по городу, собираются на вечеринки и так далее. Чрезмерная жестокость местных законов и незавидный удел его нарушителей — вот любимая тема бесед, которые ученики затевают, лишь бы не слушать мои рассуждения о «Скотном дворе». А между тем, если бы они вслушались, то непременно заметили бы параллели между героями и этим городом, поделенным на сообщества — белых, черных, имущих, неимущих, горожан, деревенщин, потомственных землевладельцев. Границы между ними — эти незримые древние стены — по-прежнему существуют, и преодолеть их можно только через ворота коммерции и найма рабочей силы.
В общем, «Скотный двор» и впрямь дает пищу для размышлений и многому может научить. Я все-таки очень надеюсь, что на будущей неделе сумею уговорить директора Певото выделить мне бюджет на литературу для классного чтения. Мне нужны книги — с ними у меня будет хоть какая-то надежда зацепить учеников. Может, лучше взять что-нибудь поновее — к примеру, «Там, где папоротник красный» или «Образование маленького дерева». Чтобы в истории были и охота, и рыбалка, и времяпрепровождение на открытом воздухе — как-никак большинство моих подопечных, вне зависимости от того, к какой группе они принадлежат, время от времени ставят на обеденный стол пищу из лесов, болот, садов или курятника, оборудованного на Заднем дворе. Я ищу любые точки пересечения.
Как только глаза немного привыкают к полумраку, царящему в кафе, становится ясно, что «Хрю-хрю и Ко-ко» — это самый настоящий эпицентр городской жизни. Представители абсолютно всех демографических групп Огастина — темнокожие, белые, мужчины, женщины, юнцы, старики — все, кажется, ощущают себя как дома среди ароматов жареной пищи и расторопных официантов. Дамы в невыносимо ярких платьях и вычурных шляпах с широкими полями кормят нарядно разодетых детишек в окружении родственников всех возрастов. Маленькие девчушки в туфельках и чулочках с кружевными оборками, точно воздушные украшения для торта, сидят кто в детских креслицах, кто на высоких стульях. Мальчики в бабочках и мужчины в костюмах всевозможных фасонов по моде семидесятых травят байки и передают тарелки. Задушевные разговоры и атмосфера беззаботного единства мешаются с запахом дыма и криками поваров: «Заказ готов» или «Горячий хлеб! Горячий хлеб!»
Смех — звонкий, непрестанный, мелодичный — разносится по всему залу, точно колокольный звон, гулким эхо отражается от ржавой железной крыши и вновь
