Андрей Варламов - Цепная реакция
- От кого слышали? От жены?
- Да, конечно. А сестра ее вышла замуж за француза, уехала в Париж; я, собственно, даже не знаю ее телефона, записной книжки не нашел, потому ничего не сумел сообщить...
- Записную книжку забрал убийца, - вздохнул майор. - Нисколько в этом не сомневаюсь. А Хвастунов... что за человек?
- Абсолютно нормальный парень. С норовом, правда, обидчив... Занимался торговлей мебелью, собственный магазин имел... А потом - опять же по слухам - заработал большие деньги и от дел отошел.
- То есть переехал в деревню, купил козу и на том успокоился?
- Я не знаю... - устало промолвил Рудаков, утомленный этим малоприятным для него разговором. - Валя, кстати, к нему относилась очень хорошо. Говорила, что человек он основательный и прямой. А вот сестричка ее вертихвостка, сама дело до развода довела своими шурами-мурами.
- Его адрес во Владимирской области вам известен? - Пакуро поднялся со стула.
- Понятия не имею. Мы были не настолько близки, чтобы... Постойте! Вы его подозреваете? Это чушь! Уверенно заявляю!
- Подозрительность в моей профессии - очень полезное качество, ответил Пакуро. - Более того, объективная необходимость.
- А не тяжело вот так - подозревать нормальных людей во всяких гадостях?
- Вы к докторам ходите? - спросил Пакуро. - Ходите. Тогда представьте ситуацию: образовалось у вас какое-нибудь уплотнение неподобающее. Но так, явно пустяковое, жировичок к примеру... И пять разных докторов дружным хором утверждают: пустяк, чик - и нет этой несообразности. Но каждый из этих пяти наверняка удаленную ткань пошлет на гистологический анализ... Что это? Подозрительность? И да, и нет. Но то, что ответственность, - это точно. И когда экспертиза присылает ответ, что ничего злокачественного в тканях не обнаружено, у нормального доктора подобная информация вызывает только одно чувство...
- Глубокого удовлетворения, - мрачно добавил Рудаков.
- Конечно, - беззаботно отозвался Пакуро. - Не надо, как минимум, себе больше голову морочить... И, как говорится, следующий!
Перед тем как ехать в командировку под Владимир, Пакуро навел справки о Хвастунове. Почерпнутая из справок информация была обескураживающе внезапна. во-первых, пятикомнатную квартиру деда Хвастунов продал, ибо прогорел в коммерческих катастрофах. Так что переселение на периферию носило для него характер вынужденный и ни о какой благостной жизни рантье речи тут быть не могло. Во-вторых, родом происходил Хвастунов из семьи в незапамятные времена перебравшихся в Россию турков. Предки Хвастунова поначалу получили фамилию Осьманиных, корень которой указывал на их происхождение из недр Османской империи, а после, благодаря задиристому характеру прадеда-забияки, фамилия переменилась на Хвастуновых... За данной информацией стояла бездна кропотливой архивной работы. И наконец, третье, самое банальное: дом Юрия Хвастунова располагался буквально в нескольких шагах от дома пропавшего Виктора.
Вместо безнадежно оборванной нити в руках Пакуро оказался прочный канат. С основательным крюком...
Приехавший из командировки по местам заключения Борис доложил, что во время последней отсидки Виктор находился на побегушках у авторитетного блатного по кличке Чума, и проходил Чума по делам, связанным с квартирными разбоями.
Памятуя рассказанную Собцовой историю о проникновении в ее квартиру вымогателей, прохлопанных "наружкой", Борис предъявил опальной сотруднице милиции, томящейся под следствием, фотографию Чумы.
По словам экс-эксперта, в число разбойников, посетивших ее жилье, тот не входил. Хотя доверять адекватности Собцовой было трудно: она пребывала в отупевшем, полувменяемом состоянии, раздавленная арестом и предстоящим сроком.
Передав данные Чумы в "десятку", усердно занимающуюся розыском похищенных стволов, Пакуро и Борис, заручившись санкцией прокурора, ясным утречком покатили во Владимирскую губернию.
- Ты знаешь, - говорил Борис, пристально глядя на несущуюся под капот автомобиля трассу, бывшую дорожку российских каторжников, - смущает меня это послание... Ну откуда этому Хвастунову знать тюркский язык?
- Хотел запутать дело, разберемся, - отмахивался майор.
- Что дело хотел запутать - не сомневаюсь, - отвечал Борис. - Но кто автор надписи? Ведь он - свидетель, так? Может, какие азербайджанцы в поселке живут?
- А может, приезжали помидорами торговать, - бесстрастно отозвался Пакуро.
- В любом случае давай сначала наведаемся к участковому.
Постучав в дверь дома, где жил участковый, облокотились на перила крыльца, слыша неспешный скрип половиц и сонное покашливание бредущего через сени хозяина, до сей поры, видимо, наслаждавшегося послеобеденной дремой.
- Во где служить надо! - шепотом позавидовал Боря.
- Да как сказать, - возразил Пакуро. - У них в этом колхозе целый бандитский выводок, тут впору филиал РУБОПа открывать...
Раздался лязг запора, и на пороге появился одетый в одни лишь длинные цветастые трусы до колен тучный, загорелый человек, черноволосый, с ухоженными густыми усами.
Кавказское происхождение хозяина дома было очевидным.
Представившись, извинились за нарушенную сиесту и прошли в просторную чистую комнату, оклеенную голубенькими обоями в веселых цветочках.
Пакуро вкратце объяснил суть дела. Затем, выложив перед участковым копию послания убийцы, спросил:
- Как думаете, кто в поселке мог это ему перевести?
Усы участкового возмущенно зашевелились. Округлились глаза.
- Да я ему и перевел! - выпалил с негодованием. - Я же под Баку родился...
Борис захохотал, откинув назад голову.
- Вы чего смеетесь? - опешившим тоном произнес блюститель сельского правопорядка.
- Ваша улица полна неожиданностей, - нейтральным тоном пояснил Пакуро.
- Галифе у вас есть? - спросил Борис хозяина дома, кивнув на его семейное нижнее белье.
- Конечно...
- Советую надеть. Фуражечку возьмите. И - пойдем к нашему общему подопечному. Заждался небось...
Хвастунов, облаченный лишь в плавки и пластиковые растерзанные шлепанцы, лежал на надувном матрасе в гамаке, подвешенном посередине садика, со вниманием читая детектив в характерной убого-пестренькой обложке.
Узрев идущих к нему навстречу двух мужчин в аккуратно выглаженных брюках, одинаковых белых рубашках с короткими рукавами и строгих галстуках, за которыми, отдуваясь, семенил, отирая пот со лба, тучный участковый, небрежно отбросил книжку в сторону и, болезненно и понятливо кривясь, привстал.
В его глазах, уныло и пусто взиравших поверх голов незваных гостей, читалось столь откровенное осознание сути данного визита, что Пакуро, не утомляя себя преамбулой знакомства, коротко и отчужденно спросил:
- Пистолет в доме?
- Нет, - отвернувшись, буркнул убийца.
- В доме Виктора? - Пакуро кивнул на соседний дом.
- Не знаю. Братва с ним какая-то приезжала, отобрали... Деньги вернули.
Борис, несший в руке служебную папочку, раскрыл ее, вытащил фотографию Чумы:
- Этот?..
Вскользь посмотрев на фотографию, Хвастунов, устало щурясь, обронил:
- Точно. - И добавил разочарованно и с тоской: - А все-таки - умеете...
- Сто тысяч долларов здесь? - спросил Пакуро.
- Да какие сто тысяч... - Махнул рукой. - Неполная десятка осталась.
- Гасил долги по прошлым мебельным прогарам? - вступил в беседу Борис.
Хвастунов удивленно хмыкнул:
- И это знаете...
- Ну, - Пакуро обернулся к участковому, - давайте понятых, уважаемый переводчик, начнем обыск, потом обед, а после проедемся с арестованным до места его нового жительства. Увы, Юра, согласия у вас не спрашиваю...
- Каждую минуту вас ждал... - поведал тот невпопад.
- Сказать вам одну вещь? - доверительно произнес Пакуро. - Эту фразу мне приходилось слушать ровно столько же раз, сколько и другую... Другая фраза такая: "Ненавижу вас!"
- Лично я... не вас, а себя, - бесстрастно отозвался убийца.
На следующий день к вечеру, оставшись в одиночестве в пустом кабинете, Пакуро ткнул пальцем в клавишу диктофона, и тесное пространство помещения заполнил глухой и мерный голос Хвастунова:
"Почему я сразу на признание пошел? А чего крутить, время терять? На гриве не удержался - на хвосте не удержишься!
Почему Валюху убил? До сих пор не разберусь... Я же у нее деньги постоянно брал. И все получалось с их оборотом, честь по чести возвращал долги с процентами... А после - срыв за срывом... Квартиру пришлось продать. А когда склад с мебелью сгорел, начал выкручиваться из последних сил... Кредит на мне висел сумасшедший. Ей, конечно, ничего не сказал, взял сто тысяч, думал, выкручусь, а не вышло - пришлось долги проплатить. Скучная, в общем, песня. Таких, как я, - сотни. А тут и она наезжать стала... Давай деньги, и все! А я был в курсе: банк, где Валька работала, чеченский, сдаст меня хозяевам - выводы будут плачевные... Кстати, она так и сказала: не обижайся, Юра, сдать тебя придется. Да ладно бы так сказала, а то такой грязью полила... Ну, я твердо заверил, что все будет в порядке, попросил еще недельку, тем более знал - обо мне никому ни гугу, она женщина замкнутая была, волевая, все в себе держала... А уж если банковские деньги втемную крутила, то кому же о том скажет? Ее это, личное. К тому же злоупотребление...
