Павел Андреев - Двенадцать рассказов
Аппарат Илизарова прапорщику нацепили на ногу из-за сложного перелома последствия осколочного ранения. Саныч стоял за броней БМД в Чарикарской зеленке и прикуривал, пока по машинам лупили из пулемета. Как только он сделал первую затяжку, гранатометчик, обошедший их с тыла, сделал выстрел. Реактивная граната попала в каток боевой машины десанта, зацепив осколками ногу. Обычная неприятность на этой войне. Но, представьте себе, Саныч, желая спасти сердце жены от лишнего шрама, написал домой из Баграмского госпиталя, что заболел холерой. Он предупредил, что лечение займет пару месяцев, а затем его ждет поездка домой - заслуженный отпуск по болезни. Запутавшись в собственных чувствах: вроде и болезнь нешуточная, но и отпуск - все же повод для радости, верная жена начала подготовку к встрече с наведения справок о степени серьезности болезни мужа. Когда картина возможных последствий заболевания была четко определена, последовало письмо-инструкция Санычу в Баграмский госпиталь.
Надо отдать должное оперативности полевой почты и чуткости Баграмских медиков, отправивших взволнованной супруге известие о том, что муж в данный момент уже находится в Ленинградском окружном клиническом военном госпитале номер 442, что на Суворовском проспекте. Опытные жены офицеров, члены женского комитета части, откуда Саныч убыл в "спецкомандировку", узнали, что в Ленинград его отправили самолетом из Ташкента с группой тяжело раненных. Диагноз никто не уточнял - Санычу верили.
Жена, как верная боевая подруга, оставив детей и дом, кинулась спасать мужа от холеры в Ленинград. На проходной госпиталя несчастной женщине сообщили, что муж поступил в третье отделение госпиталя - гнойную хирургию. А теперь представьте, что она ощутила, пережив страшные минуты ожидания встречи с умирающим от холеры мужем, увидев его мечущимся по палате с каким-то вульгарным переломом ноги? Немая сцена: двое безногих лежачих, огромная говорящая гипсовая кукла с головой Леши, сидящий на кровати прозрачный Боря с костылями, размахивающий в знак сочувствия своими обрезанными крыльями Витя, суровый Олег Тимофеевич на заднем плане, заплаканная жена Саныча и он сам, опрокидывающий все на своем пути. На гостью вдруг так нахлынуло, что она брякнула вслух слова, написанные на всех заборах. Да, давать волю эмоциям лучше без свидетелей, иначе репутация будет подмочена. Но бывают моменты, когда по-другому просто не скажешь.
Суббота, 7 января 1984 года, 442-й ОКВГ.
Прошла первая неделя нового года. Саныча выписали в госпиталь по месту жительства, взяв с него расписку - обязательство вернуть аппарат Илизарова. Он уехал домой с женой еще до праздников. На его место поселили узбека по имени Шираз. Нормальный парень из местного стройбата. Во время перекура он сидел на выключенной пилораме и болтал ногами, пока не задел случайно включатель. Как это получилось, я не совсем представляю (а может, кто помог), но факт остается фактом - на мусульманской заднице Шираза судьба поставила большущий крест, перечеркнув линию судьбы - ту, что ниже поясницы. В госпитале нашему ветерану стройбата, будем считать, тоже не очень повезло: им лично занялся лейтенант Боря, выпускник Бакинского общевойскового командного училища.
Прозрачность Борина уже прошла, о самых тяжелых днях напоминает лишь желтизна кожи и нездоровый блеск больших черных глаз. Он болезненно переносит все происходящее с ним, а Шираз оказался как раз тем громоотводом, по которому уходят в никуда вспышки болезненного самолюбия молодого офицера, не насладившегося еще вдоволь общением с личным составом. Но тут нашла коса на камень. В стройбате ведь как: первый год службы - "не понимаю по-русски", второй - "мне не положено по сроку службы". В Борином воспитательном процессе было все, кроме строевой подготовки. Отсутствие такой важной составляющей в воспитании настоящего солдата очень расстраивало Бориса. Тщетные попытки приучить Шираза к исполнению команд окончательно убедили нашего лейтенанта в неслучайности его служебных неудач.
Уже на третьей неделе службы в Афганистане Боре подвернулась возможность утвердиться в глазах комбата. Выйдя из засады на своем БМП, он "загнал в угол", а потом расстрелял из автоматической пушки духовский "Семург" с пулеметом ДШК в кузове. Честно доложив комбату об удаче, будущий герой долго отмахивался автоматом от наседавших на него дембелей. Но попытки таким образом уговорить молодого летеху провести "шурави контроль" до прибытия комбата ничего не дали. А комбат не заставил себя долго ждать. Брезгливо оглядев ДШК, изуродованную машину и мертвых духов, он с циничным спокойствием приказал своим телохранителям на глазах разъяренных такой несправедливостью дембелей Бориной группы, обыскать убитых и забрать все ценное: деньги, часы, личное оружие. Собрав богатый бакшиш, комбат улетел, оставив Борю один на один с подразделением, полностью потерявшим веру в молодого лейтенанта.
Но судьба дала Боре новый шанс. При очередном сопровождении колонны ему удалось вернуть себе уважение солдат и самого комбата. Еще не опустошенный безысходностью происходящего вокруг и не настрелявшийся вволю, Боря внимательно следил за окрестностями в оптику прицела, заняв место наводчика в своей машине. Он первым увидел девушку в комбинезоне, вставшую во весь рост среди камней и откинувшую волосы назад изящным движением головы. Боря зачарованно следил за красавицей, и каким же искренним было его изумление, когда он увидел в ее руках гранатомет. Кто знал, что это та самая итальянская инструкторша по стрельбе, про которую разведка впервые узнала несколько месяцев назад из радиоперехвата? Борин возглас в эфире услышали все. Его фраза "Что ж ты делаешь, сучка?", прокомментировавшая прямое попадание гранаты в головную машину колонны, была воспринята всеми как кодовая команда к отражению атаки. Колонна огрызнулась морем огня. Продолжая рассматривать итальянку в перекрестья прицела, Боря хладнокровно завалил ее с первой попытки, взяв приз, назначенный особистами за ее поимку - орден "Красной Звезды".
Это, правда, не спасло колонну от разгрома, а Борю от неприятностей. Его БМП нарвалась на фугас. Как Боря умудрился вылететь в люк, я так и не понял. Но факт остается фактом - из всего экипажа выжил он один, чтобы поведать нам о красивой наемнице из Италии, инструкторше по стрельбе из гранатомета.
Суббота, 25 февраля 1984 года, 442-й ОКВГ.
Неделю назад Борю, как выздоравливающего, перевели в травматологию, в другой корпус. Его койку убрали, и нас осталось пятеро. Хотя раненые продолжают прибывать из Афгана, к нам в палату уже никого не кладут.
Шираз проникся смыслом интернационального долга и добросовестно выполняет ответственную задачу связного между Витей и гастрономом, что находится по ту сторону забора. Врачи уже давно забыли, чем Шираз болел и как сюда попал. Когда он пришел с очередной перевязки с горным пейзажем, нарисованным йодом на его изуродованной заднице, мы поняли, что медперсонал в отделении окончательно потерял к нему интерес.
Легко сказать: "Возлюби ближнего своего". По отношению ко всем нам это означает одно - оставьте нас в покое. Для Вити это совершенно немыслимо. Нормальный человек в толпе слабеет, Витя же без людей не может. Он постоянно лезет на рожон, проявляя поразительную поисковую активность и агрессивность. Именно такое поведение в первые минуты боя гарантировало ему там, на войне, качественный "отстрел" противника. Здесь же, в госпитале, он всех достал своими "наездами" и уже перешел на общение с местными алкашами, частенько забывая, кто он и где находится. Его мозг пылает как костер и ему больше не надо отвечать на вопрос, зачем он живет. В такой ситуации становится возможной любая глупость со стороны Вити, внутреннее сознание которого протестует, и энергия его безрукого тела бушует как штормовые волны. Когда он исчезает надолго, мы посылаем за ним Шираза.
Нас с Серегой уже пару раз свозили для примерки на протезный завод, что на улице Бестужевской. Мы уже пережили первый шок от своих кожно-шинных протезов. При виде этих уродливых конструкций из металлических полос, грубой кожи и набора шнурков с ремнями, понимаешь, что ты потерял на самом деле. Надежда на помощь со стороны умирает и, как это ни цинично звучит, главным человеком, чьи интересы я должен сейчас соблюдать, становлюсь я сам. Поэтому такие поездки единственный для меня шанс отвлечься и посмотреть город. Вид города в окно госпитального автобуса сильно отрезвляет. Как все больные мы воображаем, что суть решения наших проблем в нашем выздоровлении. Это иллюзия словно оконное стекло - мы видим выход сквозь него, но оно же и отделяет нас от выхода.
Леха решил учиться играть на гитаре. Гитару ему принесли пацаны с его двора на Лиговке. В честь Дня Советской Армии ему полностью освободили от гипса левую ногу и правую руку. На правой ноге оставили жесткую лангету, а левую руку и всю грудь снова одели в гипсовую рубашку. У него появилась возможность сидеть. Праздник Леха встречал в новых молочно-белых доспехах, которые мы мигом расписали пожеланиями и украсили всевозможными орденами. Витек подарил от себя лично "Орден за выживание" - кем-то разрубленный пополам юбилейный рубль. Он с такой силой вдавливал своими культями кусок металла с гербом в еще мокрую гипсовую повязку, что мы не на шутку испугались, как бы Витек не перестарался и не занес эту благодарность в еще плохо зажившую Лехину грудь навечно.
