Лидия Чарская - Вечера княжны Джавахи. Сказания старой Барбалэ
Соскочил он с коня, бросил его посреди дороги, а сам бегом пустился в сторону от аула, в глухое горное ущелье, куда нога человеческая не проникала, где бродили стадами горные туры и козы.
Бросился на землю у самого края бездны Гарун и взвыл, как дикий, на все ущелье:
— Где достать коня?.. Негде взять… Бедны мы… Нет денег в сакле отца, чтобы купить Гаруну коня другого… Изведут Гаруна лютые насмешки… Не жить Гаруну на свете… Лучше горному туру живется, лучше чекалке дышится, лучше змеям и гадам, нежели Гаруну-беку-Наида…
И зарыдал Гарун. Зарыдал так громко, что, казалось, зарыдали и горы, и бездны, и самая земля вместе с ним.
И вдруг, в плотно обступивших горы вечерних сумерках стало надвигаться что-то огромное, серое, выплывая прямо из бездны.
Стало это серое надвигаться на Гаруна, все еще распростертого на краю бездны. Вот уже принимать формы стало… Вот уже различить можно: лохматая голова с седыми волосами, черные крылья, огромные глаза и козлиные рога на темени. Руки костлявые, цепкие; пальцы, словно ветви дерев, обнаженные от листьев. Огромный хвост черным потоком по краю бездны струится.
— Гарун! Гарун! — позвало горное чудище.
Вскочил на ноги Гарун. Вскинул глазами на страшилище, да как вскрикнет…
Даже волосы у него дыбом поднялись от страха. Весь дрожит, слова вымолвить не может, только зубами лязгает, как волк в горной теснине.
А страшное чудище снова говорит:
— Не бойся меня, Гарун-бек-Наида. Зла я тебе не сделаю… Я Шайтан, дух бездны… Я владею всеми этими пропастями и стремнинами… Могуч и славен дух бездны и все даст тебе, чего ты ни попросишь… Если горе у тебя, юноша. — горе унесет за собою в бездну Шайтан; если просьба есть, — выкладывай. Всякую просьбу исполнит… А горе у тебя наверное есть… Не даром же ты здесь ночью над пропастью рыдаешь. Говори свою просьбу. Помогу тебе.
Точно луч света пронизал ночную тьму, такою радостью наполнилась душа Гаруна. Куда и страх делся.
— Дай мне, великий Шайтан, доброго коня. — просит Гарун, — такого коня, чтоб я на нем всех абреков перегнал и далеко их всех позади себя оставил, чтобы слава о моем коне пронеслась по всему нагорному Дагестану, чтобы люди дивились, на него глядя…
Подумал дух бездны и сказал:
— Хорошо, юноша; дам я тебе такого коня. Из моих подземных конюшен подарю я тебе первого, лучшего скакуна, под одним, однако, условием: ты за это обещай со мной покумиться… Клятву дай быть моим кумом, кунаком значить… И первого сына, который у тебя будет, как только ему шестнадцать лет стукнет, мне в полное владение обещай отдать… Слышишь, в полное! Я его к себе уведу и принцем бездны сделаю.
Замолк Шайтан, а Гарун белее своего белого бешмета стал…
Так вот за какую плату ему лучшего скакуна подарит Шайтан!
Страшно стало Гаруну, так страшно, что захотелось бежать в аул к людям, только бы не видеть горного чудища, не слышать его страшных слов.
И вдруг тихое, ласковое ржание достигло до слуха Гаруна.
Оглянулся Гарун и… не выдержал, вскрикнул от восторга.
Месяц выплыл из-за тучи и осветил своим нежным сиянием красавца-коня, внезапно появившегося перед ним.
Не конь то был, а диво. Тонконогий, породистый, глаза — молнии, ноздри — алые азалии со дна ущелий, грива — шелк пушистый, хвост — бахрома; сам весь так и лоснится и отливает серебром.
Вздрогнул Гарун, затрепетал от счастья. Глазами впился в коня-красавца.
Много коней на своем веку видел Гарун, а такого не видал. Нет даже у самого турецкого султана коня такого…
А дух бездны видит восторг Гаруна и шепчет ему лукаво:
— Хорош мой подарок? Бери же его! Он твой! И за этого коня я от тебя требую лишь, ежели будет сын у тебя, — чтобы ты мне его отдал. А только ведь у тебя сына может и не быть… Не женишься — и договор наш пустим по ветру… А конь то все-же твой будет… Гляди, хорош конь… Ни у кого такого нет и не будет.
Вспыхнул от радости Гарун.
Его конь! Его!
Ему одному принадлежит красавец долгогривый. А сына у него может и не быть. Правду говорит дух бездны. Не женится он, Гарун, да и все тут.
И, не помня себя, вскочил на коня Гарун, прижался головой к его тонкой, блестящей шее и лепечет, как дитя, с счастливым смехом в самые уши коню:
— Радость очей моих, гордость сердца моего, золотой луч звезды восточной!.. Ты мой!.. Ты мой!..
А дух бездны уже не прежним, а новым суровым голосом говорит снова:
— Помни, как минет твоему сыну шестнадцать лет, присылай его сюда. А не то сам приду и возьму. А как силком его возьму — худо ему будет. Не принцем бездны его уже тогда сделаю, а моим рабом — слугою последним.
И снова, слыша эти слова, преисполнился страха Гарун. Но ненадолго. Вспомнил он, что никто его жениться не неволит. Не будет сына у него — и договор с Шайтаном одной сказкой будет, сказкой, какою маленьких ребят пугают в аулах.
А конь у него останется. И какой конь!..
И, не помня себя от радости, ударил слегка коня Гарун и, громко крикнув: — «Принимаю договор. Прощай, дух бездны!» — в один миг скрылся из виду.
А вслед ему гром ударил и покатился по горам диким, страшным рокотом…
На разные голоса повторили удар этот горы и бездны, стремнины пропасти.
Дети проснулись в саклях аула и заплакали со страха…
А дух бездны захохотал и радовался всю ночь до утра и праздновал, кружась по горам в вихре бури, свой новый договор с человеком…
* * *Не обманул Шайтан. Дал такого коня Гаруну-беку, какого в целом мире днем с огнем не сыщешь.
Первым джигитом стал, благодаря этому коню, Гарун. Никто его перегнать не может, никто состязаться с ним теперь не смеет.
Со всего Дагестана сначала, а потом со всего Кавказа и других стран стали съезжаться на праздник, прослышав про удивительного коня.
Большие деньги давали Гаруну, лишь бы продал своего коня. Большие деньги давали, когда о заклад бились насчет быстроты бега Гарунова скакуна. Лучших коней приводили из конюшен и персидского шаха, и турецкого султана, и Белого Царя — и всех перегонял конь Гаруна.
И деньги сыпались в карман его бешмета, как золотой песок с берега моря.
Стал богатым беком Гарун. Стал знатным. Ест на серебряной посуде, носит золотом шитые бешметы, коврами персидскими всю свою саклю украсил. Оружие в драгоценной оправе по стенам развесил; а коня, всю сбрую, седло и повод — все камнями самоцветными разукрасил…
* * *Прошел год… Прошел другой… и третий…
Прослыл Гарун непобедимым абреком.
Старики всех соседних и дальних аулов дочерей своих ему в жены прочат.
А только хорошо помнить договор с шайтаном Гарун, Не женится он ни за что… И решил никогда не жениться.
Так решил Гарун, а судьба думала иначе.
Оседлал как то раз Гарун своего скакуна и поехал с ним в горы. Долго ездил. Жарко было. Солнце пекло и накаливало утесы. Притомился Гарун и подъехал к горному ключу напиться.
Подъехал, спешился, подошел к ключу и отступил от неожиданности…
— Что это? Сон или правда?
У ключа, наполняя глиняный кувшин студеной водою, наклонилась девушка.
Такой красавицы Гарун еще не видывал.
Очи девушки, словно два отточенные лезвия дагестанских кинжалов, так и блещут, так и сверкают. Черные ресницы шелковыми навесами их накрыли; лицо у девушки — снег стремнин горных; волосы черные, как тьма ночей восточных; уста — две дикие пурпуровые розы горных стремнин.
— Кто ты, звездочка неба восточного? — спрашивает Гарун.
— Лейлой-Зарой зовут меня, — отвечает девушка.
Голос у неё сладкий. В самое сердце он Гаруна проникает.
Впился глазами в Леилу-Зару Гарун, любуется.
— Вот бы мне такую жену! — думает он.
И вдруг вспомнил про договор с Шайтаном. Нельзя ему полюбить ни одной девушки, нельзя жениться…
Вспомнил это Гарун, вскочил на коня, гикнул и исчез из виду.
Только не один ускакал Гарун: понеслась за ним следом и любовь к Леиле-Заре.
Вошла вместе с Гаруном любовь в его аул, в его саклю. Не дает покоя Гаруну, — все про красавицу Леилу-Зару ему напоминает.
Не ест, не спит Гарун. И про коня забыл. Никуда его не тянет, сидит в сакле и печальную думу думает.
Много суток прошло, извелся, исстрадался Гарун. Не выдержал, оседлал коня и поехал опять к источнику.
Хоть одним глазком захотелось взглянуть на Леилу-Зару. Одним глазком.
Приехал, дождался её, как она к горному ключу за водой пришла. Увидел и решил, что жить без неё не может.
Сказал Леиле: — «Будь моей женой!»
Согласилась девушка. Ей самой крепко полюбился Гарун черноокий на быстром, как вихрь, коне.
Леила-Зара была сирота; она поехала с ним в его аул, в саклю Гаруна, к его матери и отцу.
Свадьбу отпраздновали весело. Плакала чиангури, звенел сааз, девушки плясали лезгинку, а на улице абреки джигитовали до утра и стреляли из винтовок.
