Николай Некрасов - Том 7. Художественная проза 1840-1855
Занавес взвился. Почти не касаясь пола, выпорхнула она, легкая, грациозная. Оглушительные рукоплескания потрясли своды театра; потом всё смолкло… Всё, что дышало, имело глаза, уши, — притаило дыхание, напрягло слух, лучи всех глаз встретились на невыразимо прекрасном лице певицы. И вот полились дивные, пленительные звуки, разнообразясь до бесконечности; они льются — и наконец истаивают в воздухе. Но они не исчезли. Светлой строкой эстетического восторга напечатлелись они в сердцах слушателей!.. И лицо певицы было не менее замечательно в эту минуту. Она совершенно предалась своей роли, и страсти лепили из него, как из воску, все формы, какие только могло принимать оно… «Браво» оглушало театр; венки летели под ноги певицы…
— Чудно, чудно! — повторяла восторженная толпа. — Мы не слыхали ничего подобного!
— Она заменила нам незабвенную Ангелику.
— О нет! она выше ее!
— Она даже несколько похожа на эту превосходную артистку лицом, а в голосе почти нет разницы…
— Голос ее гибче и выработан лучше!
— Если б я был уверен, что это она! Или только случайное сходство? — так говорил сам себе синьор Джулио, теряясь в каких-то догадках…
После представления Франческа села в кабриолет, и восторженная толпа проводила ее до самого палаццо…
Она подошла к зеркалу и пристально на себя посмотрела.
— О, как я рада, что красота моя вянет, глаза теряют прежний блеск! Плачь, мое сердце, плачь; грызи мою грудь, червь горя: это поможет действию времени! Они восхищаются мной! Слава моя растет! Но я знаю, что большую часть ее приобрела мне красота. Слепые, они и не замечают, что я дурнею, что свежесть лица моего — поддельная свежесть… О, исчезай скорей, последний отблеск красоты, мне не нужна она; я хочу славы, славы, которая бы наполнила пустоту души моей… вознаградила бы за страдания, за жизнь без любви… я хочу славы, какой никто еще не имел, потому что я хочу приобресть ее одним искусством… Гибни, моя красота! Покуда я буду нравиться, мне всё будет казаться, что я обязана тебе славою!
И между тем она еще пристальней смотрелась в зеркало, и самодовольная улыбка невольно прокрадывалась на молодое, прекрасное лицо ее…
В комнату вошел молодой человек. Молча приблизился он к Франческе и поцеловал ее в лоб; она как бы нехотя ответила на его ласку.
— Что ты так задумчива, так грустна, моя синьора? Неужели и твоя слава тебя не радует?
— Моя слава не так еще велика, чтобы выкупить мое горе, которому нет пределов…
— И которое ты сама себе придумала…
— Может быть. Но где же мое счастье? Сердце мое холодно как лед; грудь моя волнуется только вздохами горя. У меня нет желаний, нет любви…
— И ты говоришь это мне, тому, кто всем для тебя пожертвовал? кто столько страдал от любви к тебе, столько счастлив ею… ты несправедлива!
— Я не люблю тебя!
— Непонятная женщина! Несколько лет постоянной верности, мольбы, клятвы, страдания — и вот награда!.. Ты не любишь меня? но для чего ты не отвергаешь меня?..
— Ты не поймешь меня!
— Для чего ты так ревниво следишь за мной, когда я в обществе женщин?..
— Для того чтоб показать, что я люблю тебя.
— Значит, это справедливо?..
— Нет. Я то же бы и с другим делала… Оставим этот разговор…
— Тебе скучно?
— Да, я охотно бы умерла!
— Брось эти печальные мысли. Я точно не понимаю тебя, но понимаю то, что я несчастен, что надежда обманула меня…
— Чем недоволен ты? Или ласки мои принужденны, поцелуи не горячи, объятия закрыты для тебя?.. Какая любовница может дать тебе более!
— Да, я счастлив… Но будь веселей; не напоминай мне своей горькой улыбкой, что ты несчастна… пойдем в залу; там собралось несколько почитателей твоего таланта. Нужен один твой взгляд, чтоб лица их просветлели, рот раскрылся для комплиментов, сердце для любви…
Они вошли в залу. Несколько молодых людей, между которыми был и Джулио, вскочили с своих мест…
— Синьора, — вскричал Джулио, — вы делали сегодня чудеса на сцене!
— Клянусь небом, свет не слыхал ничего лучше арии, которую вы спели во втором акте!
— Ставлю свое благородное имя против имени обесчещенного лазарони, если не всё, что в Риме есть живого и разумного, занято разговорами об вас, очаровательная Франческа!
— Ваш голос, ваша красота доставили вам славу первейшей певицы в мире!
— Моя красота! — повторила с досадою Франческа. — Моя красота так же ничтожна, как голос. Вы льстите мне, благородные синьоры!
— Я льщу! — произнес с жаром Джулио. — Порази меня небо, если я не тщетно приискивал слово, которым бы можно выразить вполне ваши достоинства!
Так превозносила восхищенная молодежь певицу. Молодой человек, которого считали некоторые за мужа, другие за брата, а третьи за любовника Франчески, с видимым удовольствием вслушивался в их похвалы; сама она почти не обращала на них внимания… Джулио восторженней всех говорил о таланте и красоте певицы; Джулио робко взглядывал на нее, тяжко вздыхал…
— Мне кажется, я умер бы, — говорил он, — если б лишился возможности слушать ваш пленительный голос. Это становится потребностию моей жизни…
Между тем некоторые из гостей перешепнулись между собою и приступили к Франческе с просьбою спеть что-нибудь. Робкий Джулио, который давно желал этого, умоляющим голосом повторил просьбу… Вопрошающим взором взглянула Франческа на своего любовника…
— Синьор Отто, походатайствуйте за нас!
— Запой, Франческа; ты этим меня обяжешь, — сказал он. Франческа запела.
Театр дрожал… восхищена,Толпа, дивясь, рукоплескала;Певица, гордости полна,Чуть головой толпе кивала;
Краса тускнела перед ней,Заметней было безобразье;Вздыхали юноши сильней,И в старцах таяло бесстрастье…
Летят хвалы со всех сторон,Шумнеет гул рукоплесканий,Сбирает — понят, оценен —Талант торжественные дани!
И на нее венец кладетАреопаг искусства строгий,И на себе толпа везетЕе в роскошные чертоги!..
Промчался месяц… Злой недугЕе сковал; она в постели,Краса лица исчезла вдруг,Живые очи потускнели…
Она поправилась: и вотЛетит опять на помост сцены,Запела арию — и ждет,Как задрожат театра стены.
Но тихо всё… Давно толпойУже другая овладела…Толпа лишь шепчет меж собой:«Как Вероника подурнела!»
Она пела прекрасно. Каждое слово нашло приличный звук, каждая страсть заговорила родным ей языком, полным гармонии поэтической… Чудно новой, бесконечно разнообразной показалась слушателям песня Франчески… От восторга они даже не смели хвалить ее, слушали с каким-то безмолвным благоговением… Перед ними раскрылось всё, до чего только искусство достигнуть может; но и самое искусство не было бы так сильно, если бы ему не содействовала душа.
Щеки ее горели, слеза дрожала на реснице. Невыразимо-унылым голосом, проникающим до глубины сердца, в котором смешаны были и язвительная насмешка, и болезненное сострадание, и презрение, пропела она последние стихи и, утомленная, облокотилась на диване, наклонила голову, закрыла руками горящее лицо…
«Превосходно, превосходно!» — воскликнули слушатели в один голос после долгого молчания.
Больше всех песня Франчески подействовала на Джулио. Он плакал, не мог сам себе дать отчета в своих чувствах. Сладкой струей лились в душу его обворожительные звуки, и ему казалось, что они не совсем чужды ему, что он когда-то слышал их.
Когда Франческа открыла лицо, он обратил на нее взор свой и долго пристально рассматривал ее…
— Что с вами, Джулио? — спросил Отто, подойдя к нему.
— Ах, эта песня пробудила в душе моей тяжелое, мучительное воспоминание, — сказал Джулио, не сводя глаз с Франчески… Отто сделал гримасу и сел на диване подле певицы…
— Два года тому назад я видел на сцене очаровательное существо, ангела на земле, и слышал из уст его звуки, столько же сладкие, пленительные… Они глубоко запали в мое сердце, на которое с тех пор права принадлежали очаровательной певице. Я полюбил ее, и теперь еще люблю, и теперь сердце мое горит страстью, которая дарит меня одними страданиями. Простите мне, синьора, что я так засмотрелся на вас; вы так похожи на нее… Смотря на вас, мне кажется, что я вижу прекрасную Ангелику…
— Ангелику! — повторил с беспокойством Отто и испытующим взором взглянул на Джулио и свою любовницу…
— Да; она овладела моим сердцем. Ее дивная красота свела меня с ума. Я страдал ужасно… День, в который я не видел ее, был для меня мукою… Зато когда я видел ее, когда она случайно дарила меня приветной улыбкой…
