Федор Решетников - Ставленник
— Откачаем! — говорит Кирила и поет снова.
В то время, когда на клиросе не поют, наши певчие разговаривают.
В церкви народу было немного, двое нищих и шесть женщин. Служба кончилась рано. После молебна отец Федор пригласил к себе Поповых. Поповы пошли домой, для того чтобы принарядиться получше и умыться. Егор Иваныч оделся в то же, в чем приехал, только на шею надел белый галстук, сапоги помазал свечным салом, чтобы они не были слишком пепельного цвета. Иван Иваныч надел единственную серенькую ряску, сшитую назад тому семь лет, перед тем как ехать в губернский город. Волосы оба напомадили деревянным маслом, причем Иван Иваныч заметил сыну, что хотя и пахнет от волос, зато волоса хорошо растут. Егор Иваныч никогда не бывал в таких обществах, какое ему приводилось видеть. Положим, он бывал на свадьбах, похоронах, но, не бывши певчим, он бывал только в обществе своих сельских знакомых да у жителей деревень, прихожан Ивановской церкви. Здесь ему нужно было быть в обществе станового пристава; да он еще узнал, что в село приехала какая-то комиссия по какому-то делу, и в этой комиссии находятся два чиновника из губернского города; а так как отец Федор тоже находился в этой комиссии, то, вероятно, и она тоже будет приглашена на сбед. Поэтому Егору Иванычу на обед идти не хотелось; не хотелось еще и потому, что от этого обеда ему пользы мало, а лучше бы ехать за невестой. Но делать нечего, такой уж обычай, что если пригласили, то надо идти, а то обидятся.
Когда пришли Поповы к отцу Федору, там уже были становой пристав с женой, священник Василий Гаврилыч с женой Марьей Кондратьевной и детьми, сыном Василием одиннадцати лет и дочерью Марьей трех лет, дьякон Никита Фадеич с женой Ольгой Семеновной, голова Максим Тарасыч и староста Сидор Павлиныч. Все они, за исключением дьякона Никиты Фадеича, его жены и детей, люди здоровые, что называется, откормившиеся. Поповых встретил сам хозяин.
— Опоздали, Иван Иваныч! — сказал весело уже выпивший водки хозяин.
— С дорогой именинницей! — сказал Иван Иваныч; это же повторил и Егор Иваныч с прибавлением: имею честь поздравить.
— Покорно благодарю. Проходите.
Иван Иваныч поклонился всем, Егор Иваныч поклонился каждому особо, кроме некоторых женщин.
— Это ваш сынок? — спросил Ивана Иваныча становой.
— Мой.
— Мое вам почтение! — сказал он и, подойдя к Егору Иванычу, протянул ему руку. — Я вас, право, не узнал. Извините.
— Вчера я виделся с вами.
— Виноват, сто тысяч раз виноват.
Пошли расспросы о губернских новостях, о женитьбе Егора Иваныча.
— Вы жену непременно богатую берите да здоровую такую… — сказал голова.
— Как же вы, Егор Иваныч, не знавши невесты, хочете жениться? Это выходит — на ком-нибудь, — сказала Степанида Федоровна.
— Что же делать, если наше положение такое! — сказал Егор Иваныч.
— Эдак не годится, Егор Иваныч.
— Не знаю.
— Э, полно вам бестолочь говорить! Ты вот начиталась светских книг, а тоже вышла за старика, — сказал, смеясь, хозяин и попросил гостей пройтись по рюмочке. Вошла хозяйка. Поповы поздравили ее со днем ангела. Она поблагодарила и удивилась, что Егор Иваныч вырос и получил место. Петр Матвеич и пономарь прислуживали.
Началась чаепитие. Разговаривали сначала мало, потом, выпивши больше, говорили о предметах, касающихся хозяйства. Всех больше ораторствовали становой и хозяин, и каждый из них, повидимому, хотел, чтобы все его слушали. Становой рассказывал о следственных делах, ругал станового Кирьянова, который сдал ему не все дела, и по его милости Антропов должен был заплатить деньги какие-то, ругал исправника и говорил, что он непременно уедет в губернский город, чтобы похлопотать об месте судебного следователя или заседателя в уездном суде; хозяин рассказывал о разных поездках в город и проч., причем спрашивал Егора Иваныча, каково там житье, каковы члены консистории ныне и т. д. Женщины сплетничали. Одна только Степанида Федоровна редко отвечала на вопросы, она часто уходила в комнаты и говорила с детьми, своими сестрами. Она уже облагородилась, научилась поднимать голову вверх, говорить свысока. Егор Иваныч сидит с своим отцом. Говорить нечего, ему неловко, и думает он: уйти бы отсюда домой скорее; а то как на иголках сидишь. Послушать нечего, говорят всё вздор какой-то.
— Что это, Федор Терентьич, Александр Алексеич нейдет? — спрашивает хозяйка хозяина.
— Не знаю.
— Вероятно, дела, — отвечает становой.
— И что это нынче за мировые за такие? Без них было можно обойтись. Заставили бы нас исправить это дело, мы бы то же сделали. А то теперь жалованье маленькое такое, доходов мало, можно бы и нам дать жалованье; меньше бы даже можно дать, — говорил хозяин.
— Это так. Можно бы нам половину из того жалованья дать, — подтверждает отец Василий.
— Правда ваша. Однако можно бы и нам поручить, — не соглашается становой. — Вот теперь судебные следователи, — совсем лишние.
— Все казна.
— Казна. А ведь начало-то у нас?.. Доходов теперь мало стало.
Пришел мировой посредник; поздравил хозяйку с днем ангела, хозяина с именинницей, остальным поклонился фамильярно и как-то гордо посмотрел на Егора Иваныча. Хозяин представил ему Егора Иваныча. Александр Алексеич сказал только: очень приятно познакомиться. Он сел к Степаниде Федоровне. Егор Иваныч стал следить за ними.
— И вы здесь? — спросил Александр Алексеич жену станового шепотом.
— Нельзя. Папаша обидится, — сказала она тоже шепотом.
— Вам нужно учиться французскому языку; вы еще так молоды.
— Я Максимку буду просить… Да к чему?
— Говорить здесь, в этой берлоге, нельзя обо всем.
— Они не осердятся.
— Видите ли, есть такие слова, которые не понравятся этой публике.
— Чем же вам эта публика не нравится?
— А вы послушайте, что они говорят.
— Они всё хорошо говорят.
— Они говорят то, что меня не займет.
— Пожалуйте хересу, Александр Алексеич, — сказал хозяин.
Александр Алексеич выпил со всеми гостями. Пришли чиновники следственной комиссии. Они поздоровались только с хозяевами, становым приставом и мировым посредником, прочих только обвели глазами. На Егора Иваныча они не обратили внимания. Они часто говорили между собой и с Александром Алексеичем на французском языке. Начался обед. Хозяин знал приличия светского общества, и потому обед был не за общим столом, а гости обедали каждый особо. Поповы сидели с дьяконом, дьяконица с женой головы.
— Вы давно кончили курс? — спросил Егор Иваныч дьякона.
— Четыре года, да два года жил без места, а вам так счастье.
— Ну, что же, теперь хорошо?
— И не приведи бог! Доходов мало.
— Плохо! А скоро женились?
— Я-то?.. Я выпью водочки… Пойдемте. — Дьякон выпил сразу две рюмки и начал рассказывать про женитьбу.
— Вы, Никита Фадеич, о чем рассуждаете? — спросил его становой.
— Тут роман, Максим Васильич. Отец дьякон ставленника учит… Не мешайте, — сказал хозяин.
— Вы в священники? — спросил Егора Иваныча мировой посредник.
— Точно так.
— Вы бы в университет шли.
— Куда уж нашему брату туда соваться! — сказал Иван Иваныч.
Начался всеобщий разговор. Дьякон продолжал. Гости были, что называется, навеселе.
— Знаете ли, какое у нас пакостное было дело! — говорил становой: — баба мужа зарезала.
— Ну, это у нас сплошь и рядом. А я вам скажу вот что, — начал хозяин: — приходит ко мне баба и говорит: «Батюшка, что я стану делать, муж меня бьет за все, слова никакого не дает сказать. Я, говорит, уж отравить его хотела, да совесть мучит, помоги ты мне».
— Экая барыня! — сказали женщины и становой.
— Что же вы? — спросил один чиновник.
— Ну, я положил на нее эпитимию.
— Вот так славно. Хорошенько бы ее, каналью, розгами. Вы бы ее ко мне послали, задал бы ей перцу с горошком, — сказал становой.
— За что же вы наказывать-то ее вздумали? — спросил мировой.
— А по-вашему, не следует?
— Она не виновата, потому что муж ее бьет.
— По-вашему, уж муж не волен бить свою жену? — спросил хозяин.
— Не имеет права.
— Как?
— Потому что женщина должна быть равна своему мужу.
— Это откуда вы взяли?
— А оттуда, что женщина такой же человек, как и мужчина, только разница в телесном ее сложении.
— Вы сами себе противоречите, Александр Алексеич, она должна детей рождать.
— Так что же? детей рождают даже все животные, которые между собой все равны.
— Ничего вы не знаете! В писании прямо сказано; жена да боится своего мужа. Что взяли? А?! — Все захохотали.
— Каково вас, Александр Алексеич, батька-то отделал! — сказал становой, хлопая в ладоши и хохоча.
— Да отделывать-то надо фактами, опытом.
