снарк снарк: Чагинск. Книга 1 - Эдуард Николаевич Веркин
Я открыл бутылку, Роман отказался.
Водка по вкусу оказалась кислой и железной, в другой день я не стал бы такую пить, но сегодня праздник. Впрочем, вкусовая недостаточность вполне компенсировалась крепостью, я немедленно почувствовал, как водка упала в ноги.
— Когда…
— Завтра, — опередил я. — Все завтра, Снаткина договорилась.
— Ладно.
Музыка стала громче, к ней добавился мегафонный голос, правда, слов разобрать не получалось.
— Пойдем, может? — спросил Роман. — Пора вроде.
Я поднялся.
— Хазина не видел? — спросил Роман.
— Нет. Подозреваю, после вчерашнего сортира он окончательно соскочил.
— Еще нарисуется, — возразил Роман. — Вот увидишь.
— Да нет. Он… кажется…
Я хотел сказать, что Хазин испугался. И испугался так, что удрал. Хазин… не так труслив, как кажется на первый взгляд. Его и по морде били, в канал бросали, дверь заваривали, Хазин не пугался. А здесь испугался.
Я отпил еще, мы вернулись на Советскую.
— Мне кажется, у Хазина отличное чутье, — сказал Роман. — Мы его увидим.
Несколько подростков протащили мимо чучело, не какое-то персональное, а безликое, сделанное из борцовского манекена. Студия чучельных практик при КСЦ «Дружба».
— Зачем им на празднике манекен? — спросил Роман.
— Может быть много разных причин, — ответил я.
Мы двинулись вслед за подростками.
— Хазин свалил, а ты? — спросил Роман. — Послезавтра?
— Завтра скорее, — ответил я. — Закончим… И в путь. А ты?
Роман не ответил.
Чем меньше было до Центральной площади, тем больше встречалось людей.
— Ты что, не видишь? — спросил вдруг Роман.
— Что не вижу? — не понял я.
— Не видишь…
Роман указал пальцем на обогнавшего нас мужика в новом спортивном костюме. Народу прибавилось, со двора художественной школы выступила сотня праздничных человек, и мы с Романом неожиданно оказались в компании.
— Они нарядные, — сказал Роман. — Сегодня праздник. И тащат чучело на площадь.
— Ну да, праздник. День города.
— При чем тут День города…
Роман вдруг закашлялся. Тяжело, как старый курильщик, раздувая грудь, так что я испугался, что сейчас он начнет выплевывать кровь или ребра поломает. Спешащие горожане на всякий случай обходили Романа стороной.
— Им все равно. — Роман вытер губы и продолжил: — Им же все равно… Он появился здесь и помазал им лоб, а они не заметили…
Я поглядел на Романа внимательнее.
Роман был уже пьян. Стеклянные глаза. Слишком точные движения, старается.
— И добавки просят…
Пьян. Как в тот вечер — бутылку водки с клинка, и сидел на стуле с замороженным взглядом, долгие лета, долгие лета… Но сейчас он держался на ногах, непонятно как. Поддерживаемый внутренним манекеном. Лично я выпил.
Или не пьян? Притворяется.
— Это Светлов, — сказал Роман.
— Что?
— Это он.
Роман огляделся, а потом произнес громким шепотом:
— Он продал наши ресурсы. И нашу честь… Наши… Наши биоматериалы!
Женщина, проходящая мимо, ускорилась.
— Прекрати, Рома, — попросил я. — Лучше пойдем…
— Да-да, — согласился Роман. — Пойдем… Витя, мы оказались в ненужное время в ненужном месте… Если это тот, на кого ты подумал…
— Я ни на кого не подумал.
Роман многозначительно свистнул.
— Я тоже… я вообще думать не умею… Но ты, Витенька, прав, эти эмпиреи не для скоморошьих крылышек… Мы ничего не можем, только дрожать в темноте. Если бы не голова, я бы посмеялся…
Роман сунул руки в карманы, пошагал по тротуару к центру. Я за ним, стараясь контролировать направление.
— Что нам дальше делать? — спросил Роман и тут же ответил: — Я знаю что. Ты, Витя, умеешь впаривать всякое дерьмо, я умею семь-сорок с выходом… Паша Воркутэн умеет в душу.
— И что?
Роман не ответил.
Мы приближались к рынку и Центральной. Ближе к площади подготовка к празднику проступала еще отчетливее: флаги висели уже на каждом углу, а не через дом, из-под бордюрных камней выгребли десятилетний мусор, сами камни покрасили черно-белым, появились новые урны — вместо заросших грязью серебристых ступ через каждые пятьдесят метров объявились нарядные пингвинчики. Разумеется, нарисовали новую разметку: ничто так не свидетельствует об усердии руководства, как новая разметка, и музыка стала громче.
— Легко на песне от песни веселой, — напомнил я.
— Это абсолютно… — Роман начал тоскливо оглядываться по сторонам. — Песня на песне — метко подмечено…
Навстречу стали попадаться отдельные музыканты, преимущественно баянисты. Роман рассказывал, что тоже умеет и если бы ему дали баян, он не остался бы в стороне; однажды на День пограничника он участвовал в марафоне самодеятельных баянистов и без отрыва играл пять часов, второе место и электроплед. Слава богу, все-таки пьян. Я сказал, что это достойный результат, я сам на День шахтера не раз участвовал в конкурсе творческих сил, и это светлые воспоминания, но, если Роман готов рискнуть, баян несложно организовать. Роман задумался. Нас обогнал человек в народном костюме, а потом и Люся, Люся из «Чаги», впряженная в тачку с полосатым зонтиком. В тачке виднелся термос, закутанный в шаль, кега с ручным насосом.
Пиво и пироги.
— Наконец-то… — Роман проследил взглядом за Люсей. — Это нам… бонус за праведность… Там встретимся, на площади…
Роман побежал за Люсей.
Можно и про Люсю.
Людмила Четвергова, урожденная Семугина, родилась в год первого спутника в деревне Ёлкино.
Центральная площадь оказалась расчищена от ларьков, их перенесли краном в соседний переулок и оставили стайкой поперек проезда, некоторые ларьки продолжали работать. У рыночного края была смонтирована длинная трибуна, густо заполненная народом, кроме нижнего ряда, приготовленного для персонально приглашенных и лучших.
Я занял место, на меня тут же стал поглядывать незнакомый милиционер, но прогонять не решился — возможно, знал в лицо, возможно, спутал, принял за лучшего.
С правого фланга послышался дружный вопль и последующий звук, словно человек тридцать ударили в пустые кастрюли; я посмотрел направо. Я бывал на многих Днях города и знал, что сейчас на Центральной улице от бывшего магазина «Обувь» до бывшей швейной фабрики выстроились праздничные колонны, готовые к прохождению. Спортивная школа, КСЦ «Дружба», лесхоз, сводная колонна РОНО, представители «Сельхозтехники», аграрии, велосипедисты.
Роман сел рядом — не заметил, как он подкрался, обошел по флангу.
— Похоже на самбодром, — сказал он. — Я был в Рио, там почти то же самое. Но здесь поуже…
Односторонний самбодром в Чагинске.
— Ты был в Рио? — спросил я.
— Да… В том смысле, что я там не выступал, мы ездили посмотреть… Большой праздник.
Через площадь под пленкой уже золотистого цвета скрывался памятник адмиралу, под ним располагалась компактная сцена с микрофоном и флажками.
— Все как в Рио. — Роман указал пальцем: — Экстаз имени Фарабундо Марти.
Знает про Фарабундо Марти.
К золотистой пленке по углам были привязаны накачанные гелием шарики, я разгадал замысел:
