Илья Ильф, Евгений Петров. Книга 2 - Илья Арнольдович Ильф
В публике зашикали. Наперекоров ринулся через весь зрительный зал, производя неприятный шум.
— Сядьте! — кричали зрители.
Дон Хозе покосился на публику и хватил тончайшее si bemol.
Между тем у выходных дверей разыгрался скандал. Капельдинеры не выпускали Наперекорова.
— Вы не имеете права! — кричал Наперекоров. — Мне, может быть, нужно по естественным надобностям!..
— Тиш-ш-е!.. — гремели отовсюду.
— Это нахальство! — бузил Наперекоров. — Это некультурно задерживать человека, которому не калоши важны, а по естественным надобностям!.. Пустите!
Его все-таки не пустили. Двери открылись только тогда, когда замерли последние звуки оркестра и занавес опустился. Наперекоров вывалился вместе с толпою. Я видел, как он сшиб с ног старушку, укусил за ногу студента в толстовке и мастерским ударом в солнечное сплетение нокаутировал среднего служащего в фиолетовом галстуке. Я слышал, как Наперекоров выругал гардеробщика и пообещал донести на него администратору.
Триумфально шествуя сквозь толпу с шубой и глубокими калошами, Наперекоров напоролся на меня.
— Послушайте, — сказал я ему, — ведь это же, выражаясь грубо, хамство.
Наперекоров посмотрел налитыми кровью глазами, тюкнул меня калошами по лицу и понесся к выходу.
1928
Дядя Силантий Арнольдыч
Новый кооперативный дом был чист и свеж, как невеста. Сверкали стекла. Одуряюще пахли краской перила. Партия полотеров оставляла за собою длинные охряные следы сияющей мастики. Монтеры вправляли последние лампочки в патроны. А с дверей и плинтусов не успели еще сойти известковые брызги.
Первыми вселились Протокотовы.
Протокотову удалось вырвать из цепких рук родственников председателя правления три прелестных комнаты, окнами на юг, с газовой плитой, ванной и комфортабельной уборной.
Когда Протокотов втискивал в дверь первый стол, душа его наполнилась чувством гордости и умиления.
— Наконец-то, — сказал он жене, — наконец-то мы заживем, как люди. В совершенно отдельной квартире! Одни, совсем одни!
В глазах жены стояли слезы.
— Здесь будет спальня, — заметил Протокотов. — Комната, правда, не особенно большая, но зато очень хорошенькая и теплая. А вот это столовая и мой кабинет. Здесь мы сможем принимать знакомых. Правда, милая?
Жена тихо плакала.
— А вот здесь, — сказал Протокотов с дрожью в голосе, — в этой малюсенькой комнате мы поместим дядю Силантия.
— Бедный дядя, — вздохнула жена, — наконец-то и дядя сможет зажить, как человек.
Дядя Силантий Арнольдыч жил в огромной и пыльной, как канцелярия воинского начальника, квартире на Плющихе, совместно с тридцатью пятью жильцами. Занимал дядя бывшую ванную — крохотную, совершенно темную комнату без окон.
В течение целого дня Силантий Арнольдыч таскал в квартиру племянника вещи. Таскал сам, надрываясь под тяжестью облезших этажерок и винтовых табуретов красного дерева.
— Зачем это, дядя? — поморщился Протокотов, столкнувшись с пыхтящим дядей в дверях. — Почему вы мне не сказали про этот комод? Я бы нанял носильщика, и дело с концом.
— Что ты! Что ты! — зашептал дядя, прикрывая хилым старческим телом допотопный комодик. — Какие теперь носильщики!
Испуганно оглядываясь, дядя Силантий впихнул комодик в новую свою комнату и заперся на ключ.
— Странный какой-то дядя Силантий, — сказал Протокотов жене, ложась спать. — Впрочем, обживется, привыкнет.
Но Силантий не привык.
Утром Протокотов увидел в чистенькой уютной уборной большое, написанное каллиграфическим почерком объявление. Начиналось оно следующими словами:
ГРАЖДАНЕ!
ПОМНИТЕ, ЧТО ВЫ ЗДЕСЬ НЕ ОДНИ!
ЛЮДИ ЖДУТ!
Дальше предлагалось спускать воду и не бросать на пол окурков. Всего было пунктов восемь. Объявление кончалось угрозой, что если «граждане жильцы» не будут исполнять правил, уборную придется закрыть.
Протокотов улыбнулся и сорвал объявление.
В полдень в уборной появилось новое объявление, написанное тем же каллиграфическим почерком. Первые слова были такие:
ПРОШУ В ОБЩЕСТВЕННОЙ
УБОРНОЙ НЕ ХУЛИГАНИТЬ.
НЕ ЗАБЫВАЙТЕ, ЧТО ВЫ
ЗДЕСЬ НЕ ОДИН!
Протокотов подумал, вытащил автоматическую ручку и написал в конце большими буквами слово «дурак».
В ответ появилось:
«От дурака слышу!»
Переписка продолжалась целый день.
Победил дядя, повесив на стену очень длинную, талантливо составленную инструкцию.
Дядя Силантий работал не покладая рук.
На следующий день Протокотов обнаружил в дивной эмалированной ванне старый матрац, пирамиду перевязанных бечевкой книг и пыльную клетку из-под попугая.
На дверях появилась бумажка:
ЗВОНИТЬ:
Ч. И. Протонотову — 8 р.
С. А. Протонотову — 14 р.
Рядом с бумажкой Силантий Арнольдыч пробил глазок, а с внутренней стороны приладил чугунный засов, толстую ржавую цепочку и длинную железную штангу.
Внизу, в швейцарской, Силантий вывесил воззвание, начинающееся словами:
«Граждане держатели кошек!»
Дядя требовал от граждан держателей, чтобы они надели на кошек намордники, обещая пожаловаться на ослушников управдому.
Коридорчик протокотовской квартиры покрылся аккуратно приклеенными туммиарабиком четвертушками бумаги.
«Не топайте ногами, — требовал дядя, — вы не один». «Гасите за собой электрический свет». «Не бросайте окурков, бумажек и мусору. За вами нет уборщиц».
Как-то в субботу супруга Протокотовы были приглашены на дачу и вернулись только в понедельник. В кухне было пусто. Посредине любимой комнаты Протокотовых (столовой-кабинета), предназначенной для приема гостей и оклеенной изящными светленькими обоями, стояла газовая плитка. К ней была прилажена глупая коленчатая труба, которая тянулась через всю комнату и выходила в окно.
За два дня Силантий Арнольдыч умудрился переделать гордость Протокотовых — газовую плитку — в буржуйку.
Привести буржуйку в прежнее состояние оказалось делом нелегким. Приезжали с газового завода, грозили выключить газ и взяли за переделку восемьдесят рублей.
Протокотов ворвался в комнату дяди
