Четыре месяца темноты - Павел Владимирович Волчик
Люба медленно попятилась. Как раз в этот миг высокая девочка повернулась, они встретились глазами.
«Ангелина!»
Восьмиклассница какое-то время смотрела на неё, пока её подведённые возле уголков глаза не расширились.
На секунду Любе показалось, что старая подруга подмигнёт ей и сделает вид, будто ничего не заметила, но вместо этого ладони Ангелины сжались в кулаки, и она истошно заорала:
– Вон она! Хватайте!
Люба бросилась бежать, на первом же повороте её подошва с треском расколола лёд в луже. За спиной послышались громкие возгласы. Пробежав немного, она оглянулась и увидела, как Лика Карманова растянулась на тротуаре. Остальные не отставали, и никто не поднял упавшую.
– Стой, Люба! Мы просто хотим поговорить! – задыхаясь, кричала Ангелина.
«Так я и поверила! – Люба резко свернула в сторону парка. – Если бы ты не курила столько, то уже догнала бы меня».
Ноги гулко колотили об асфальт. Лёд предательски возникал ниоткуда, но Люба на удивление хорошо держала равновесие. Только бы дотянуть до зарослей кустарника.
Тугин уже оставил девочек позади и нагонял её. В груди всё горело от морозного воздуха.
Она, не раздумывая, бросилась в самую гущу веток, оцарапав щёку и оставив отстёгивающийся капюшон на одном из кустов. Девочка слышала, как Боря выругался, запутавшись в кустарнике.
Если бы сейчас было лето, листва скрыла бы её от врагов. Но ей приходилось продираться всё глубже и глубже, чтобы остаться незамеченной. Кустарник неожиданно кончился, и она вновь попала в круг деревьев, где стояли одетые в деревянные ящики статуи. В последний раз она была тут осенью. Как жаль, что здесь нет Монгола и его собаки.
В отдалении послышались голоса и хруст заиндевевших веток.
Согнувшись, девочка быстро пошла по узкой тропинке.
До убежища уже недалеко. Если ей удастся пересечь небольшой участок поля незамеченной…
Люба не успела задать себе вопрос, почему решила спрятаться именно в старом почерневшем дубе. Её уже влекло туда какое-то смутное чувство. Во сне она сумела уйти от зверя. Сумеет и теперь.
Беги, Землеройка! Спрячься в нору.
Поле оказалось замёрзшим, и застывшая грязь предательски хрустела под ногами. Землеройка оглянулась вокруг. Подёрнула носом – врагов не было видно. Бежать больше не было сил. Она доковыляла до дуба и влезла в дупло, перемазав колготки и куртку сажей.
Внутри не было удобной норы, и девочка чувствовала запах гари. Но здесь она была уверена, что её не заметят.
Сколько прошло времени, она не знала. Сердце всё так же колотилось, перед глазами бегали белые мушки, только дышать она стала чуть тише.
Скоро девочка перестала чувствовать биение пульса в висках. Перед собой она смутно различала обгоревшие стены убежища. Наконец у неё затекли ноги, и она уже решила вылезти из укрытия, как вдруг совсем чётко различила голоса, которые хорошо слышались в застывшем морозном воздухе:
– Её там нет, пойдёмте уже домой. Завтра с ней разберёмся.
– Завтра она придёт с мамочкой. Говорю тебе, она прячется в этом дубе. Мы с ней много раз гуляли здесь…
Люба закрыла себе рот рукой и чуть не заплакала. Ангелина – это её голос.
«Не шевелись. Замри!» – пищала Землеройка.
Они вытащат её из дупла за ноги и поволокут по земле.
«Нет уж! Лучше выйти к ним самой, чем сидеть здесь, как запуганный зверёк, и ждать своего часа».
Шаги приближались.
Люба вылезла из укрытия и встала на онемевшие ноги. Она вся была перемазана в саже, щека расцарапана, капюшон на куртке оторван – вид , наверное, был нелепый.
Яна Кулакова и Ангелина Чайкина находились примерно в шести шагах от неё. Кто-то из них присвистнул.
– Вот видишь, я же говорила… – промурлыкала дворовая кошка.
– Ты ничего не хочешь нам объяснить, зубастик?! – Яна шагнула вперёд, сжимая кулаки.
Её растрёпанные волнистые волосы то и дело лезли на лицо, закрывая очки.
– Я ничего не обязана вам объяснять… – потупившись, сказала Люба.
– Мы слышали, что ты всем разболтала про печенье с сюрпризом. Из-за тебя Наталья Борисовна…
– Что Наталья Борисовна?! Не отравилась? – гневно выкрикнула Люба.
Она не жалела о том, что рассказала. Больше не жалела.
– Что?! Ах ты…
– Эй, зубастик!
Тугин вышел из-за дерева, сжимая в руке кусок льда, смешанный с грязью (как она не заметила его раньше?).
– Хочешь сама съесть печеньку?
Он швырнул в неё комок. Люба попробовала увернуться, но ледышка врезалась в плечо, и оно заныло от боли. Яна и Ангелина уже нагнулись за новой партией снарядов.
– Я ведь говорила тебе, – ухмыльнулась Кулакова, кивая на Ангелину, – что старую подругу нужно поддержать. А ты даже пальцем не пошевелила, когда её выгнали из гимназии.
– Бывшую подругу… – тихо сказала Люба, и следующий ледяной комок попал ей в колено.
Она поморщилась и неловко попятилась, как вдруг наступила ногой на что-то твёрдое и хрупкое, хрустнувшее под подошвой. От неожиданности девочка оступилась и неловко приземлилась на копчик. Она вскрикнула, увидев, что наступила на полуразложившиеся останки чёрной птицы. Почему-то Люба вспомнила, как они кружили здесь осенью над старым дубом. Их было много: целая тысяча!
Её падение вызвало у преследователей бурный взрыв хохота.
– Вставай, зубастик. Вставай на колени и проси пощады. Может быть, тогда мы не тронем тебя.
Она упрямо замотала головой.
Тугин шагнул вперёд, сжимая в руках новую ледяную глыбу.
Девочка держалась, чтобы не разрыдаться. Она не будет умолять их о пощаде. Никогда.
Люба интуитивно стала отползать назад, опираясь руками на мёрзлую почву.
Она огляделась
