До встречи в феврале - Эллисон Майклс
Оставив Джима поболтать с Беном о рабочих моментах, провести этакое дистанционное экспресс-собеседование, я нашёл маму с лейкой у подоконника и поцеловал в щёку. Делала вид, что хлопочет по дому, на самом же деле приклеила уши к нашей с Джимом беседе.
– Уверен, что поступаешь правильно? – Спросила она, погладив давно огрубевшей от моющих средств и тряпок ладонью по щеке. – Не будешь потом жалеть?
– Впервые в жизни я ни о чём не жалею.
Кроме одного. Но это уже другая история.
Мама была бы не мамой, если бы не уловила ту печаль, что всё ещё сидела внутри по Эмме. Она приобняла меня, как в детстве, только теперь её голова еле-еле доходила до моего плеча, а не наоборот.
– Ну как тебе Бен? – Спросил я, возвращаясь в гостиную. – Пойдёт мне на замену?
– Пока мы ничего не решили. Я пригласил его сюда, чтобы обсудить всё лично, но, кажется, его заинтересовало твоё предложение. Парнишка сказал, что когда-то работал у нас… Странно, но я его не помню.
– Ещё вспомнишь, Джим.
Некоторые вещи и тем более люди запоминаются на всю жизнь. Став эпизодом прошлого, определяют твоё будущее. Став одним из стежков длинной нитки, укрепляют твои швы. Эмма навсегда останется эпизодом, стежком. Я понял это в тот самый момент, когда провожал Джима к выходу и окликнул на пороге:
– Кто рассказал тебе о Стивене?
За считанные секунды плечи Джима усыпал пух ощипанных облаков. Он носился вихрями по улице, засыпая ничуть не поредевшие волосы Джима первой сединой. Крошинки зимы застряли в усах-щётках, отчего стали похожи на рождественскую ёлочную лапку, от которых берлингтонцы поизбавлялись в начале февраля.
Джим впихнул свои мясистые ладони в кожаные перчатки и похлопал ладонями, стряхивая перхоть облаков.
– Та милая особа, что временно живёт у тебя.
Эмма…
– Заявилась ко мне в кабинет вся такая бойкая и разгорячённая. Тыкала в меня пальцами и обвиняла в том, что я бросил тебя.
Джим в который раз потряс головой в угоду старой привычке. Водопад снежинок осыпался с его макушки. Никто не имел права тыкать в самого Джима Макдугалла и тем более обвинять в чём-то. И в любой другой миг он взорвался бы фейерверком ярости, но сейчас посмеивался сам себе.
– Выдала целую речь, мол, за своих людей нужно стоять горой и отстаивать их до последнего. Мол, любимых людей не меняют на деньги…
Эмма…
Она как-то узнала о том, что меня выгнали с работы, что я вернулся в город, но так и не вернул свою прошлую жизнь. Мама ли разболтала, Вики или кто-то другой – какая теперь разница? Если чужое сердце остыло к тебе, оно не станет волноваться о таких вещах. Не пойдёт к бывшему боссу и не расскажет всю правду. Не попытается расставить всё по местам. Но Эмма волновалась, всё рассказала и всё расставила. По крайней мере, по местам в моей душе.
Джим, похоже, ничуть не обозлился на незваную гостью, которая разнесла его в щепки в своём же кабинете, а только наоборот, подивился её смелости. Никто не говорит Джиму Макдугаллу, что делать.
Я же стоял как мраморная статуя. Заколдован мыслями об Эмме, что не в силах ни моргнуть, ни наполнить лёгкие режущим воздухом.
– Эта гордячка думала, что я в курсе этого переворота и хотела поставить меня на место. Заступалась за тебя, как мама-медведица. – Захохотал Джим. – Я не вызвал охрану только потому, что ещё никто не позволял себе таких дерзостей со мной, даже ты, парень. А смелых и дерзких я люблю. Когда она остыла и поняла, что я не при делах, рассказала о том подслушанном разговоре. Сперва я ни черта не понял, но Стивен всё прояснил – увиливать ему больше не было смысла. Я успел только вышвырнуть его вон, проводил её до такси, что ждало её чтобы отвезти в аэропорт, и сразу сюда.
Эмма всё ещё любила меня. Таила обиду, злость, разочарование… Но любое из этих чувств мало что значит, если над ними главенствует любовь.
– Что с тобой, парень? – Хмыкнул Джим с улыбкой сытого кота. Даже его побелевшие усы словно испачкались в сметане. – Ты как будто узнал, что выиграл миллион долларов.
– Лучше, Джим.
Услышанные слова ворочались с боку на бок, никак не могли улечься на неудобном матрасе в моей голове. Как только я немного пообвык к тому, что чувства Эммы могли не пройти, я вспомнил кое-что из того, что поведал Джим.
– Ты сказал, её ждало такси до аэропорта?
– Ну да. Сказала, что возвращается домой.
Вот теперь я почувствовал настоящий холод, хотя уже пять минут стоял в минус двенадцать в одной футболке.
– Когда?
– Да вроде как сегодня. Сразу после того, как вытравила мне всю душу. А вот теперь ты выглядишь так, словно миллион проиграл.
Я сорвался с места, понёсся по ступеням вниз и поцеловал бывшего босса прямо в морщинистый лоб. Точно мопса облизал, но, чёрт возьми, это был лучший поцелуй с престарелым мопсом в моей жизни. Тот, правда, тут же начал брыкаться и кричать, что я ополоумел, но если не так чувствуешь себя от любви, то зачем её вообще придумали?
– Ты на машине?
– Мой «мерседес» вниз по улице.
– Отлично. Ты ещё готов сделать всё что угодно для моей задницы?
Джим опасливо кивнул.
– Тогда отвези меня в аэропорт.
– Ты собираешься куда-то лететь, парень?
– Нет, всего лишь задержать самолёт.
Эмма
– Когда зажаритесь в своём Лос-Анджелесе, прилетайте на денёк к нам.
Хейл выгрузил мои чемоданы из такси и развёл руками, обнимая Берлингтон, который вторые сутки тонул под снегопадами.
– Освежитесь немного.
– Обязательно.
Фальшивая улыбка убедила Хейла, но не меня саму. В Берлингтон я больше не вернусь, даже если Уилл попросит написать весенние и летние пейзажи для галереи и поманит гонораром в сотни тысяч долларов.
Слишком многое в этом городе напоминало о Джейсоне. Вернее, всё. Каждая снежинка, каждый сугроб и каждая улица. Дом на Деруэй Айленд, пекарня «Сладкий крендель», библиотека Литтл и мост через реку Уинуски. Булочки
