Четыре месяца темноты - Павел Владимирович Волчик
Маргарита Генриховна чувствовала в конечностях наливающуюся слабость. Она надела зимнее пальто и быстро пошла к выходу. Проходя мимо пары классов и открытых дверей учительской, завуч поймала на себе несколько удивлённых взглядов коллег, никогда не видевших, чтобы она покидала школу так рано.
Спустя два часа Каучуковая Дама в длинной тонкой рубахе сидела на холодной кушетке и ещё чувствовала холодный густой гель на груди и рёбрах.
– Вы работали на вредном производстве? – спросил врач.
Она отрицательно покачала головой. Пожилой доктор взглянул на неё из-под лохматых бровей:
– Не знаю, кем вы работаете, но создаётся впечатление, что ваше сердце недавно съело пригоршню битого стекла.
Маргарита Генриховна поёжилась, затем распрямила спину и важно проговорила:
– Я заведующая учебной частью в языковой гимназии вот уже сорок лет.
Доктор и глазом не моргнул.
– Вижу, вы любите свою профессию. Посоветую только одно: если на повторное обследование хотите прийти на своих ногах – выходите на пенсию.
Маргарита Генриховна важно подняла подбородок, встала и шагнула к ширме: бледная, босая, похожая на призрак. Слова доктора не могут повредить ей, ведь она сделана из каучука.
Но по коже вдруг забегали мурашки – по обычной живой коже, чувствующей боль и прикосновение холодного воздуха.
Агата
Ей открыла дверь мать Озерова. Неповоротливая, суетящаяся женщина с добрыми взволнованными глазами.
– Я прошу прощения, что не предупредила, – чуть покраснев, сказала Агата. – У меня окончательно сел аккумулятор на телефоне…
– Ничего-ничего! – Мария Петровна махнула рукой и пригласила гостью внутрь, одновременно отталкивая ногой большого рыжего кота. – Мы всё равно скучаем. Кириллу врач сказал лежать, пока не восстановится, Филипп на работе, а Дарья с мужем и детьми уже неделю как в отпуске. Поэтому у нас непривычно тихо. Выпьешь чаю?
Агата кивнула и с удовольствием вошла в тёплую кухню.
Их беседа заняла несколько больше времени, чем она предполагала. Мария Петровна щедро выставила на стол всё сладкое, что хранилось в шкафчиках.
– Ах, я забыла. У меня есть такие вкусные вафли…
– Я правда больше не могу, – призналась девушка, держась за живот.
Но Мария Петровна всё равно открыла дверцу и, вдруг замерев вполоборота, сказала так, как будто вспомнила что-то неожиданное:
– Я, наверное, тебя задерживаю. Кирилл наверху.
Она медленно закрыла дверцу.
– Он спрашивал – приедешь ли ты сегодня?
Агата осторожно встала из-за стола:
– Спасибо.
Девушка шла наверх, чувствуя, как у неё колотится сердце.
«Что тут такого, что он спрашивал?»
Дойдя уже до самой двери, она поняла, что всё это время упорно говорила себе, что едет помочь больному. Но почему-то ей радостно было, что она сможет увидеть его.
Кирилл спал, откинув голову на подушку. Видимая сторона лица его была спокойна и неподвижна. Тусклый свет пробивался сквозь окна и едва освещал комнату. Если бы Агата не знала, что на правом глазу у него сейчас повязка, то решила бы, что он абсолютно здоров. Она сделала ещё шаг и увидела, что никакой повязки нет: отёк ещё не спал, и второй глаз, закрытый припухшим веком, казался больше, как будто на лицо ему положили красноватую восковую печать боли. Агата, всегда с трудом переносившая вид различных травм, на этот раз на удивление спокойно отнеслась к увиденному. Несмотря на ушиб, выражение лица у него во сне оставалось детским.
«Он исследовал всё, что находил под ногами, от листьев до птичьих перьев. А потом взахлёб рассказывал мне, что нашёл. Я могла вывести его на улицу и не волноваться, что он убежит играть в соседний двор», – так говорила Мария Петровна за чаем. И Агате вспомнился тот, другой Озеров. Худой мальчуган, с которым они когда-то вместе облазили половину парков Города Дождей.
Она тихонько села на край дивана. Кирилл услышал её, но глаз не открыл.
– Кто пришёл? – спросил он тихо.
– Это я, – ответила девушка, едва удержавшись, чтобы не убрать у него волосы со лба.
Но тут же он сам раскрыл ладонь и протянул её Агате, так что она положила свою руку в ответ.
От него исходили такой покой и такая уверенность, каких она давно уже в нём не наблюдала.
– Почему ты улыбаешься?
– Во-первых, я отдыхаю от учеников.
Он зевнул и потянулся.
– Во-вторых… не пойму, почему бы тебе не оставить меня? Ты имеешь полное право. После «того случая у магазина» я заслуживаю, чтобы ты меня игнорировала.
– Тебе было четырнадцать, Озеров. Я уже говорила тебе: что было, то прошло.
«Тот случай у магазина» живо пронёсся в памяти Агаты рядом кадров. Летним днём, в красивом сарафане, она выходит из подворотни с сумкой через плечо, чтобы купить хлеба, и её сбивает легковой автомобиль.
– Я лежал и вспоминал, почему всё это произошло. Отец говорил мне, чтобы я не разгонялся, потому что ещё плохо вожу, а я его не послушал. Захотелось проверить реакцию…
– Я жива и здорова, всё закончилось хорошо.
– Всё так. – Кирилл облокотился на подушку, глаза у него всё ещё были закрыты. – Но я пока лежал тут, понял вдруг, что до нынешнего дня ни разу не задумывался о том, что это значило для наших родителей. Мой отец мог попасть в тюрьму.
Агата посмотрела в окно, вдаль, где голые деревья, окутанные туманом,
