снарк снарк: Чагинск. Книга 1 - Эдуард Николаевич Веркин
— Видел, кстати, — грязелечебница вчера сгорела? — спросил он. — Ничего не осталось. И башня, и корпус, и вокруг… Тушили-тушили, ничего не потушили.
— Ты, что ли, спалил?
— Я?! — Хазин дернулся. — Зачем мне это?! Я ни при чем, я праздником занимаюсь. Днем города. Завтра этот долбаный праздник…
— Завтра?
— Завтра. Господи, дай мне пережить этот день, этот день…
Хазин поднялся и принялся быстро ходить вдоль стены.
— Я больше чем уверен, туда молния ударила. — Хазин щелкал пальцами по стенному брусу. — Или короткое замыкание. Кому надо жечь эту помойку, что за бред… Нажрался кто-нибудь, вот и…
Хазин остановился, оглядел комнату, зацепился взглядом за пустую бутылку и за галеты.
— А ты что? Квасишь? — Хазин взял с подоконника оставшуюся галету. — Понимаю… И одобряю.
Хазин съел галету и запнул бутылку в угол.
— Я бы тоже… Знаешь, я не так представлял наш поход, не так паршиво… Это должна быть веселая дружеская поездка, природа, пикники, много бабок и баб… Ни бабок, ни телок, один геморрой. Даже эта корова-заведующая из клуба не дала, представляешь?
— Сочувствую, — сказал я.
— Худшая поездка! Это моя худшая поездка. И книгу на меня повесили… Чтобы я еще раз на такое подписался…
Хазин увидел кирпич возле койки. Бедолага.
— В Москву двину, — сказал вдруг Хазин. — Хватит с меня Мухосрансков. А ты что думаешь?
Ага. Пришел прощупать почву.
— Пока не решил, — ответил я уклончиво. — Есть несколько интересных предложений.
— Понятно… Если есть предложения, чего ты до сих пор в этой дыре загораешь?
— Имеются причины.
— А, ясно… — Хазин ухмыльнулся. — Из-за этой своей… Подруги детства.
Хазин подмигнул:
— За ней приволакиваешься?
Я промолчал. Присутствие Хазина мне было решительно неприятно. От него воняло вареной колбасой, и я не собирался с ним откровенничать. Я хотел, чтобы он ушел, но он, похоже, не собирался.
— Что-то с нами случилось, Витя… — сказал Хазин. — Личностная деформация.
Я тебе рассказывал про своего деда? Он был пилот…
Хазин ткнул пальцем в окно:
— Пилот высотных бомбардировщиков, и потом у него руки всю жизнь дрожали. Кислородное голодание, а он все равно вырезал «Калевалу». А я ничего… Я ничего.
Я чуть было не сказал ему, что его дед пилот, а он сам грошовый ублюдок, но промолчал. Объявишь ему, а он станет доказывать, что это не так.
— Бывает. Ты же сам говорил — микропуты стоптались до мышей.
— Да пошел ты… — Хазин скривился. — Ты ничем не лучше, писатель… Вернее, ты думаешь, что писатель, а ты давно не писатель…
Обиделся. Или сделал вид, что обиделся. Не исключено, что и то, и другое.
Какой трепетный кровосос.
— Сам стоптался, пишешь всякое дерьмо… «Клинцово — столица комбикорма»…
— Я хоть это пишу, — ответил я. — А ты вообще никто. Ты еще сдохнуть не успеешь, а в твои сапоги нассыт соседская кошка.
На это Хазин быстро ответить не сумел.
— Витя, ты инфантил, — сказал он после некоторого раздумья. — Типичный русский инфантил мудозвонного пошиба. Тебе пора повзрослеть и обратиться наконец в клинику по увеличению члена!
Хазин издевательски рассмеялся. Теперь и я посмотрел в потолок, теперь уже мне казалось, что нас прослушивают. Наблюдают. Или Хазин в глубоком неадеквате.
— Только инфантил может вернуться в город детства, чтобы замутить с девкой, которая тебе прежде не давала.
От Хазина трудно ожидать иного.
— Молодец, Витенька. — Хазин прибавил голосу сальца: — Геракл! Слушай, ну и как, соответствует мечтаниям?
Хазин подошел к окну, стал осматривать подоконник, словно пытаясь понять причину своего недавнего непролезания. Все-таки хорошо бы выкинуть его, дефенестрация — это культурно, в Западной Европе так всегда делают.
— Понимаю, Витя, я тоже в десятом хотел одноклассницу чпокнуть, но она уехала в Череповец, сам понимаешь, с этим ничего не поделать.
— Послушай, Хазин, если ты…
Он же меня провоцирует, внезапно понял я. Все эти гадости, нелепое объявление меня инфантилом, жалкие пасы в сторону моей творческой состоятельности — это только для одного: чтобы я на него набросился. Если я разобью ему морду или на самом деле в окно выкину, то он снимет побои, ляжет в больницу, и срыв завтрашнего праздника повесят на меня. С Хазина станется. Но вот откуда он знает про Кристину… У меня по лицу, что ли, видно? Хотя ничего удивительного, тут ума не надо, ситуация архитипичная, тут Хазин прав.
— Абсолютно с тобой солидарен! — сказал он. — Гештальты лучше закрывать. Если их не закрывать, риск свищей повышается в четыре раза, тебя как бы изнутри сжигает…
Хазин замолчал, глядя в окно.
— У тебя свищи? — поинтересовался я. — А Маргарита Николаевна, между прочим, тебе предлагала лечиться.
— Да-да, лечиться песцом, лечиться лисой, знаю-знаю…
Хазин продолжал всматриваться в улицу Кирова.
— Зря недооцениваешь лису…
— Мусора! — зашипел Хазин. — Мусора едут!
Он заметался по комнате, затем выскочил в дверь и скрылся.
— Зря недооцениваешь песца, — сказал я и выглянул в окно.
Улица Кирова оставалась пустынна, по ней никто не ехал и не путешествовал никаким другим способом. Хазин вел себя страннее обычного, возможно, укус мыши тоже не прошел для него даром. Забавно, если бы Хазин сбесился, из этого получился бы шикарный роман.
Хазин, глава консалтингового агентства, готовит большой праздник в провинции, юбилейный День города, на который съедутся гости со столицы и соседних областей. В процессе подготовки на Хазина нападает мышь. Хазин не обращает на инцидент внимания, однако скоро последствия атаки сказываются невероятным образом. Неожиданно для себя самого Хазин начинает испытывать несвойственный ему в обычных условиях профессиональный энтузиазм.
Город Березов, в котором разворачивается действие, по замыслу Хазина, планируется сделать столицей русской березы, а следовательно, День города должен пройти под знаком березы, под звездой ее возрождения и через это — общего ренессанса России. Массовое шествие жителей в березовых костюмах, кантри-кросс, фестиваль плетения, ярмарка корзин, забеги в пестерах, дегустация фирменного коктейля «Березань». И как апофеоз праздника — сожжение четырехметрового березового человека — фигуры, сплетенной из свежайшей бересты.
Помощники начинают подозревать, что Хазин заразился все-таки бешенством — ведь подготовка юбилея города с каждым днем приобретает все более гротескные черты. Однако ассистенты тревогу поднимать не спешат, поскольку отличить безумие от творческого подхода в силу постигшей их глубокой профдеформации давно не способны. Местная администрация одобряет начинания Хазина, более того, выделяет ему дополнительное и весьма значительное финансирование. Праздник проходит с большим успехом, на центральной площади собирается весь город, во время дегустации коктейля Хазин перебарщивает с напитком и засыпает, а в себя приходит внутри березового человека. Приходит в себя от запаха дыма и жара…
Где-то уже встречал, то ли у кельтов, то ли
