Поделись своей любовью - Наталья Волчок
«Выспаться бы!» — вот такой короткий и простой девиз послеродового периода.
Полноценный сон. Он не только позволяет оставить во вчерашнем дне все неважное. Сон — это еще и настоящее лекарство. Сколько раз я наблюдала, как женщины выздоравливали после хорошего отдыха.
Как-то на одном дежурстве я сделала экстренное кесарево сечение. Операция была крайне сложной, на полном открытии, при извлечении ребенка «поехал» глубоко вниз правый угол разреза на матке и разорвал маточную артерию. Естественно, началось кровотечение, которое я с трудом остановила. Швы накладывались проблемно, ткани раны рвались, из мест уколов все время подсачивалась кровь. Понадобилось определенное время, чтобы справиться со всем этим, а потом, конечно же, был назначен антибиотик для профилактики инфекционного процесса.
Пациентку звали Наталья.
Сначала она лечилась в реанимационном отделении. Когда анализы пришли в норму, самочувствие тоже, ее перевели в послеродовое.
Через пару дней Наталья стала температурить, особенно высоко по вечерам. Мы сменили антибиотик, откорректировали лечение, добавили иммунные препараты, проконсультировали ее со всеми необходимыми специалистами, однако, как только стрелки на часах достигали двадцати одного, цифры на градуснике начинали быстро прибавлять.
Несмотря на свое плохое самочувствие, Наталья продолжала ухаживать за ребенком. И как я не уговаривала, как не просила, как не убеждала отдать дитя на пару часов на пост, а самой отдохнуть, она ни в какую не соглашалась. Приходили сотрудники кафедры, представители администрации, говорили то же самое, соседки по палате вторили им, акушерки, — все было впустую.
Но в какой-то момент она сдалась.
— Ирина Петровна, я решила прислушаться к вам. Возьмите моего малыша, а я посплю.
Мы перевели ребенка под присмотр детской медицинской сестры, а Наталья улеглась отдыхать и отключилась… на двенадцать часов. Я регулярно заходила к ней в палату. Она не реагировала ни на кого и ни на что: ни на меня, ни на установку капельниц, ни на взятие анализов, ни тем более на измерение температуры.
Когда женщина наконец-то открыла глаза, то сказала: «Я чувствую, что поправилась». И, действительно, температуру как рукой сняло. Через пару дней мы отменили ей лечение, а еще через пару — выписали домой. Она приходила на контрольные осмотры через месяц и через полгода. Счастливая и здоровая женщина.
Приятного персикового цвета стены отделения с ужасом смотрели на темные в белых рамах окна. Разноцветные картины с нарисованными цветами создавали атмосферу летнего сада и поднимали настроение. На посту в зеленой вазе красовались бумажные орхидеи, алые и рыжеватые. Рядом в плетеной корзине — собранные из мелкого и крупного бисера ромашки и нежнейшие голубые васильки.
Главный врач не любит искусственные растения, говорит, что они вызывают у нее неприятные ассоциации. Но признает, что качественный суррогат очень украшает отделение. А вот пришедшие на пост измерить давление родильницы любовались этим маленьким цветником. «Как здесь уютно! Чувствуешь себя как дома!» — говорили они.
— А то! Стараемся для вас, — отвечала им акушерка Любовь Юрьевна, приятная, разговорчивая и искренняя женщина. Знаток своего дела и круглосуточная поддержка для пациенток. Поможет, плечо подставит, пожалеет, все расскажет и объяснит. Мама, сестра, медицинский работник, семейный психолог в одном лице.
— Доброе утро! — поздоровалась я с ней. — Как у вас дела?
— Вы замечательно выглядите, Ирина Павловна! Похудели немножко, что ли?
— Вот не знаю, не взвешивалась, если и да, то не специально, а случайно. А вот вы, вижу, постарались.
— Да, десять килограммов как рукой сняло.
— За правильное питание взялись?
— Куда там! На стрессе! У дочки беременность протекала с осложнениями, роды прошли тяжело. Вы же знаете, какая она у меня непростая девочка. Я места себе не находила, совсем есть перестала. Только пила, и то понемногу, как мой мопс.
— У вас родилась внучка? Внук? Поздравляю! Это же прекрасно — быть молодой и красивой бабушкой!
— Ой, не говорите. Только эта бабушка так нервничала, что пару дней назад потеряла сознание на остановке.
— Как это?
— Вот так. Резко закружилась голова, потом все поплыло перед глазами, а когда очнулась, то поняла, что лежу на земле.
— Вам кто-нибудь помог, вызвал скорую помощь?
У Любови Юрьевны появились слезы на глазах: «Если бы! Там стоял человек, но не подошел. Когда я пришла в себя, его уже не было. Самой пришлось подниматься. Как была, в грязном пальто поплелась домой. Шишку набила на затылке, до сих пор не сошла. Понятное дело, подумал, что я пьяная, поэтому и рухнула. Я же никогда никому ничего плохого не сделала, почему он так со мной поступил?»
— Не переживай, Люба, он просто решил, что ты в нирване и не стал мешать, — хохотнула проходящая мимо санитарка, а потом вдруг повернулась ко мне и отвесила «комплимент». — Доктор, у вас сегодня прическа не очень, вот пару дней назад, когда вы приходили с гулькой, было интереснее!
— Спасибо за критическое замечание! Поразмышляю над своим образом на досуге, — отреагировала я, а потом крепко обняла Любовь Юрьевну. Такая жалость к ней охватила меня!
— Не плачьте! Он, скорее всего, не заметил в ожидании транспорта. Вы замечательная, милая, добрая женщина. Солнце наше. Забудьте! Простите его!
— Бог простит, — немного успокоившись, всхлипнула она. — Нас так постоянно тычут носом в отсутствие сострадания к людям, а они вон как…
— Не хотим мы понимать друг друга. Есть у меня одно воспоминание. Мне тогда было четырнадцать лет. Очередное весеннее утро. Собираюсь в школу, а мне вдруг начинает болеть живот. Потом появилась рвота, температура, резкая слабость… Понятное дело, я никуда не пошла. В обед мама прибежала с работы, увидела меня в плачевном состоянии и потащила в поликлинику. На осмотре заподозрили аппендицит и выдали направление на госпитализацию. Помню, вышли мы тогда на улицу. Яркое солнце, теплый ветерок, радостное щебетание птиц, сильный запах цветов, а у меня такое головокружение, что все это великолепие создало эффект пролетающего мимо на огромной скорости поезда. Машины у нас не было. О такси в то время речи не велось, поэтому в больницу мама повезла меня на маленьком, тесном и душном автобусе. Я села у окна, подперев рукой голову и изо всех сил старалась подавить тошноту. На очередной остановке вошла огромная женщина пожилого возраста, добралась, растолкав людей, до меня, и уткнулась своим необъятным животом в мое ухо. В какой-то момент я услышала жуткое бульканье ее кишечника, но мне было так плохо, что хоть в колокол звони — я не отреагирую. Так мы ехали остановки две. Наконец она прервала молчание и громко стала меня стыдить за невоспитанность: «Неужели не
