Теория хаоса - Ник Стоун
– О чем они спорили?
Теперь Уолтер хмыкнул.
– Легче сказать, о чем они не спорят, – ответил он. – Я говорил тебе, мама превратилась в монстра после смерти дедушки. Что немного иронично, потому что при жизни он тоже был монстром.
– Хмм.
– Что это хмм значит?
– Я пытаюсь сложить картину воедино, – сказала Шелби. – Ты сказал, что смерть Эммы на твоей совести, так? Потому что ты уснул.
– Да…
– Ладно. Тогда это ее собственная вина. Потому что она была причиной того, что ты не спал прошедшую ночь и был сонный.
Она могла почувствовать в воздухе, как его настроение меняется. «Прости, что…»
– Постой, я не закончила еще. – Шелби подняла руку в останавливающем жесте. – Выслушай меня, пожалуйста.
Он обнял колени руками.
– Хорошо. Продолжай.
– Это также вина твоих родителей, потому что они расстроили ее, по причине чего она пришла к тебе. Что делает виноватым также твоего дедушку, потому что твоя мама изменилась после его смерти.
– Хорошо…
– И еще нет чьей-то вины в том, что дедушка умер, потому что это случается со старыми людьми. То, что я пытаюсь сказать, если смерть Эммы лежит на тебе, то также лежит на всех и ни на ком сразу. – Она повернулась к нему: – Ты понимаешь меня?
– Ну…
– Цепочка виноватых никогда не заканчивается, Уолтер. Да, жизнь полна причинно-следственных связей, но каждая причина была следствием в какой-то момент.
На небольшой промежуток времени наступила тишина… в течение которой Шелби понимает, что смотрит на руки Уолтера и хочет взять их в свои.
– Ты знаешь, почему я привела тебя сюда? – сказала она, пытаясь избавиться от этого желания.
– Почему?
– Из-за простора. – Она обвела рукой небо вокруг. – Здесь нет практически ничего между небом и землей. Я считаю это место моей точкой рандеву со вселенной.
– Шелби? – сказал Энди, нарушая ее состояние транса.
– Да?
– Ты настоящая ботанка, ты знаешь это?
– О боже, ты просто невозможен, – с этими словами она ударила его по предплечью. Его сильному и загорелому предплечью.
Он просто засмеялся.
– Серьезно, чтобы не быть слишком уже слащавым, но ты просто дар Божий.
Если бы кожа Шелби была хоть на капельку менее смуглой, то Уолтер увидел бы, как она краснеет. Она отряхнула руки (абсолютно без причины).
– Пойдем, – сказала она, поднимаясь.
– Куда?
– Тебя нужно обнять, – ответила она. – Друзья обнимают друзей, когда им это нужно, не так ли? – Она схватила Уолтера за руку и поставила на ноги. Затем она приподнялась на носки и обняла его руками за шею.
Обнимать его было как обнимать ствол дерева (он что, девушек никогда не обнимал?), но он – теплый и крепкий. Шелби почувствовала тот момент, когда он облегченно выдохнул, потому что его (сильные) руки обняли ее за талию и потом ее ступни оторвались от земли.
Это было незабываемо.
– Ты была права, – сказал он, утыкаясь ей в ключицу. – Мне нужны были объятия. И еще ты пахнешь очень вкусно для той, кто только что совершил восхождение на гору и час занимался паломой.
– Пилогой, дурачок!
Он рассмеялся, и Шелби могла это почувствовать в своей груди. (Буквально.)
Может быть, ей и правда не помешает друг.
Часть 2. Образование протозвезды
Августины
Когда вчера Шелби написала ему, что ее родители хотят пригласить его на ужин, то радости Энди не было предела.
Он провел утро под кислым взглядом ворчливого судьи, который в дополнение к ожидаемым лишениям прав на шесть месяцев и сорока часам общественных работ присудил ему двенадцать месяцев условного срока. Его мама попыталась откупиться.
– Не могу же я иметь сына на испытательном сроке во время выборов, – жаловалась она своему адвокату, но судья Ворчун оказался непримирим.
Когда Энди добрался домой – будучи до этого запертым в машине и полностью трезвым рядом с раздраженной конгрессменшей Крис Криддл на протяжении сорока восьми минут, – он взялся за вторую книгу из серии Белого гангсты «Вкусный белый шоколад», как за глоток свежего воздуха. Так что идея встретиться с самой Шондой Креншо заставляла его буквально прыгать от радости.
Теперь, однако, когда большой черный «Мерседес» – специально отправленный за ним – устремился к массивному особняку розового цвета, который до этого Энди видел только со стороны заднего двора, он начал осознавать: он понятия не имел, во что ввязался.
Машина остановилась, и Марио посмотрел на Энди в зеркало заднего вида со словами «Оставайся на месте», а затем вышел из автомобиля. (Вообще не пугающе. Неа. Ничуточки.)
Пассажирская дверь Энди открылась, и Марио жестом пригласил его выйти и пойти ко входной двери. Точнее, дверям. Особняка. Потому что их было две. И они были здоровые.
Массивные двери распахнулись до того, как он успел поднести палец к домофону. Перед Энди стояла темнокожая женщина с коротким афро цвета мускатного ореха.
Шонда. Черт побери. Креншо. (И внутри него тоже была буря эмоций.)
Она казалась еще выше на высоких каблуках, но и без того она была величественной и гораздо милее, чем на авторских фотографиях на обложках книги. Она всплеснула руками, показывая длинные, цвета сахарной ваты, ногти и такое количество украшений на пальцах, что хватило бы на оплату всего колледжа Энди.
– Уолтер! – воскликнула она.
– Тебе нельзя его так называть, мама! – голос Шелби послышался где-то из глубины этого «бастиона». Энди не имел понятия, как она могла услышать свою маму, но это заставило его улыбнуться.
Шонда Креншо закатила глаза.
– Ох уж этот ребенок… Входите, молодой человек.
Он остановился.
Первое, что бросалось в глаза в интерьере дома семьи Августин, – это множество картин на стенах, на которых были изображены чернокожие люди в разных степенях наготы. Энди был рад, что Шонда Креншо шла впереди него, потому что позади он все больше и больше краснел, проходя мимо парной скульптуры двух людей, сплетающихся в такой позе, которая в реальной жизни привела бы к беременности.
Войдя на кухню – в три раза больше той, которая была в доме Криддлов, – он увидел огромного человека в очках, с тоном кожи таким же, как у Шелби, и густыми волнистыми волосами, спадающими прямо за спиной. Без сомнений, это был ее отец. Когда он заметил их, то поднялся в полный рост, и Энди потребовалась вся его смелость, чтобы не попятиться.
– Ты, должно быть, Эндрю, – пророкотал он голосом, больше походящим на звук грома. – Очень рад с тобой познакомиться,
