Внутренний голос - Виктория Самойловна Токарева
Знакомство по необходимости переросло в сердечную дружбу.
Примерно то же самое было и в моем случае.
Моя маленькая дочка быстро миновала свою болезнь, но Стасик Долецкий придерживал меня в своих литературных интересах. Он писал какие-то мемуары, а я читала и говорила: «замечательно», хотя это было скучно и никому не нужно. Например, он советовал старикам каждый день вставать под душ. Мне казалось, что это само собой разумеется.
Итак, я зашла к Стасику и встретила там Никулиных. Какое-то время мы потрындели о том о сем. Юрий Никулин рассказывал анекдоты. Он знал их несметное количество. Непонятно, как эти анекдоты умещались в его голове.
Прошло два часа. Надо было расходиться. Никулины поднялись, и я вместе с ними.
Вышли одновременно. Спустились в лифте. Но выйти на улицу не получилось. Дело в том, что хлынул дождь, внезапно и мощно. Буквально как из ведра.
Напротив подъезда, как в тумане, виднелась белая «Волга» Никулиных. Юрий Владимирович бесстрашно нырнул под дождь, добежал до своей машины, распахнул дверцу и махнул нам рукой приглашающим жестом. Я и Таня рысцой потрусили к машине. Спрятались в ней. Таня хлопнулась на заднее сиденье, я – рядом с шофером, а именно с Юрием Владимировичем.
– Вы где живете? – спросил меня Никулин.
До недавнего времени я проживала в центре Москвы – семнадцать минут до Кремля. Но после рождения ребенка моя семья переехала в более просторную квартиру, которая находилась у черта на рогах, в конце Калужского шоссе, ближе к Калуге, чем к Москве.
– Вы подвезите меня к метро, – предложила я. – Я сама доберусь.
– Вы не ответили на мой вопрос, – заметил Юрий Владимирович.
– Не надо меня провожать, – взмолилась я. – Только до метро.
Дождевая вода заливала лобовое стекло, видимость нулевая.
– Где вы живете? – спросил Юрий Владимирович.
– Ну что ты пристал к человеку? – вмешалась Таня. – Тебе сказали – до метро, вот и вези до метро.
Юрий Владимирович не отреагировал. Как будто не услышал. Его лицо было непроницаемым.
Он меня не знал. Видел первый раз, а возможно, и последний. Я была ему не нужна, как говорится, «сто лет в обед». Но он не представлял себе, как можно выпустить под проливной дождь молодую женщину без зонта и на высоких каблуках.
– Где ваш дом? – переспросил Никулин.
– На Калужском шоссе, но не надо…
Я не люблю доставлять людям неудобства, а это было явное неудобство: час в одну сторону и час в другую.
– Я прекрасно доберусь на метро…
– Юра! – воскликнула Таня.
Ей не хотелось выбрасывать из жизни два часа. С какой стати? Кто такая эта Токарева? Не старуха, не калека и не Алла Пугачева. Почему они должны подвозить ее к самому подъезду?
Но у Никулина были свои заповеди. Мой статус не имел значения. Я – просто человек беспомощный перед явлением природы. Я могу простудиться, поскользнуться и упасть, промокнуть до костей и потом трястись в метро в холодном компрессе. Лучше он потратит два часа и сохранит спокойствие души.
Юрий Владимирович протягивал руку помощи, когда человек в опасности. Мужчина класса «А».
Он стал выруливать машину на Ленинский проспект. Решение принято. Дождь стучал по крыше.
Таня поняла, что ей ничто не поможет. Насупилась. Обиделась. В конце концов она тоже женщина и с ней тоже нужно считаться.
Все кончилось – и дождь, и дорога к дому. Можно забыть. Но я не забыла.
Поступок Юрия Владимировича был абсолютно бескорыстным. Он не рассчитывал, что я когда-то об этом вспомню и прилюдно скажу спасибо. Он просто подарил мне два часа своего времени, подставил ладони под дождь, который забегал мне за шиворот.
Но я не забыла. И сейчас, через много лет, я вспоминаю его решительный профиль, и мне хочется жить.
Я не знаю, как его зовут, сколько ему лет и какова его профессия. Не знаю ничего. Единственное, что запомнила, – лиловое пятнышко на нижней губе. И это все.
Он не молодой и не старый. Седой, но не полностью. Правильно сказать: седеющий.
Я увидела его по телевизору. В новостях рассказали ошеломительный сюжет: самолет терпел бедствие. Кончился бензин. Самолет должен был упасть, грохнуться из поднебесья вместе с пассажирами в количестве девяноста человек. Пилот понимал: надо сажать самолет. Но куда?
Блеснула полоска реки. Это лучше, чем ничего. Самолет стал снижаться, и вдруг пилот увидел взлетную полосу. Что за полоса? Хватит ли ее длины, чтобы посадить самолет? Но думать некогда, и выбора нет.
Господь Бог расстелил эту полосу среди прибрежья лесного.
Позднее выяснилось: когда-то, во времена Чкалова, здесь была летная школа. Стране нужны были летчики. Летчик – модная профессия в те времена. Потом все закрылось. Так бывает. Ничто не вечно. Сегодня модная профессия – космонавт. Взлетной полосы не предполагается.
При летной школе остался барак для обслуживающего персонала. Там проживали потомки, живущие ныне. Кем являлся этот седеющий мужик, о котором я рассказываю? Чей родственник? Неизвестно.
Известно только то, что каждое утро он выходил с метлой и подметал полосу, которая никому не была нужна.
Я запомнила его отчество – Михалыч. И маленькое лиловое пятнышко на нижней губе. И это все. Как говорят французы: «се ту».
Всякий труд имеет какой-то смысл и доход, пусть даже мизерный. В данном случае – ни первого, ни второго. Михалычу никто не поручал следить за полосой и никто ничего не платил.
Что им двигало? Может, потребность в спорте по утрам, физические упражнения? Однако Михалыч не был молод, на спортсмена походил мало. Скорее всего, потребность порядка. Хаос он превращал в порядок.
Полоса, как правило, была закидана природным и человеческим мусором: ветками, ржавыми банками, пластмассовыми трубами. Михалыч подметал, полоса становилась чистой. Красиво. Радовало душу. Было хламно, а сейчас аккуратно. Функция Михалыча – превращать хаос в порядок. Убирать все, что нарушает гармонию.
Никто не обращал внимания на труд Михалыча. Только он сам: подметет, посмотрит, послушает музыку в своей душе, да и пойдет восвояси.
Возможно, он где-то работал, на какой-нибудь лесопилке. По телевизору не сообщали.
Однажды в июльское утро Михалыч пришел на полосу и увидел ржавую бочку. Ее выкатило на середину полосы. Михалыч откатил бочку за пределы полосы и поставил вертикально на круглое дно. И в это время на Михалыча обрушился нарастающий грохот. Казалось, что Зевс-громовержец спускается с небес на колеснице. Через несколько секунд стало ясно, что это не колесница, а пассажирский самолет. Он совершил посадку и катится по взлетной полосе. Полосы немножко не хватило. Самолет выкатился
