Тернистый путь к dolce vita - Борис Александрович Титов
***
Девочки Стеши были сплошь неудачницами с большими амбициями. Она понимала, что выбор у них невелик и держаться за нее, как возможность быть на виду, они будут из последних сил, что бы это им ни стоило. Стеша вымуштровала своих охотниц за славой, и они беспрекословно подчинялись каждому ее требованию. Команда показать фотолабораторию означала сексуальное удовлетворение гостя.
***
Через некоторое время Валерий Николаевич и Маша спустились вниз и присоединились к гостям.
Стеша перебрала спиртного и, никого не стесняясь, взасос целовала Оксану, засунув ей руку под юбку.
– Фу, какая мерзость, – брезгливо процедила сквозь зубы Маша. – Видели бы вы, что они вытворяют, когда нет посторонних! Нас они совсем не стесняются.
– Не скажи, если бы я был женщиной, я бы, наверное, тоже был лесбиянкой, ведь женское тело куда красивее мужского. К тому же у женщин, как правило, нежная, ухоженная кожа. Кроме того, в отличие от мужчин, у которых эрогенные зоны на семьдесят процентов примитивно сосредоточены сама знаешь в каком месте, у женщин они разбросаны по всему телу. А это такой простор для фантазии! Так что любить надо женщин и только женщин.
В ответ Маша так громко рассмеялась, что привлекла к себе всеобщее внимание.
– Ну и что это нас так развеселило? – зло глядя на девушку, спросила Стеша, подозревая, что та смеется именно над ней.
– Да я ей анекдот рассказал, – нашелся Валерий Николаевич.
– И какой же?
– А вот какой. Ждет женщина любовника. Прибралась, прихорошилась, накрыла на стол, поставила бутылку водки. Пристально посмотрела на себя в зеркало… И выставила вторую бутылку.
Все рассмеялись.
– Вот еще анекдот, – возбужденно произнес молодой человек в заношенном свитере – фотохудожник, специализирующийся на обнаженной натуре. Изрядно набравшись халявного спиртного, он теперь решил подкрепиться и в каждой руке держал по бутерброду. – Встречаются две приятельницы. Одна другой:
– Да, мы же три года с тобой не виделись, с самой свадьбы. Ну, рассказывай, как живете.
– Все у нас хорошо, мы счастливы.
– Ну а на стороне у тебя кто-то уже появился?
– Нет, ты знаешь, никого, я за три года ни разу не изменила мужу.
– Тю, а что так?
– Да вот как-то не везет.
– Тебя послушать, так все женщины шалавы и каждая жена норовит изменить мужу, – обиженно произнесла сидевшая в углу миловидная пианистка.
– Изменяют все, и мужчины, и женщины. Хоть раз в жизни, но изменяют, – ответил фотохудожник.
– Решительно не согласна! – заявила пожилая писательница, сильно походившая на учительницу младших классов своей чопорностью и привычкой читать нотации окружающим. – Я знаю достаточно много женщин, которые никогда не изменяли своим мужьям.
Она произнесла это с такой уверенностью, что всем стало понятно – речь идет о ней самой.
– Не изменяли – это вовсе не значит, что не хотели. Просто не имели возможности. Ну не было на них спроса!
– Фу, это уж совсем пошло звучит, – брезгливо поморщившись, сказала писательница.
– Не пошло, а реалистично. Да вы вот Маврина спросите, он психолог и наверняка сталкивается с этим явлением. Рассудите нас, – обратился фотохудожник к элегантному мужчине преклонного возраста.
Тот глубокомысленно закатил глаза, выдержал паузу, как бы размышляя над вопросом, и начал свое длинное повествование.
– Ну что ж, по моим наблюдениям, базирующимся на признаниях клиентов, изменяют действительно все, – ответил Маврин. – Начнем с мужчин. Исключение составляют лишь те, у кого проблемы с эрекцией, кои и пресловутый супружеский долг исполняют лишь по великим праздникам. Более того, я знаю сладострастных попов, грешащих с прихожанками. Вот по поводу матушек ничего сказать не могу, а батюшки, вероятно, немногие, но грешат. Свидетельствую.
– Ой, это интересно, расскажите, – оживилась Оксана.
– А как же быть с тайной исповеди? – отшутился психолог. – Я и в самом деле сборник новелл мог бы написать на эту тему, но профессиональная этика не позволяет. Так вот, что касается мужчин – скажу больше: все они, за редким исключением, не скрывают своих похождений и болтают об этом на каждом углу, причем, имейте, дамы, это в виду, не утаивают имен обольщенных ими женщин и смакуют скабрезные детали.
– Ты сейчас будешь жестоко бит, – пробасил оперный певец.
– Ну, когда еще они узнают всю правду о вас. Я же как бесстрастный исследователь имею на это право. Однако обратимся к женщинам. Они изменяют не меньше нашего и делятся на четыре группы.
Первая – стоические, это те, которые хотят, но не преступают, флиртуя лишь в своих фантазиях. Их со временем становится все меньше и меньше.
Вторая группа – романтичные женщины, которые как в омут с головой кидаются в любовные отношения и либо строят новую семью, либо просто разводятся, либо после прекращения греховной связи страдают и корят себя всю оставшуюся жизнь.
Третья группа – безрассудные женщины, делающие это не ради удовольствия, удовлетворения страсти, а в отместку мужу за измену.
Четвертая группа – нимфоманки, делают это часто и без разбора. Отрываются почище мужиков.
– Да, если тебя послушать, то женщины – это сплошь изощренные извращенки! – возмутилась писательница.
– Прошу заметить, это не я сказал…, – парировал психолог.
– И тому есть масса примеров, – ехидно заметил политолог. – Взять хотя бы маркизу де Помпадур. Когда Людовик XV охладел к ней, она спокойно уступила свое место новым молоденьким любовницам, не потеряв при этом благосклонности и доверия короля. Маркиза убедила его в своей незаменимости на ином поприще. Зная вкусы и пристрастия Людовика, она лично подбирала ему девиц, устраивая их свидания в знаменитом Оленьем парке.
– Да, она действительно оставила о себе дурную память, – подтвердил психолог. – После смерти де Помпадур при французском дворе ходили слухи, будто на ее могиле начертаны слова: «Здесь покоится та, которая двадцать лет была девственницей, десять – шлюхой, а тринадцать лет – сводницей».
Как водится, после обсуждения адюльтера перешли к политике. Полемику начал Рудик – так звали крохотного сухощавого человека неопределенного возраста, одетого в подростковый костюм, который был ему явно мал и обтягивал его тщедушное тельце. Под пиджак была надета некогда белая рубашка, украшенная мятой бабочкой, а из-под узких и коротких брюк в любое время года торчали грязные кальсоны. На лацкане пиджака неизменно красовался маленький букетик искусственных цветов.
Одни говорили, что ему едва за сорок, другие – что уже давно исполнилось восемьдесят. Сам же Рудик с одинаковой искренностью рассказывал и о том, что когда учился в школе, пионерской организации уже не существовало, и о том, как 9 августа 1942 года в Большом зале Ленинградской филармонии ребенком слушал седьмую симфонию Шостаковича и, потрясенный ее мощью, поклялся себе стать великим композитором.
Композитором Рудик стал и, похоже, действительно великим. В Европе редкий спектакль по произведениям Кафки не сопровождался музыкой его сочинения. Однако на родине его знал лишь узкий круг людей. Когда в захолустных клубах или на чьей-то квартире он исполнял свои произведения,
