К северу от первой парты - Александр Калинин

Директор выбралась из своего кабинета только спустя пару часов. Впрочем, была ли это та самая директор, или уже нечто совершенно другое, – вопрос открытый. Стала она странно бледна, и такое ощущение, что потеряла сантиметров десять роста.

Она добралась до руководства филиала, пространно механически извинилась и заверила, что никого из филиала, разумеется, не уволят. И вообще нет ни претензий, ни вопросов. А затем побледнела еще больше и растаяла в воздухе.

ЗЫ 1. На выпускном вечере Тани, вьюноша набрался смелости и спросил, что же такое Папа сделал с директрисой.

– Ой, – отмахнулся Папа. – Да ничего я ей не сделал. Просто папку показал. Там бумаги, в которых все написано. Ну, – что, где и когда она наворовала.

Пока Папа легким движением руки помещал в себя горсть канапе, вьюноша предался воспоминаниям. Между звонком филиала с просьбой о помощи, и последующим Папиным явлением прошла всего пара часов. Вот такая оперативность. Вот как надо бороться с коррупцией!

ЗЫ 2. Узнав Папу поближе, вьюноша осознал еще одну пугающую истину. В момент схватки с директором Папа не был даже разозлен. Максимум раздражен, что из-за какой-то ерунды его отвлекли от судеб мирового экономики. А ведь Папа был депутатом всего лишь законодательного собрания СПб. Какие же монстры тогда обитают в Москве!?

– Уважаемые педагоги, – начала директор, слепя педсовет специальной улыбкой массового поражения.

Лица тех учителей, чьи мимические мышцы еще не омертвели окончательно, угрюмо вытянулись уже на «уважаемых». Про то, что учителя «уважаемые» обычно вспоминают, когда хотят что-то на них повесить.

– Нам выпала высокая честь…, – набирал тем временем обороты педагогический реквием.

– Ох, еще и честь, – схватились за сердце те немногие педагоги, что не ушли в астрал на «уважаемых». Честь хороша, конечно, всем. Кроме того, что ее наличие учителям не оплачивается. От слова совсем. И отказаться от нее нельзя. «Завтрак под пулями это здорово!»

На секунду улыбка директора дрогнула. Директор – тоже человек. И ей тоже бывает стыдно.

– С этого года нашей школе доверили возможность принять участие в организации единого государственного экзамена![4]

Что конкретно стоит за этими словами вьюноша не знал. Понимал пятой точкой, что ничего хорошего, но что именно…? А потом в школу прискакал первый всадник. И имя ему было «Забудь о своем свободном вечере».

Чтобы научить учителей тому, «что надо делать на экзамене, и что делать нельзя ни в коем случае», были организованы обязательные курсы. Проводились они, разумеется, после окончания рабочего дня, и, опять-таки, никак не оплачивались.

Встреча со вторым всадником произошла уже на курсах. Звали его «Мотивация». Он пояснил педагогам, что за малейшую ошибку в процедуре организации экзамена их ждут серьезные неприятности. От выговоров до штрафов. В случае серьезной ошибки можно было и вовсе выхватить «волчий» билет. (Не соврал)

Имя третьего всадника было длинным и сложным. Так что, запомнили его педагоги не сразу. Звучало оно так – «Мы сделаем вид, что заботимся о ваших интересах, и что мы тут не причем, а все дело в превратностях судьбы». Означало это следующее. Кто из педагогов войдет в число экзаменаторов, а кто нет, должно было решаться жребием. Непосредственно перед каждым экзаменом. То есть, в день экзамена учителя должны встать в 5–6 утра, прибежать в школу и час-другой ждать воли судьбы. После ее объявления счастливая часть педагогов могла отправиться домой – досыпать. И стараться не думать о том, какие чувства испытывает к ним оставшаяся часть.

Четвертый всадник должен был триумфально явиться летом. Аккурат в тот момент, когда учителя, вместо отпуска будут бесплатно трудиться на экзаменах. Вьюноша решил, что это имя он знать не хочет. Решил и призадумался, как бы избежать «высокой чести».

Выход подсказала, как ни странно, директор. На очередном педсовете она, сурово сдвинула брови, и предупредила учителей. – Экзаменационный тест по итогам курсов, вы должны сдать на отлично! Не посрамите честь нашей школы!

– Вот оно! – возликовал молодой историк. – Посрамлю! Еще как посрамлю.

Ведь за посрамленную честь школы штрафов не дают. И выговор вынести не могут. Что поделаешь, если учитель – придурок, и не может выучить за пару недель жалкие четыре страницы А4 текста! Правильно, – ничего!

Никогда вьюноша еще не учился так внимательно. Его тест должен был быть идеально неправильным. Всем своим видом этот тест должен был сказать чиновникам, – этот учитель – кретин, он не способен провести такое ответственное мероприятие. Его нельзя подпускать к ЕГЭ на расстояние пушечного выстрела!

Наконец час теста пробил. Молодой историк старался от души. Сердобольные коллеги пытались было ему помочь. Они подходили прямо во время экзамена и протягивали распечатку с правильными ответами. Вьюноша делал неприступный и гордый вид, дескать, – шпаргалками не пользуюсь – и, внутри себя злорадно улыбаясь, продолжал зарабатывать двойку. В итоге, в его работе было ровно девяносто процентов неправильных ответов.

Объявления итогов тестирования ждал он с нетерпением. Тщательно отрепетировал скорбное выражение лица, что следует сохранять, когда его будут распекать за глупость перед педсоветом. Подобрал слова покаяния. Постирал тельняшку, чтобы рвать ее на груди в приступе отчаяния. Предусмотрено было почти все.

Итоги экзамена озвучивала учителям директриса. Она вышла к коллективу во всем своем кремовом великолепии, посверкала немного фирменной улыбкой и, наконец, торжественно объявила.

– Поздравляю коллеги. Вы славно потрудились. Все ваши тесты были выполнены на оценку «5», и вы все допущены до проведения единого государственного экзамена!

ЗЫ. Удивительный выверт судьбы. На всех экзаменах жребий непременно выбирал молодого историка в качестве экзаменатора. Потому что, и вправду кретин.

Что делать судьбе, если попался ей молодой человек, возжелавший стать педагогом в России? Понятно, что наказывать. Дураков принято учить. Но вот как именно? Вопрос, требующий подключения творческих способностей. Впрочем, с ними у судьбы все в порядке. А еще порядок у нее с фантазией и чувством юмора.

Судьба решила вьюношескую ошибку подчеркнуть. Для этого она одарила свежеиспеченного педагога еврейскими корнями. На фоне эфемерности учительской зарплаты они смотрелись особенно эффектно.

Бонусом судьба получила в коллекцию картину маслом «та часть предков, что взирает на своего потомка из иудейского варианта посмертия, хватается за голову и рвет на себе пейсы»

Еврейской крови в молодом учителе было не то, чтобы много, – жалкая четверть. То самое количество, которого слишком мало, чтобы получить приглашение в сионистско-масонской мировой заговор, но достаточно, чтобы огребать проблемы на ровном месте. Ну или, чтобы дать друзьям возможность отточить чувство юмора.

Помимо следов избранного народа, еще в анамнезе вьюноши значились 75 процентов сугубо православных корней. Попы, крестьяне и