Юрий Коваль - Суер
- Весла на воду! - крикнул капитан.
Старпом кинул весла на воду, и мы посыпались в шлюпку.
- Курс на пятку! - кричал Суер. - Праруля!
Вогнав наши весла в песок прибрежного ила, мы выскочили на берег и побежали в сторону подошвы, которая легко угадывалась среди пальм и кнуЦий.
- Осторожнее! - Предостерегал Суер. - Не спугните его. Он раним и легко .убегаем.
Но мы все равно, как скоты, шумно ломали лианы и пили воду из растений кривандий, откуда хлестал жидкий голландский сыр.
Наши шумные отсасывания не испугали подошву, и мы вышли на поляну, на которой находился не виданный нами прежде Сциапод.
Прекрасная улыбка мелькнула на его бородатом лице, когда он увидел нас. Детские глаза его ни секунды не затуманились, и мы поняли, что наблюдаем действительную редкость, которая случайно сохранилась под небом Великого Океана.
Действительно, как прекрасен был Сциапод, как невинен и скромен был он, лежащий на спине!
Его единственная нога с огромною подошвой обращена была прямо к солнцу, и, как зонтом, он прикрывался ею от палящих лучей раскаленного светила.
- О двуногейшие господа! - воскликнул он, когда мы приблизились. Прошу вас скорее в тень моей подошвы, ибо даже ваши достойные ноги, собранные воедино, не смогут своими подошвами произвести тени, моей ноге подобной.
Мы достали пиво, виски, помидоры и уселись вокруг Сциапода в тени его великой и одинокой ноги.
- Ну как? - добродушно спрашивал нас одноногий монстр. - В тени-то полегче будет?
- Весьма и весьма сладостная тень, - отвечал тенелюбивый лоцман Кацман. - В тени вашей подошвы куда приятней, чем под тентами ресторана "Савой-Берлиндер".
- А почему у вас всего одна нога? - спрашивал Пахо-мыч. - Что это? Боевые действия или хирургия?
- Да нет, - весело отвечал Сциапод, - мы, Сциаподы, рождаемся с одной ногой, чем и отличаемся от вас, двуногих, от трехногих марсиан, восьминогих моллюсков, а также от разных сорока- и тысяченожек.
- Но простите, милостивый государь, - сказал Суер, - с ногою все ясно, но интересует один вопрос: чем вы, собственно, занимаетесь?
- Как то есть чем? - засмеялся Сциапод. - Лежу здесь и ногой от солнца прикрываюсь.
- А чем снискиваете хлеб свой насущный?
- Позвольте, господа, а зачем мне хлеб? Вот вы сидите в моей тени, пьете пиво, виски, а мне ведь даже шампанского не предложили. Впрочем, я не обижаюсь. Никому еще не приходило в голову, что Сциаподам нужно что-нибудь, кроме тени их ноги. Поверьте, я только защищаюсь от солнца, а на шампанское не рассчитываю.
- Так значит, вы не сеете и не жнете? - строго спросил Суер.
- Не сею, - добродушно разъяснял Сциапод, - и жать не умею. Но поверьте, дружок, не так уж просто следить за продвижением светила и поворачивать свою подошву вовремя. Это тоже работа, правда, приятная и не нарушающая сущность моей души.
- Черт возьми! - воскликнул Кацман. - У меня на борту столько работы, и вся она нарушает сущность: то рифы обходи, то корябай дно лотом, то нюхай плотность волны, то клейкость морской пены - сплошной невроз. Не попробовать ли идею Сциапода?
Тут лоцман снял галош, вышел на солнышко и задрал пятку к лучам нашего дневного ярила.
К сожалению, тенью подошвы он не сумел прикрыть хотя бы собственное ухо.
- Не обратим внимания на эту глупость, - предложил Суер, - виски, пиво, жара. Рассмотрим поступок лоцмана как лечебную физкультуру, а сами тем временем предложим шампанского достойному другу, который, как выяснилось, не сеет.
- Не сеет, не сеет, - проворчал Пахомыч. - Небось отвези его куда-нибудь в Орехово-Зуево - сразу бы засеял и зажал.
Суер поднес шампанского работнику своей подошвы, Сциапод с удовольствием пригубил и тут же предложил:
- Я вижу, что вы достойные посетители и открыватели новых островов. Прошу вас, залезайте все на мою подошву, и я покачаю вас над вершинами пальм и кривандий.
И мы, захватив пиво и помидоры, забрались на раскаленную подошву.
Только тут я понял, что, кроме необходимой Сциаподу тени, он получает нужнейшее для его ноги тепло. Нога у него, очевидно, была мерзлячка.
Мы славно попили на подошве пивка и кидались помидорами в пролетающих попугаев.
Только под вечер попрощались мы с нашим единоногим другом, обещая прислать ему грубый шерстяной носок на более промозглые времена.
Глава XLIII. Бодрость и пустота
Не сразу, далеко не сразу разобрали мы, что это за прямоугольники стоят повсюду на взгорках, дорогах и просто на траве открываемого нами нового острова.
К прямоугольникам же, большей частию деревянным, приделаны были какие-то штуки, вроде дверей с ручками бронзового литья.
Только потом мы догадались, что это действительно двери, а прямоугольники - дверные косяки.
К удивлению, никаких сооружений - домов, гаражей или сараев, - к которым эти косяки были бы пристроены, видно не было. Косяки стояли сами по себе, и двери были распахнуты. Они поскрипывали под морским ветерком, раскачиваясь на петлях.
Кое-где над открытыми дверями прямо в небе висели окна, также раскрытые настежь. На окнах колыхались занавесочки.
- Обычная островная чертовня, - сказал Пахомыч, зевнув в сторону острова. - Какой-то болван понаставил всюду косяков. Но вот как он в небо окна подвесил?
- На вашем месте, старпом, я бы поостерегся называть болваном неизвестное пока лицо, - сказал Суер-Выер. - А вдруг да это Божественный промысел?
- Свят-свят, - дрогнул Пахомыч. - Да зачем же Господу заниматься такими пустяками, как дверные косяки?
- Косяки здесь ни при" чем, - сказал Суер, - главное - двери. Открытая дверь - это знак, это приглашение войти. Давайте же войдем в эти двери, раз уж нас приглашают.
- Ломиться в открытую дверь... - поморщился лоцман, - да нет... неинтересно...
- Извините, кэп, - сказал Пахомыч, - я тоже останусь на борту, меня немного беспокоит наш суперкарго.
- Чего такое? - не понял капитан.
- Да разве вы не помните, сэр? Суперкарго, заведующий
грузом.
- Груз - дело серьезное, - согласился капитан. Так на этот раз и получилось, что вместо старпома и лоцмана с нами на остров отправился мичман Хренов.
Оказавшись на берегу, Хренов взбудоражился.
- Мои ноги чуют сушу! - потрясенно вскрикивал он. Спотыкаясь, мичман вбежал в ближайшую открытую
дверь, кругом обежал косяк и кинулся нам навстречу.
- Я вошел в открытую дверь! Я вошел в открытую дверь! - кричал он, подпрыгивая, как ягненок.
Вслед за мичманом и мы с капитаном вошли в открытую дверь.
- Ну и что ты чувствуешь? - спросил меня капитан, когда мы оказались по другую сторону.
- Пока неясно, сэр. Кажется, прибавилось немного бодрости.
- Вот именно! - кричал надоедливый Хренов. - Именно бодрости! Бежим к другой двери!
Посетив следующую открытую дверь, мичман почувствовал совсем необыкновенный прилив бодрости.
- Мне чего-то очень хочется! - вскрикивал он. - Я чувствую такую бодрость, такую зверскую бодрость!
- Чего именно хочется? - строго спросил капитан.
- Сам не знаю точно. Но, пожалуй, я бы хотел иметь почетный диплом Королевского общества дантистов, два чемодана барахла, мулатку дезабилье и собрание сочинений Декарта.
- Вполне понятные желания, - сказал Суер. - Даже удивительно, к каким великим замыслам приводит порой прилив бодрости. А тебе, друг мой, обратился Суер ко мне, - ничего не хочется?
- Хотелось бы ясности, сэр. Обычно, когда входишь в открытую дверь, тебя что-то ожидает. Ну, скажем, бифштекс с луком или девушка с персиками. А здесь нету ничего - только бодрость и пустота.
- Но это тоже немало, - отвечал капитан. - Бодрость и пустота - целая философия. К тому же пустота, наполненная бодростью, это не совсем чистая пустота, это пустота взбодренная.
- Извините, сэр, - возразил я, - но на хрена мне бодрость в абсолютной пустоте? В пустоте я и без бодрости хорош. Бодрость всегда хочется к чему-нибудь применить.
- Да, да, кэп! - закричал и Хренов. - Давайте применим нашу бодрость, чего ей зря пропадать?
- Пожалуйста,----сказал Суер, - применяйте. Вон еще одна открытая дверь, можете войти.
Хренов, а за ним и мы с капитаном вошли в очередную открытую дверь.
- И здесь ничего нету, - сказал мичман, - а бодрости до хрена. Прямо не знаю, что и делать.
Мичман пригорюнился и сел на порог, подперев щеку кулачком.
- Сломать к чертовой матери все эти двери! - сказал он. - Вот и применение бодрости! - И он пнул ногою косяк.
- Стоп! - сказал капитан. - Это уже бодрость, переходящая в варварство. Ладно, мичман, закройте глаза и считайте до двадцати семи. С окончанием счета прошу войти вон в ту открытую дверь.
Мичман послушно закрыл глаза, а капитан подмигнул мне, и мы обошли следующий дверной косяк и уселись на травку. Я достал из бушлата бутылку "Айгешата", лук, соль, крутые яйца и расставил бокалы.
Аккуратно просчитав положенное, мичман открыл глаза и вошел в открытую дверь.
- Ага! - закричали мы с капитаном. - Хренов пришел!
