Николай Лесков - Мелочи архиерейской жизни
Но кроме того, N. имел еще сугубое огорчение в том, что владыка не только не посадил его в карету, а даже «уязвил его» за усердие. А именно, он просто раскланялся с N. в окно и спросил:
– Куда поспешаете? верно, по делу хозяйственному? Резент! Дела прежде всего, а я и без вас справлюсь.
– Нет, как можно, владыко! Я нарочно выехал навстречу вашему преосвященству.
– А для какой причины?
N. смешался; он не ожидал такого странного вопроса и отвечал:
– Так… хотел засвидетельствовать вам мое почтение.
– Ну вот! эко дело какое! Это и дома бы можно.
– Хотел благословения, владыко…
– Ага! благословения; ну, Боже вас благослови, – отвечал владыка, – а теперь садитесь же поскорей на свое место да погоняйте. Жарынь, я устал, в холодок хочется.
И, усадив N. на его прежнее местечко, владыка прикатил, как доселе ехал, один в своей карете и затем непосредственно начал ряд крайне смущавших благочестивого хозяина «странных поступков в нигилистическом штиле».
Во-первых, епископ ходил скоро, и когда, при вступлении его в церковь, дети помещика (между коими один был в мундире кавалерийского офицера) пропели «Достойно есть» и «исполатие», то он остановился и слушал их с большим вниманием и удовольствием, а потом похвалил их и, скоро обойдя храм, опять принялся хвалить их стройное пение. Узнав же от молодых людей, по выходе из церкви, что они составляют домашний хор, которым исполняют оперное хоровое пение, пожелал послушать их светское пение. Это старому N. казалось уже совсем соблазнительно, а молодые люди с удовольствием спели для епископа несколько мест из «Жизни за царя» и из «Руслана», а также из «Фауста» и из «Пророка».
Владыка все слушал и все одобрял. Затем, усмотрев, что недалеко перед домом на лужайке убирают сено, он захотел пройтись на покос и был так прост, что взял из рук одной девушки грабли и сам прогреб ряд сухого сена. А на обратном пути с сенокоса к дому, повстречав возы с сеном, он до того увлекся мирскими воспоминаниями, что проговорил из козловского «Чернеца»:
Вот воз, укладенный снопами,И на возу, среди снопов,Сидит в венке из васильковМладенец с чудными глазами.
И опять все простое, человеческое, а ничего ни о попах, ни о дьяконах и о просвирнях. К вечеру же владыка даже пожелал половить в местном пруду карасей, смотрел на эту ловлю с большим удовольствием и не раз ее похваливал, приговаривая:
– Старинная работка – апостольская! Надо быть ближе к природе – она успокоивает. Иисус Христос все моря да горки любил да при озерцах сиживал. Хорошо над водою думать.
И так он провел весь день совсем без всяких разговоров о странниках и юродивых и, покушав чаю, отказался от ужина и попросил себе только «Христова кушанья», то есть печеной рыбки. Затем он ушел в отведенные ему комнаты, но от услуг N., который его сопровождал и просил позволения прочитать ему полунощницу, отказался, сказавши:
– До полунощи еще далеко; я тогда сам почитаю, а пока пришлите-ка мне какой-нибудь журнальчик.
– Какой прикажете, владыка: «Странник» или «Православный собеседник»?
– Ну, эти я дома прочту, а теперь нет ли – где господин Щедрин пишет?
Старый N. этого не понял, но молодые поняли и послали владыке «Отечественные записки», которые тот и читал до тех самых пор, пока ему приспел час становиться на полунощницу. Своего дела он, несмотря на всю усталость, не опустил – огонь в его окнах светился далеко за полночь, а рано утром на другой день епископ уже дал духовенству аудиенцию, но опять очень странную: он все говорил с духовенством на ходу – гуляя по саду, и потом немедленно стал собираться далее в путь, в город О.
Бенефис, который готовил себе в архиерейском посещении N., совершенно не удался, и только «высокое почтение к сану» воздерживало хозяина от критики «не по поступкам поступающего» гостя. Зато младшее поколение было в восторге от милой простоты владыки, и владыка в свою очередь, по-видимому, чувствовал искренность сердечно возлюбившей его молодежи.
Это можно было видеть из всего его поведения, и особенно из того, что, не соглашаясь оставаться обедать по просьбе самого N., он не выдержал и сдался, когда к нему приступили с этою просьбою кавалерист, два студента и молодые девушки и дамы. Он их только спросил:
– Но для какой же причины я должен еще остаться?
– Да нам, ваше преосвященство, хочется с вами побыть.
– А по какой причине вам так хочется?
– Так… с вами как-то очень приятно.
– Вот тебе раз!
Владыка улыбнулся и добавил:
– Ну, если приятно, так резент: я остаюсь – только вы мне за это хорошенько попойте.
И он остался, попросив хозяина не беспокоиться особенно о его обеде, потому что он все «предлагаемое» кушает.[22] Просидев почти все дообеденное время в зале, владыка опять слушал, как ему, под аккомпанемент фортепиано, пропели лучшие номера из «Жизни за царя», «Руслана» и многих других опер.
Откушав же, он тотчас стал собираться ехать, и карета его была подана во время кофе. Он как приехал один с своим слугою «Сэмэном», так с ним же одним хотел и уезжать, но три молодые брата N. явились к нему с просьбою позволить им проводить его до г. О.
– А по какой причине меня надо провожать? – спросил владыка.
– Здесь глухая дорога, ваше преосвященство.
– А я не боюсь глухой дороги: у меня денег только триста рублей, и те честным трудом заработаны.
– Да нам хочется вас провожать, владыка.
– А если хочется… это резент, – сопровождайте.
И поездка состоялась с провожатыми. Архиерей сел, как приехал, в свою карету, а впереди его курьерами снарядились в большом казанском тарантасе три рослые молодца: мировой посредник, офицер и университетский студент. Сам хозяин, видя, что его владыка не приглашает, остался дома. Он удовольствовался только тем, что проводил поезд за рубеж своих владений и, принимая здесь прощальное благословение от архиерея, выразил ему свою о нем заботливость.
– В О. там ничего нельзя достать, владыка, так вы меня не осудите.
– А по какой причине я вас могу осуждать?
– Я велел кое-что сунуть вашему слуге под сиденье.
– А что именно вы под моего Сэмэна подсунули?
– Немножко закусочек и… шипучего.
– А для чего шипучего?
– Пусть будет.
– Ну, резент; пусть будет. Сэмэн, сохрани, друг, под тебя подложенное.
И с тем хозяин возвратился, а поезд тронулся далее.
От «пустынки» до города О. на хороших разгонных конях ездят одною большою упряжкою, и владыка, выехавший после раннего обеда, должен был приехать в город к вечеру. Время стояло погожее, и грунтовые дороги были в порядке, а потому никаких «непредвиденностей» не предвиделось, и оба экипажа пронеслись доброе полпути совершенно благополучно и даже весело. Веселости настроения, конечно, немало содействовало и то, что путники, скакавшие впереди в тарантасе, молодые люди, тоже выехали не без запаса и притом не закладывали его очень далеко. Но они не совсем верно разочли и раньше времени заметили, что оживлявшая их возбудительная влага исчезла прежде, чем путь пришел к концу. Достать же восполнение оскудевшего дорогою негде было… кроме как у архиерея, которому хлебосольный старец предупредительно сунул что-то под его Сэмэна.
И вот расшалившаяся молодежь немножко позабылась и пришла к дерзкой мысли воспользоваться архиерейским запасом. Весь вопрос был только в том: как это сделать? Просто остановиться и попросить у архиерея вина из его запаса казалось неловко, обратиться же за этим к Сэмэну – еще несообразнее. А между тем вина достать хотелось во что бы то ни стало, и желание это было исполнено.
Ехавший впереди тарантас вдруг остановился, и три молодые человека в самых почтительных позах явились у дверец архиерейской кареты.
Владыка выглянул и, увидев стоявшего перед ним с рукою у козырька кавалериста, вопросил:
– По какой это причине мы стали?
– Здесь, ваше преосвященство, в обычае: на этом месте все останавливаются.
– А по какой причине такой обычай?
– Тут, кто имеет с собою запас, всегда тосты пьют.
– Вот те на! А по какой же это причине?
– С этого места… были замечены первые месторождения руд, обогативших отечественную промышленность.
– Это резент! – ответил владыка, – если сие справедливо, то я такому обычаю не противник. – И, открыв у себя за спиною в карете форточку, через которую он мог отдавать приказания помещавшемуся в заднем кабриолете Сэмэну, скомандовал:
– Сэмэн, шипучего!
Сэмэн открыл свои запасы, пробка хлопнула, и компания, распив бутылку шампанского, поехала далее.
Но проехали еще верст десять, и опять тарантас стал, а у окна архиерейской кареты опять три молодца, предводимые офицером с рукою у козырька.
Владыка снова выглянул и спрашивает:
– Теперь по какой причине стали?
– Опять важное место, ваше преосвященство.
