Виктор Кин - По ту сторону
- Ну-с?
- Ты молодец! - сказал Безайс, глядя на него восторженно.
Матвеев опустил глаза.
- Это пустяки, - ответил он. - Главное - это не волноваться и сохранять благоразумие. Вот и все.
- Ты, - продолжал Безайс, не слушая его, - вел себя прекрасно. Надо сказать, что я даже не ждал этого от тебя. Я прямо-таки восхищен, - убей меня бог!
Он подумал немного и великодушно прибавил:
- Пожалуй, я не сумел бы так ловко вывернуться из этой истории...
- Не стоит об этом говорить, - возразил Матвеев. - Ты тоже держался очень хорошо. Но сейчас нам надо спешить. Каждую минуту кто-нибудь может найти на дороге этого кашевара. Если это станет известным в Хабаровске раньше, чем мы туда приедем, нас поймают непременно... Мы должны изо всех сил спешить в Хабаровск.
- Так чего же мы стоим? Зачем ты свернул в лес?
- Как зачем? А Жуканов?
Безайс задумался.
- Это верно, - ответил он. - Но какая он сволочь! Ты заметил, какие у него жилы на руках?
- Мы не можем оставить его так. Он выдаст нас при первом случае.
- Выбросим его из саней, а сами уедем.
- Но он знает нас в лицо и по фамилиям.
Безайс взглянул на него.
- От него надо избавиться, - сказал Матвеев, помолчав.
- Что ты думаешь делать?
- Его надо устранить.
- Но каким образом?
- Да уж как-нибудь.
Они с сомнением взглянули друг на друга.
- А может быть, он нас не выдаст? - нерешительно сказал Безайс. - Ведь он только хотел получить деньги. Теперь он напуган.
Матвеев задумался.
- Он дурак, он просто дурак, он даже не так жаден, как глуп. Нельзя. Мы не можем так рисковать. От него можно ждать всяких фокусов. Хорошо, если не выдаст. А если выдаст?
Безайс потер переносицу.
- Ну ладно, - сказал он. - Я согласен.
- Сейчас же? - спросил Матвеев несколько торжественно.
- Конечно.
- На этом самом месте?
- Можно и на этом. Все равно.
Такая уступчивость показалась Матвееву странной.
- Ты, может быть, думаешь, - подозрительно спросил он, - что это все я буду делать?
Безайс подпрыгнул и сорвал ветку с кедра, под которым они стояли. Легкая серебряная пыль закружилась в воздухе.
- Да уж, голубчик, - ответил он, сконфуженно покусывая хвою. - Я хотел тебя об этом просить. Честное слово, я не могу.
- Ах, ты не можешь? А я, значит, могу?
- Нет, серьезно. Я умею стрелять. Но тут совсем другое дело. Сегодня утром мы ели с ним из одной чашки. Это, понимаешь ли, совсем другое дело. Тебе... это самое... и книги в руки.
Матвеев сердито плюнул:
- Нюня проклятая! А тебе надо сидеть у мамы и пить чай со сдобными пышками!
Безайс слабо улыбнулся. Это было самое простое и самое удобное, но его воротило с души, когда он думал об этом. Маленькие наивные елки высовывались из-под снега пятиконечными звездами. Он машинально смотрел на них. В нем бродило смутное чувство жалости и отвращения.
- Неприятно стрелять в лысых людей, - сказал он, пробуя передать свои мысли.
- Так ты, значит, отказываешься? Может быть, мне позвать Варю вместо тебя?
- Оставь. Но ведь ты мне веришь, что если бы речь шла о драке, я бы слова не сказал?
- Вот что я тебе скажу, - ответил Матвеев. - Есть подлая порода людей, которые всегда норовят остаться чистенькими. Они охотно принимаются за все при условии, что грязную часть работы сделает за них кто-то другой. Им непременно хочется быть героями, совершить что-нибудь необычайное, блестящее, какой-нибудь подвиг. Я знал таких ребят. Их нельзя было заставить написать коротенькое объявление об общем собрании, потому что им хотелось написать толстую научную книгу. Они не хотели колоть дрова на субботниках, потому что предпочитали взрывать броневики. Такие люди бесполезны, потому что подвиг у человека бывает один раз в жизни, а черная работа - каждый день... Ты, кажется, обиделся?
Безайс обиделся уже давно, но молчал.
- Ты, может быть, думаешь, что я специально обучался людей убивать?
- Могу ли я знать, - сказал Безайс, - почему ты, человек сурового долга, сваливаешь на меня эту грязную работу? Я растроган почти до слез твоими нравоучениями, но почему ты сам этого не сделаешь?
Матвеев зябко поежился.
- Я не отказываюсь, - сказал он. - Но мне и самому не хочется браться за это. Я не то что боюсь - это пустяки. Я не боюсь, а просто страшно не хочется. И пускай уж мы вдвоем возьмемся за это. Одному как-то не так.
Безайс молчал.
- Но если ты отказываешься, я, конечно, обойдусь и без тебя.
Безайс поднял на него глаза. Он почувствовал, что если откажется, то не простит этого себе никогда в жизни.
- Я не отказываюсь, - сказал он. - Вместе так вместе.
Они рядом, в ногу, пошли к саням. Безайс сосредоточенно хмурился и старался вызвать в себе возмущение и злобу. Он до мелочей вспоминал фигуру Жуканова, лицо, сцену с солдатом. "Око за око, - говорил он себе. - Так ему и надо". Но он чувствовал себя слишком усталым и не находил в себе силы, чтобы рассердиться. Тогда он начал убеждать себя в том, что Жуканов, собственно говоря, пешка, нуль. Подумаешь, как много потеряет человечество от того, что он через несколько минут умрет. В конце концов все умрут. Умрет он, умрут Матвеев и Варя.
Из-за деревьев показались лошади и сани. Безайс услышал голос Жуканова:
- Вы еще молоды, барышня, учить меня. Да и я стар, чтоб переучиваться. Вы говорите - деньги. Боже меня упаси чужое взять. Но ведь эти деньги-то тоже не ваши. Партийные деньги. А это все равно что ничьи.
- Как же это - ничьи?
- Да так и ничьи. Скажите мне, как фамилия хозяина? На какой улице он живет? Это деньги шалые, никто им счету не ведет, не копит, не интересуется.
Матвеев и Безайс подошли к саням. Варя держала револьвер, как ядовитого паука, и казалась подавленной ответственностью, которую на нее возложили. Она чувствовала, что выглядит забавной с револьвером в руках, и была рада случаю вернуть его Матвееву.
Жуканов встретил их с угрюмой насмешливостью.
- Как видите, не убежал, - сказал он. - Напрасно вы расстраивались - я от лошадей никуда не убегу.
Он подождал ответа, но Матвеев молчал.
- Да и зачем мне убегать? - продолжал он. - Я никого не грабил, не убивал. Документы у меня в порядке. Другие, например, не имеют документов и скрываются. Или набезобразничают, а потом убегают. А мне зачем убегать?
- Подите-ка сюда, Жуканов, - сказал Матвеев.
- Куда это?
- Сюда на минуту.
- Зачем?
- Потом узнаете.
Жуканов задумался.
- Нет, вы скажите зачем.
- У меня к вам есть одно дело.
Некоторое время они неподвижно смотрели друг на друга. Потом Жуканов встал и пошел к ним, переводя взгляд с одного на другого.
Они пропустили его вперед и пошли вслед за ним на несколько шагов. Безайс, сдерживая дыхание, опустил руку в карман, вынул револьвер и поднял его на уровень глаз.
Ему не было жаль Жуканова. Он думал только об одном и мучительно боялся этого: что Жуканов обернется, увидит револьвер и поймет. Он боялся крика, умоляющих глаз, рук, хватающих за полы шинели. В этот момент Жуканов обернулся, и Безайс мгновенно выстрелил.
Он почувствовал толчок револьвера в руке и услышал почти одновременно выстрел Матвеева. Большая серая ворона сорвалась с дерева и полетела, степенно махая крыльями. Жуканов свалился на бок, в сторону, и, падая, судорожно обхватил руками дерево. Скользя по стволу, он опустился на снег.
- Так! - вырвалось у Матвеева.
Они подождали несколько минут. Жуканов не двигался. Тогда они тихо обошли тело и взглянули на него спереди. Он лежал со строгим выражением на помертвевшем лице. Сквозь полузакрытые веки виднелись белки глаз. Крови не было.
Матвеев, держа револьвер в руке, опустился на колени и расстегнул пуговицы его пальто. На груди, около горла и у левого плеча, темнели два кровяных пятна. Матвеев засунул руку в боковой карман и вынул кожаный бумажник с документами.
Назад они возвращались быстро, спеша. Варя встретила их молча, пристально поглядела и отвернулась.
- Скорей! - крикнул Безайс, вскакивая в сани и хватая вожжи. Он ударил по лошадям, и сани понеслись.
- Вы его убили? - спросила Варя, не поднимая глаз.
- Убили, - коротко ответил Безайс.
Они подъехали к дороге. Безайс остановил лошадей, и Матвеев пошел вперед.
- Мучился он? - спросила Варя.
- Нет, - ответил Безайс. - Он свалился, как мешок с отрубями. Я попал над сердцем, в плечо, - добавил он.
Варя передернула плечами.
У нее осунулось лицо, волосы выбились из-под шапки беспорядочными прядями. Она беспомощно взглянула на Безайса.
- Не понимаю, как это вы можете, - сказала она, отворачиваясь. - Убить человека! Ты не жалеешь, что убил его?
- Нет.
- Ничуть?
Безайс резко повернулся к ней.
- Отстань от меня! Чего тебе надо? Ну, убили. Ну, чего ты пристаешь?
Он отчетливо вспомнил узкую дорогу, немую тишину леса и каблук Жуканова, подбитый крупными гвоздями. В нем поднималось чувство физического отвращения к этой сцене, и, чтобы заглушить его, он заговорил быстро и вызывающе:
