Лазарь Карелин - Даю уроки
Важно переступая, чуть растянув губы в приветливой в меру улыбке, кивнув коротко хозяйке буфета и еще короче этим двум, что пили шампанское в такую-то жару, зорко, цепко оценив каждого взглядом, не удивившись здесь Знаменскому, то есть человеку, под стать этому месту, и изумившись его сотоварищу, человеку, по внешнему виду для сих мест неприличному, мужчина подошел к буфетной стойке, пальцем маня к себе буфетчицу.
- Роза Халимовна, нарзанчик мой, прошу вас, - он позволил себе благосклонно оглянуться. - Эх, завидую вам, молодые люди!
- Проездом из Байрам-Али? - спросил Ашир.
- Как угадали?
- Да уж угадал. Не пейте нарзан, уважаемый товарищ. Попросите у Розы-джан стаканчик мацони, снимите пенку, там сыворотка будет, вот это и пейте.
- Откуда вам известно, что мне не показан нарзан? Вы врач?
- Да уж известно. Нет, не врач.
- Личным опытом делитесь? Тогда отчего же вы с утра хлещете эту отраву, если у вас почки не в порядке?
- У меня почки в порядке. - Ашир долил себе в стакан, выпил, нарочно утерся рукавом, насмешливо буравя сановного мужчину своими дульцами. - Вот почки у меня в порядке. Сердце - тоже. Легкие - тоже. Желудок - тоже. Счастливый человек, да?
- Вообще-то, именно так, счастливый. - Заинтересовавшись, мужчина подошел к Аширу, разглядывая и его и Знаменского, вдруг отвлекшись от Ашира, а заинтересовавшись больше Знаменским.
- Позвольте, позвольте, а ваше лицо мне знакомо. Разрешите? - Он подсел к их столику, продолжая всматриваться в Знаменского. - Как же, как же... Ну, вот и узнал! Как же, как же... - Он оглянулся, повеселевшим голосом приказал: - Роза Халимовна, еще бутылочку от меня молодым людям! Надо же?! Узнал, узнал... А я, извольте, рискну отведать вашего мацони! Вдруг да то самое! Ростислав Знаменский, если не ошибаюсь?
- Не ошибаетесь, - кивнул Знаменский. - Но я вас, хоть убейте, не могу вспомнить.
- За что вас убивать? Вы меня действительно не знаете. Успех лишает нас зоркости. Вы солировали, я был в толпе. Всякий раз, как встречались. Вы солист, я - в толпе. Всякий раз.
- Где же это все происходило? - спросил Ашир, буравя своими дульцами. Ростик, ты вроде бы не оперный певец.
- В посольствах, в посольствах, молодой человек, на приемах, на а ля фуршетах, где копченостей навалом, там как раз, где я просадил свои почки, оливковоликий трагически поширил глаза, наигрывая печаль и даже ужас, но наигрывать не стоило, печаль и даже ужас на самом деле жили в этих пугающе густо выжелтившихся глазах.
Буфетчица принесла бутылку шампанского и граненый стакан с мацони.
- Правильно Ашир Атаевич говорит, - сказала она. - Мацони от многого может излечить. Или хотя бы облегчить.
- Ашир Атаевич? - глянул на Ашира оливковоликий, сравнивая свое впечатление от него, - по одежке ведь встречаем, - с явно почтительным отношением к нему весьма уважаемой тут хозяйки буфета. - Кстати, позвольте представиться. Александр Григорьевич Самохин, Чрезвычайный и Полномочный Посланник. Учтите, все три слова пишутся с большой буквы. Ну-ка, что за чудодейственная сыворотка? - Он снял ложечкой жирную пленку в стакане, осторожно-осторожно зачерпнул, осторожно-осторожно поднес к вытянувшимся трубочкой губам, с явным трепетом отведал.
- Смелее! - подбодрил его Ашир. - Ручаюсь, что не навредит. И вообще, если уж лечите почки в Байрам-Али, то и пейте все туркменское. Если не секрет, в какой стране вы Посланник? Я мысленно произнес это слово с большой буквы, верьте мне.
- Ого, занозистый! - по-другому как-то глянул на Ашира Самохин, этот Чрезвычайный и Полномочный Посланник. - Отлетели мои страны, молодой человек, отшумели. Но ранг, звание нам сохраняются. Верно говорю, уважаемый Ростислав? Вас как по батюшке?
- Юрьевич.
- Да, отлетели. А я про вашу историю чуток наслышан, Ростислав Юрьевич. Пошумела Москва. Наслышан. Но мне ли не понять? Молодость, соблазны, куда ни глянь, а ты - сам один, посоветоваться не с кем. Так?
Знаменский не ответил.
- Но... А все-таки, а все-таки... В мое время побольше было строгости, спасительной, скажу вам, строгости. На связи уповали? Угадал?
- Зачем этот разговор, товарищ Посланник? - Знаменский отрешенно глянул на старика, да, старика, - близко к семидесяти было этому человеку с сановной фигурой и больным лицом.
- Не сердитесь на меня, Ростислав Юрьевич! - Самохин просительно положил руку на руку Знаменского. - Я не про вас. Вообще, общие рассуждения. Связи, связи! Престижи! Чего-то не умею по-стариковски понять. Простите. Вот, войну всему этому объявили. Победим ли?..
Рука у него тоже была больная, с выжелтившимися ногтями.
- Я не сержусь, - сказал Знаменский.
- Как мое мацони? - спросил Ашир. - С недельку по стакану утром, по стакану вечером - и жажды нет, и почкам делать нечего. Точно говорю! Ростик, хлебнем еще, раз бутылка стоит, уважим Посланника?
- Не подтрунивайте, не надо, - сказал, вдруг построжав, даже озлившись, Самохин. - Верно, Посланником я был, но и сегодня кое-что еще значу. Так какие служебные обстоятельства занесли вас в столь знойные места, Ростислав Юрьевич? - Голос у него стал строгим, официальным, сановные в нем зазвенели струны. - Тесть пристроил? Помог, конечно же? А я что говорю?!
- В местном МИДе начинаю работать. Что-то вроде референта. Скорее, переводчик, сопровождатель гостей.
- А я что говорю? Все-таки... Вы ведь вне партии пока?
- Да.
- Место, в таком случае, не из плохих. МИД - он везде МИД!
- Но наше мацони помогает почкам, когда печень не раздувается, негромко сказал Ашир, глядя не на Самохина, а на буфетчицу. - Верно говорю, Роза-джан?
- Любое лекарство так, - сказала буфетчица, утаивая улыбку в морщинах у губ. - Сердитая душа не излечивается. - Она поклонилась мужчинам и направилась к своей стойке, плавно ступая и раскачиваясь, зная, что еще не старуха и что мужчины смотрят ей вслед.
- Но и сегодня кое-что еще значу, - упрямо набычил шею Посланник.
- Никто в этом не сомневается, раз вы остановились в "Юбилейной", миролюбиво сказал Ашир. - Тут только для избранных.
- Да, да, именно так, молодой человек, стало быть, заслужил, имею право. Кстати, с кем имею честь?
- Да какая уж честь. Ашир... Местный житель... Вот, познакомились, угощает товарищ Знаменский.
- Да, да, превратности судьбы, понимаю. Ну, а я переброшен на иностранный туризм. Слыхали? Учрежден такой комитет. Весьма нешуточное дело, если вдуматься. Государственный комитет СССР по иностранному туризму. Наш председатель в ранге министра. Наша главная задача - показать страну всему миру. Усекли, молодые люди? Ростислав Юрьевич, вам-то понятно, сколь важна эта работа. Лицо страны показываем.
- Именно, именно! - внезапно очень заинтересовавшись, горячо закивал Ашир. - А разве мало интересного в нашей Туркмении? Вы только в Байрам-Али побывали, Александр Григорьевич?
- Ну, еще в Мары. Возили на экскурсию по земле древнего Мерва, показывали развалины средневекового мавзолея султана Саджара. Впечатляет. Вы думаете, я в Байрам-Али только лечиться ездил? Вот именно, выяснял, а нельзя ли сюда наших туристов направлять.
- Мало! - горячо сказал Ашир.
- Что - мало? Мало где побывал? Я еще согласился на Марыйскую ГРЭС съездить, хотя и не люблю индустрию с черным над собой небом.
- Мало! - еще азартнее сказал Ашир. - Побывать в Туркмении и ничего не увидеть... Ай-ай, нехорошо! Заведовать иностранным туризмом и проскочить через такую страну... Вай-вай, нехорошо! Ну, хотя бы Красноводск... Небит-Даг... Кара-Кала...
- Если по вашей Туркмении путешествовать, месяца не хватит.
- Года, дорогой, года! Но я вам только два-три места назвал, которые вам и для дела нужны, и для тела. Для вас, для вас с вашим нефритом.
- У меня нет нефрита, с чего вы взяли?! Предрасположение всего лишь.
- Для вашего предрасположения, согласен. Ведь Красноводск - про это мало кто знает! - еще целебнее имеет климат, чем Байрам-Али. Да, да, зной и море. Не просто море, а знойное море. А Небит-Даг? Пустыня! Зной! Целебный зной для вас! А Кара-Кала? Ведь это же сухие субтропики! Сухие! Вы понимаете, что это означает для ваших почек? Я уж не говорю, что это родина нашего великого Махтумкули! Побывать в Туркмении и не быть в нашем Михайловском?! Ай-ай, как нехорошо!
- Что с тобой, Ашир? - попытался унять его Знаменский. - Ты прямо как на базаре торгуешь красотами своей Туркмении.
- Почему торгую?! Добрый совет даю! Мацони и в Ашхабаде есть, это так, но от мацони маленькая польза. А от верблюжьего чала вы бы просто на десять лет помолодели, Александр Григорьевич! Пили чал? Нет! Эх, тогда совсем не были в Туркмении! Чал - это чудо! Он все смывает, все промывает и через поры выходит. Только через поры. Это же напиток чабанов, караванщиков. Это же из верблюжьего молока делается! Совсем нежирный, совсем будто прозрачный напиток, но - чудо творит!
- Так, так, так, чал?! - заинтересовался Самохин. - Я слышал о нем, мне говорили. Надо попробовать. В Ашхабаде на базаре он есть?
