Морские повести и рассказы - Виктор Викторович Конецкий
– Прямое попадание в своего флагмана? Это же надо уметь! – сказал я.
– Недаром же Альфонс учился четыре года вместе с нами, – сказал Хобот.
Мы старались чуткими шутками смягчить тяжелые воспоминания Альфонса.
– В сигнальное устройство горизонтальной наводки попал таракан, замкнул контакты, и сигнальная лампочка загорелась, когда орудия смотрели не на цель, а на флагмана. Вот и все, ребята. Как таракан заполз в пломбированный блок сигнализации, не знает никто, но кто-то должен отвечать… вот и… Я-то, как вы знаете, ничему не удивляюсь, а флагман удивился, – объяснил Альфонс.
– Обычное дело, – сказал Пашка. – Все флагманы удивляются, когда по ним всаживают из главного калибра собственные эскадренные миноносцы. Выпьем, ребята.
– Ударим в бумеранг! – сказал Бок. И все мы улыбнулись, вспомнив училищные времена. Именно это выражение означало когда-то для нас выпивку.
– Сейчас я уйду, – сказал Альфонс. – А то у вас будут какие-нибудь неприятности сегодня.
– Перестань говорить глупости, – сказали мы в один голос.
Единственным способом задержать его было попросить о чем-нибудь – подняться опять же на Голгофу за нас.
Через столик сидела прекрасная женщина со старым генерал-майором медицинской службы. Всегда, когда видишь молодую женщину с пожилым толстым мужчиной, становится обидно. И сразу замечаешь, как некрасиво он ест, как коротки его пальцы и как жадно он смотрит на денежную мелочь, хотя ест он красиво, пальцы у него не короче ваших, а смотрит он, естественно, не на мелочь.
От женщины, сидевшей с генералом, пахло духами и туманами. Уверен, что в сумочке ее лежал томик Блока и на ночь она перечитывала стихи о Прекрасной Даме.
– Альфонс, – тихо и несколько скорбно сказал Пашка, – сейчас ты встанешь, подойдешь к их столику, скажешь этой старой клистирной трубке что-нибудь любопытное и уведешь женщину к нам.
– Да, – согласился Бок. – Тебе, Альфонс, терять нечего. А дама – прекрасное существо.
– Девочка – прелесть, – чмокнул губами Хобот.
Вы заметили, как перепутались в наш век женские наименования? Пятидесятилетнюю продавщицу в мясной лавке все называют «девушка», хотя у нее пятеро детей. А однажды я сам слышал, как пожилые дорожные работницы, собираясь на обед, говорили: «Пошли, девочки!» «Дамочкой» у нас принято называть этакое накрашенное, легкомысленное существо в шляпке с пером. Но опять же я сам слышал, как кондуктор, выпроваживая из трамвая крестьянок с мешками картошки, орал: «Следуйте пешком, дамочки, потому что у вас груз – пачкуля!» Мне самому сейчас уже за сорок, но каждый дворник или швейцар, запрещая мне что-нибудь, обязательно говорит: «Топай, топай, парень!» И даже фетровая шляпа не помогает.
– Я могу попробовать, если это вам нужно, друзья, – сказал Альфонс. – Только очень уж я не умею с женщинами. Вам ее телефон узнать?
Вы оцените самоотверженность этого человека, если узнаете, что еще ни одна женщина не спрашивала у него, любит ли он ее, и если любит, то насколько, и как, и каким именно образом, и любил ли он кого-нибудь до нее так, как ее. Ни одна женщина еще не отбирала у него получку и не выгоняла в баню четыре раза в месяц.
Ведь женщинам нужна в мужчине уверенность в себе, я бы даже сказал, нахальство. А откуда у хронического неудачника может быть уверенность в себе? Наоборот. Совершенно никакой уверенности у него нет.
Прибавьте ко всему этому еще волевую физиономию медицинского генерал-майора и одинокие звездочки на плечах Альфонса. И тогда вы поймете, какой самоотверженностью обладал наш друг.
– Брось, – сказал я. – Еще рано заваривать такую кашу…
Я, правда, знал, что если у человека всю жизнь идет от мелких неудач ко все более крупным, серьезным неудачам, то единственное здесь – перешибить судьбу чем-нибудь этаким отчаянным, грандиозным по нелепости поступком. Но дело в том, что могут быть два исхода: один – судьба действительно переломится, второй – судьба с огромной силой добавит неудачнику по загривку.
– Подожди немножко, старая лошадь, – сказал я. – Но не уходи совсем от нас. Ты нам сегодня еще можешь здорово понадобиться.
– Как знаете, ребята, я для вас на все готов, – сказал Альфонс.
Таким образом, мы удержали его с нами и повели беседу дальше. Теперь, конечно, тема изменилась. Мы заговорили о женщинах, то и дело испытывая взглядами соседку. Соседка мило тупилась и с большой женственностью пригубливала сухое вино. С генералом ей было явно скучно. И это воодушевляло нас.
Думали когда-нибудь о том, что такое женственность?
Женственность – это качество, которое находится не внутри женщины, а как бы опушает, окружает ее и находится, таким образом, только в вашем восприятии.
Вот на эту тему мы разговаривали, когда генерал стал шарить по карманам, а дама искать в сумочке зеркальце.
– Ребята, – сказал Альфонс. – Я чувствую, что вам очень хочется получить ее телефон. И я готов попробовать.
Мы не успели его удержать. Альфонс, заплетаясь ногами и сутулясь, двинулся к соседнему столику.
Не знаю, как рассказать вам, что произошло, когда его длинная фигура попала в поле зрения медицинского генерала. Генерал подскочил вместе со стулом. Потом, когда стул еще висел в воздухе, генерал соскочил с него, задев бедром стол. Затылок генерала стал лиловым. Говорить он, судя по всему, ничего не мог. На Альфонса тоже напал столбняк. Они пялили глаза друг на друга и что-то пытались мычать.
– Папа! Папа! – воскликнула девушка.
Альфонс, пятясь задом, вернулся к нам.
– Это он! Это уже за пределами реальности! Это ему я запузырил графином по лысине в сорок четвертом!
Мы капнули Альфонсу коньяку, а девушка, от которой пахло туманами, успокаивала своего папу.
– Пора сниматься с якоря, – сказал Хобот. – Возможны пять суток простого ареста.
– Чепуха, – сказал я. – Надо довести дело до конца. Надо, чтобы Альфонс сегодня перешиб судьбу! Пусть он совершит что-нибудь совсем отчаянное! Это единственный путь!
– Альфонс, хочешь попробовать? – спросил Пашка. Он был не трезвее меня.
– Да! – мрачно согласился Альфонс.
Он впал в то состояние, когда неудачник начинает получать мазохистское удовольствие от валящихся на него несчастий. В таком состоянии человек становится под сосулькой на весенней улице, задирает голову, снимает шапку и шепчет: «Ну, падай! Ну?! Ну, падай, падай!..» И когда сосулька наконец втыкается ему в темя, то он шепчет: «Так! Очень хорошо!»
– Иди и пригласи ее танцевать! – сказал Бок. Учитывая то, что оркестра в ресторане не было, он подал действительно полезный и тонкий совет.
И Альфонс встал. Сосулька должна была воткнуться
