До встречи в феврале - Эллисон Майклс
– Что это за ерунда? – Поморщился он.
– Эта ерунда – твоя новая машина, пап!
Я всунул ключ ему в руку и даже зажал пальцы, потому что они стали ватными сосисками и отказывались подчиняться старику.
– Ты шутишь? Ты купил мне машину?
– Взамен твоей развалюхе, которая глохнет каждую милю.
– Но… это слишком дорого. Я не потяну такую покупку.
– Зато я потяну. – Я похлопал так быстро постаревшего отца по спине, как он делал каждый раз, утешая меня в ситуации с Эммой. И все разы, когда жизнь одаривала меня тумаками. Он открыл рот, чтобы возразить, но я выкрикнул первый: – Не спорь! Пришла моя очередь заботиться о вас, пап.
Когда открываешь сердце для кого-то одного, внезапно в нём освобождается место для других. Я видел, как мир начинает сиять от одной улыбки Эммы, от одного её доброго слова или маленького проявления заботы. Если улыбка или словечко могут изменить мир, сделать кого-то капельку счастливее, так почему бы не улыбаться во весь рот и не заваливать людей добрыми словами.
Я принёс слишком много несчастья своими поступками – сколько женщин пострадали от моей руки и, признаемся, ширинки. Эмма, Сид, Мона, Мэдисон и Карен, это не вспоминая тех, что были задолго «до». Вроде Люси, которую я продинамил на выпускном балу, променяв на более популярную девчонку Джессику. Или Саммер, с которой мы договорились пожениться за верандой детского сада сразу после полдника с какао и блинчиками, но, когда она пришла, застукала меня с Трейси. Мы прижимались губами и разрушили даже не начавшийся брак.
Ничто не могло искупить всё то зло, что я принёс каждой девушке, что появлялась в моей жизни в определённый удачный или неудачный момент. Но можно было хотя бы попытаться помножить минус на плюс, чтобы когда-нибудь формула сложилась в мою пользу.
На следующее утро, проводив отца на новой «подруге» на работу, я заметил, как он улыбается, выкручивая руль из гаража. А ещё ругался, что не сядет за что-то настолько большого, полученного с подачки сына! Поворот ключа – и Роджер Кларк влюбился во второй раз в жизни. Слава богу, хоть в «форд эксплоэр», а не в какую-нибудь любительницу скандинавской ходьбы, что виляла дряблыми телесами вдоль нашей улицы.
Вот та улыбка, которая стоила усилий. Каждая моя вена превратилась в провод, проводящий убийственно горячий ток. Я весь раскалился лампочкой в двести двадцать вольт и вырабатывал целые резервы света и тепла. И вознамерился увидеть ещё столько улыбок, чтобы разогреться до температуры солнца.
Мама листала книгу рецептов от Эммы, выбирая, чем бы потчевать семейство на обед, и ойкнула, когда я выхватил книжицу и закружил её по кухне, как диснеевскую принцессу.
– Что это на тебя нашло?
– Сам не знаю. Но мы кое-куда идём. Собирайся.
Решив, что мы едем в кино или прошвырнуться по городу, мама влезла в лучшее своё шерстяное платье и даже вставила в уши серьги-кольца, что редко носила по будням, но в мои планы не входило торчать в полупустом кинозале или прошвыриваться по февральской холодрыге. Маму я завёл за ручку на работу и заставил уволиться. Никаких подработок даже на полставки. Её немолодое сердце слишком расшалилось, чтобы тянуть на себе столько Кларков, да ещё и вечерние смены в магазине.
– Но на что же нам с отцом жить? – Изумилась мама, чуть не плача то ли от счастья, то ли от страха. А может, от всего сразу. Не было и дня в жизни Бетти Кларк, чтобы она не работала.
– А это предоставь уже мне.
– Но у тебя даже нет работы!
– Я что-нибудь придумаю.
И я собирался придумать, но чуть позже. А пока нужно было заставить загореться ещё несколько улыбок, чтобы загореться самому. Чем больше тепла вырабатывалось где-то там, в груди, тем меньше я чувствовал боль от потери Эммы. Разбитое сердце всегда можно склеить, просто для каждого найдётся своё действенное средство. С моим действовал горячий клей из правильных поступков.
«Форд» стоил прилично, но не сожрал и половины той суммы, что я выручил за «порше» и что накинул Дирк в придачу к увольнению. И у меня уже был готов план, как распорядиться остатком.
Найти номер Бена Леблана не составило труда. Десять минут в интернете, и ты можешь узнать, с чем ест блинчики на завтрак английская королева и какую марку трусов предпочитает Ким Кардашьян. Я думал, что последует долгое вступление с напоминаниями, кто я такой, но Бен узнал меня, едва услышал имя.
– Папа много о вас рассказывает. – С непонятными моему уху интонациями пояснил Бен.
– Наверняка о том, какая я заноза в заднице.
– Раньше – может быть. Но то ли он стал носить более плотные штаны, то ли вы перестали быть таким острым, с недавних пор он жалуется на боль в пятой точке всё реже. – Добродушно посмеялся Бен, зажигая во мне ещё пару ватт доброэнергии.
Мы проговорили минут двадцать, вспоминали «Прайм-Тайм» и Джима, посмеивались над иронией судьбы – ни одному из нас в итоге так и не досталось вожделенное место в компании. Просто отобрали их немного в разное время.
Я извинился за то, как поступил, пусть и не намеренно. Расспросил, как молодые Лебланы поживают на другом конце страны и остался доволен тем, что пусть я приложил руку к разладу их жизни, жизнь их всё же наладилась. Бена повысили до той должности заместителя директора, о которой я мечтал здесь, его жена занималась организацией праздников, а сын увлекался плаваньем и никогда не вспоминал о той болезни, что подкосила его в младенчестве.
Перед тем, как распрощаться с человеком, с которым я не разговаривал восемь лет, я спросил:
– Вы не против, если к вам приедет погостить кое-кто? На недельку, а может и дольше?
Когда Бен в полуиспуге, в полувеселости поинтересовался, не слишком ли быстро движутся наши отношения, я заверил его:
– Погостить приеду не я. А кое-кто другой.
С недавних пор мистер Леблан перестал шарахаться от меня на своём пороге и неловко переминаться с ноги на ногу. Может, и правда стал носить более плотные штаны? Мы сложили ножи и общались теперь как старые знакомые. Без язв и колкостей не обходилось, но на то я и заноза, чтобы постоянно доставлять
