Плач домбры - Ахияр Хасанович Хакимов
Кстати, о дорогах. Доселе у автора не было возможности описать куштирякские дороги подробней. «Кажется, здесь по небу ходят», — может подумать читатель. Увы, покуда по земле. Доказательств тому, кроме здравого смысла, два. Во-первых, куштирякский обычай срезать углы. В небе-то углов нет. Во-вторых, поговорка про дороги: «Пошел по гости — лег на погосте», — в том смысле, что при таких дорогах лучше сидеть дома, ибо дорожные заботы — смертные муки. Всем известно, что родилась она тоже в Куштиряке.
Как раз в эти дни, когда Танхылыу ушла с фермы, а Карам летал на мотолете, вдруг подморозило. Близкая зима весть подала. Хорошо мостит мороз, да ненадолго. Только куштирякские женщины сняли резиновые сапоги, как вновь потеплело и развезло. Землю, и без того вдрызг раскисшую, проливной дождь превратил в жидкую кашу.
Если сравним улицы Куштиряка с пахотой, то впечатляющей картины действительности мы не передадим и наполовину. Куда там! Взгорки — будто с десяток танков прошло — гусеницами и колесами вдоль и поперек искорежены, на ломти изрезаны, а в низинах озерами разлились глинистая жижа и грязная вода. Попал в эту трясину — все, считай, на полпути к тому самому погосту. Пеший сапоги с ноги оставит, телега или машина — по ступицу сядет. Даже «Иж» знаменитого тракториста Юламана Нашадавит здесь не пройдет. А ведь у него не простой мотор — форсированный, на три лошадиные силы мощней.
Если все же пробрался по улице и с тысячей бед вышел к околице — опять недоумение. По дороге идти или, не ломая традиции, по пахоте напрямик? Дело в том, что в трех километрах от аула пролегла прекрасная большая дорога — от Казая до Каратау и дальше на Калту. Та самая, которую куштирякцы называют «саше». Три километра, рукой подать, но чтобы добраться до нее — ай-хай! Вот бы где Карамов мотолет пригодился. Но Карам лежит в больнице, мотолет — в сарае. Обоим ремонт нужен.
Как назло, в эту самую пору автор решил на попутной машине съездить по своим делам в Каратау. Туда-то он добрался, выехал с утра, когда еще то, что мороз намостил, держалось. А вот обратная дорога превратилась, по выражению друга-критика, в неразрешимую проблему.
Машина, которая с веселым гудением мчалась по шоссе, спустившись на куштирякскую дорогу, прошла с трудом, вразвалку — сейчас упаду, сейчас утону — метров двести и встала. Как раз посередине огромной лужи. Сколько шофер (Стахан — брат Гаты), перекосив лицо, ни дергал за рычаги, какими только иностранными словами ни уговаривал мотор, машина с места не сдвинулась, наоборот, словно муха, попавшая в мед, чем больше дергалась, тем глубже вязла.
— Шабаш, агай! — сказал шофер, выключив мотор. — Пойду пешком, за трактором, а ты сиди пока.
— Пет, нет, ты машины не бросай. Я сам!
Так сказал автор. Нет чтобы сначала свои возможности взвесить, прикинуть, есть ли за душой, кроме пустой отваги, что-нибудь еще. На это ума не хватило, поспешил. Подумал, видно, пусть и от него хоть малая польза будет. Стахан спорить не стал, тут же согласился. Взвалил автора на спину, вынес на бугорок и, вернувшись, закрылся в кабине. На хмуром лице проскользнула быстрая плутоватая улыбка.
Дождь все лил и лил. Светлый щегольской плащ автора в минуту промок насквозь, хоть выжимай, обе штанины по колено выпачкались в грязи, смотреть страшно. Но передумывать было поздно. Ведь он тоже куштиряковец, и автор храбро ринулся вперед. Три раза на своем пути поскользнулся, два раза упал в лужу на четвереньки, в глине извозился по самые уши и потерял подметку с одного ботинка. И вот в таком виде он вошел в правление. Народ, собравшийся там, расхохотался, как на пьесе Асанбекова.
Самому автору было не до смеха. Еле подавив злость, он предложил заместителю председателя быстрей послать трактор и выручить застрявшую в грязи машину. Но этим он только показал, насколько еще плохо знает жизнь. Заместитель, не дослушав его речи, вдруг ни с того ни с сего вспылил:
— Откуда я возьму тебе трактор? Восемь машин по разным дорогам застряли! Тракторы, которые на ходу, их вытаскивают! Остальные без запчастей стоят! Ты думаешь, андреевская казна у меня тут?
Что такое андреевская казна, автор не знал. А как с запчастями — знают все.
— Ладно, попробую поговорить с парторгом, — сказал он и направился было к дверям, но тут вошел сам Исмагилов.
Откинул парторг промокший капюшон брезентового плаща, хмуро оглядел собравшихся. Оказывается, он поехал на ферму в соседний аул, но был вынужден бросить машину на пол пути и вернуться обратно. Так что ему самому трактор нужен.
И в этот самый момент на столе зазвенел похожий на гармонь с тридцатью клавишами телефон.
— Я Кутлыбаев! Я Кутлыбаев! — загремело из него. — Говорю из Ерекле! К сведению всех бригад, ферм, гаража и правления. Куштиряк, Яктыкуль, гараж! Вы слышите?
— Яктыкуль слушает… Степановка… Куштирякская ферма… — пришли ответы.
— Сводку погоды, наверное, слышали, — продолжал Кутлыбаев. — Дождь завтра не кончится, не ждите. Дня через три подморозит, не раньше. Чтоб ни одна машина никуда не выходила. А те, что в пути застряли, в гараж оттащите. Куштиряку: пусть члены правления вечером к шести соберутся. Где Исмагилов, не видели?
— Я в правлении. Члены парткома пусть тоже к шести придут, — сказал парторг.
— Хорошо. Радиоузел работает? Сложившуюся обстановку доведите до народа. За технику отвечает заместитель, обращайтесь к нему. Все.
В аппарате что-то щелкнуло, в комнате установилась озабоченно-торжественная тишина, какая бывает перед большой военной операцией. Автор, забыв о выпавших на его голову (а пуще того — на ноги) мытарствах, уставился на тридцатиклавишный телефон. Смотрел-смотрел и невольно прищелкнул языком: да-а, по-современному живет аул! И подумал: «Когда такая техника есть, о дорогах ли печаль!»
Этот восторг и отвлек автора от скользких дорожных рассуждений о том, как будут вытаскивать застрявшие машины, сколько из них побилось-покалечилось, во что влетят ремонт и праздники, связанные с поисками запчастей. К тому же и вечернее совместное заседание партбюро и правления колхоза вдохновило его. Ведь именно на этом историческом заседании наконец было твердо решено: дороги надо починить! Председатель загорелся, решил, по своей молодости,
