Жизнь начерно - Алёна Даль
Когда дочь скрылась за дверью, вытащила из шкафчика пакет орешков и протянула мужу:
– Возьми, пусть это будет сюрпризом.
Мужчина криво усмехнулся и поднял глаза на жену:
– Я ведь не сразу подобрал его. Сначала уехал. Наверное, зря я вернулся, – он скупо пересказал печальную историю, завершив словами: – Хреновый из меня спасатель.
– Тебе что – было бы легче, если б он остался лежать на дороге?
– Не знаю, – пожал плечами Виктор.
– Я знаю. – Ирина строго посмотрела на мужа. – К нам в отделение привозят людей с черепно-мозговыми, оперируем в срочном порядке, и всё равно выживают далеко не все, – что же хирурги думать должны? Корить себя? Мучиться угрызениями совести после каждого летального исхода? Нет, мой дорогой.
– Так ведь не хирурги своих пациентов сбивают?
– Нет, конечно. Хотя всякое бывает, – нахмурилась Ирина. – Но и не каждый водитель вызовет скорую к сбитому человеку. Некоторые и не останавливаются даже. Особенно, если пьяный за рулём… И потом, вернулся ты не за воробьём.
– За кем же ещё? – не понял Виктор.
– Не за кем, а за чем, – поправила жена. – За совестью ты своей вернулся! Вот если бы не подобрал, если б увидел его на обратном пути раздавленным всмятку – вот тогда совсем другие бы чувства испытал.
– Ты и правда так считаешь?
– Правда. Кто-то и у сбитого человека не затормозит, а кто-то за воробьём вернётся. – Ирина обняла мужа за плечи и подвинула к нему тарелку. – Давай, ешь!
Через день Виктор уже не помнил ни о воробье, ни о разговоре. Через неделю закончили крыть кровлю. Через месяц укатили всей семьёй на море. Через год вселились в новый дом.
Однажды, июльским днём, после короткой оглушительной грозы, на террасу, где собирались обедать, вбежала запыхавшаяся Мариша:
– Папа, папа, скорее пойдём! – она схватила отца за руку и поволокла за собой.
– Доча, что такое? Что стряслось? – упирался Виктор.
– Не скажу! Сам увидишь! – девочка тащила за собой отца к лугу и перелеску. – Закрой глаза! – потребовала дочь, и последние несколько шагов он сделал вслепую, осторожно ступая среди густых зарослей разнотравья.
– Всё. Можешь открывать! – скомандовала Мариша и гордо добавила – у кошки отняла.
Виктор опустил взгляд и увидел на земле… своего Тишку. Воробей нахохлившись, сидел возле сосновой шишки и хватал клювом воздух. Одно крыло висело перебитое.
– Мы ведь не оставим его здесь, пап? – дочка просительно глядела на отца, переминаясь с ноги на ногу.
– Нет, конечно! – сглотнул комок Виктор, и, присев, взял воробья в руки.
Он почувствовал в ладони тёплый, почти невесомый клубок перьев с биением крохотного сердца. Воробей трепетал и царапал руку нежными коготками.
– А как мы его назовём? – оживилась дочь, обрадованная неожиданно лёгким согласием отца.
– Тишкой! – не задумываясь ответил Виктор.
– Ура! – закричала девочка и принялась кружить вокруг отца. – Тишка, Тишка! Мама, это Тишка! – она, размахивая руками, побежала к дому. – Мама, мы будем его лечить! А потом выпустим на свободу!
Мать стояла на крыльце и глядела из-под руки на мужа с дочкой. Шумела умытая дождём дубрава. В высоком небе дрожало одинокое похожее на птичье крыло облако.
Борода
Проснулась Нина Петровна в холодном поту. Во сне явился Игорь, но без бороды. Вместо неё – беззащитная, бледная кожа в голубоватых пупырышках. Рот вялый, безвольный. На щеке порез. Она и не видела его никогда без бороды, не помнит ни одной фотографии с голым подбородком. Игорь нарочно убрал себя юного, безбородого из всех старых, крытых плюшем альбомов. Теперь и альбомов-то таких никто не держит, всё больше доверяют жёстким дискам. Но и на них не найти тех снимков.
Кто знает, почему так важна для него была эта мужская метка – растительность от скул до кадыка. Нина долго не могла приноровиться к его колючим поцелуям, царапающим ласкам. Впрочем, это ерунда в сравнении с необъяснимыми исчезновениями и всегда внезапными пришествиями Игоря. Он мог пропасть на день, месяц или полгода, а потом явиться как ни в чём не бывало – шумный, прокуренный, с букетом цветов и дождём в бороде. Или снегом. Или горьким запахом дыма… С историей, оправдывающей его отсутствие, которую Нина всякий раз безоговорочно принимала. Причину она искала в себе. И всегда находила.
Когда лет десять назад Игорь перестал отвечать на звонки, она сразу всё поняла. Нина и раньше не питала иллюзий относительно их общего будущего. Его попросту не было и быть не могло – оба об этом знали. Только Нина гнала от себя это горькое знание, а Игорь нет. Нина нужна была Игорю, чтобы переждать тяжёлые времена. Когда после развода с женой у него один за другим умерли родители, Нина сидела с ним вечерами на кухне съёмной квартиры и слушала, слушала, не замечая ни часов, ни его слёз. Они застревали в бороде солёными каплями и таяли, оставляя после себя белые волоски. Нина тогда верила, что приняв его боль на себя, станет ближе. Что близость неминуемо породит ответное чувство. Ей казалось, что её любви хватит с лихвой на двоих. А после, когда уйдут все беды… Но беды не уходили. Спустя год Игоря обманул партнёр по бизнесу, пошла череда судов. Он чуть было не очутился за решёткой, но Бог миловал. И снова Нина была рядом: жалела, утешала, выслушивала жалобы на подлость друга, вероломство бывшей жены и несправедливость мира, делилась собой и всем, что у неё было. Она всегда была мудрой и понимающей – быть может, поэтому Игорь не стеснялся при ней заглядываться на других женщин и даже делился с ней тайнами интимного свойства, которые Нина глотала сквозь боль. Но слушала и терпела, потому что любила. Любила и ждала. Чёрная полоса закончилась, и Игорь исчез. На этот раз навсегда.
Во сне Нину Петровну смутила не только безбородость Игоря, но и его глаза – мутные и пустые, какие бывают у покойника, прежде чем их навеки закроет дрожащая от горя рука ближнего. Это-то и напугало её больше всего. Она так и не смогла заснуть, до утра пролежала под душным одеялом, глядя в потолок и перебирая потускневшие картинки далёкого прошлого, пока над ухом не прозвенел будильник.
Вслед за будильником проснулся телефон.
– Нина Петровна, что там у нас с корректурой? – голос редактора был вежливо напорист, – первую часть можно уже забрать?
– Две части готовы, – отозвалась Нина, – третью сделаю через пару дней.
– Прекрасно! Тогда отправляю к вам курьера.
– Не надо, я сама занесу.
В свободное от библиотечных
