Хождение по Млечному Пути - Алёна Даль
Тщетно друг Оливье призывал Роланда вострубить в волшебный боевой рог Олифант, чтобы призвать на помощь подкрепление. Не позволила гордость рыцаря послушаться доброго совета товарища, не сумела юношеская бравада уступить мудрой подсказке старшего. Пал в бою храбрый Роланд, а с ним и «воин меча и мысли» Оливье, и епископ Турпен, и все двенадцать пэров Карла Великого. И хотя раздался под конец сражения зов Олифанта, было уже слишком поздно. Вернувшись на клич рога, король франков застал лишь обагрённое кровью поле битвы и погибших в неравном бою своих доблестных воинов.
«…Лёг Роланд на землю, лицом к врагу. Поднял руку в рыцарской перчатке к небу и бестрепетно встретил смерть, как подобает воину. Лежит неистовый, безудержно отважный, безмерно храбрый и беспримерно преданный милой Франции рыцарь Роланд в долине Ронсеваля. Он лежит в своих золотых доспехах, обагрённых кровью, с белым рогом своим Олифантом и с мечом Дюрандалем. Так и нашёл его на поле битвы седобородый Карл…»[30] – это кульминация поэмы, в которой слились воедино боль и величие. Именно так беззаветно и преданно до́лжно служить сюзерену. Что до человеческих слабостей и пороков, помешавших призвать на службу не только храбрость и отвагу, но и разум, и мудрость, то эти мелочи нисколько не умаляют величия героя французского эпоса. Самое значительное в «Песни о Роланде», равно как и в других поэмах о рыцарях, – вовсе не исход конкретной битвы, а готовность воина сражаться с врагом до конца, «до последней капли крови». Лишь одному сюзерену помимо короля может присягнуть вассал – Богу, что и делает умирающий Роланд, поднимая к небу руку в рыцарской перчатке. А меч Дюрандаль, по преданию, и по сей день покоится на дне горной реки, куда сбросил его истекающий кровью воин, чтобы не достался он врагу.
Поэма заканчивается торжеством справедливости: Сарагоса пала, Марсилий убит, коварный Ганелон предстал перед судом Божьим, а Карл Великий вновь отправляется в поход. Но страна франков долго ещё скорбела о своём герое. Легенда настолько овладела сердцами людей, что позже Роланд обрёл собственную поэтическую судьбу: были сложены поэмы о его рождении, детстве, первом знакомстве с королём Карлом и обретении меча Дюрандаля, о его подвигах и деяниях, любовных приключениях и воинской дружбе. Артефакты, связанные с его судьбой, памятники, посвящённые герою, рассеяны по всей Европе. Изображение Роланда украшает гербы и эмблемы европейских городов и стран.
Героический образ доблестного рыцаря, несмотря на гипотетичность сюжета, снисхождение к историческим неточностям, допискам и дополнениям, – это прежде всего великая идея, обладающая нерушимой силой и святостью, идея преданного и беззаветного служения своей земле и вере…
Вот по какой легендарной дороге мы идём в эту самую минуту. Великий рыцарский путь из Франции в Испанию, дорога завоевателей и паломников, королей и контрабандистов, мирных послов и свирепых разбойников. Сейчас это увлекательный и весьма прибыльный туристический маршрут, вписанный в исторический ландшафт и приправленный изрядной толикой мистики и романтики, а для кого-то ещё и действенный способ испытать себя.
* * *
Дети Агнеты ушли далеко вперёд, на горизонте видны их худенькие фигурки: одна долговязая, другая пониже. Угловатая, как новорождённый оленёнок, Ева – тринадцатилетний нескладный подросток с брекетами и модной крашеной чёлкой – и вечно сонный студент Ежи – добродушный ворчун с печальными серыми глазами, в недавнем прошлом безнадёжный наркоман. Агнета как-то вскользь упомянула, чего ей стоило вырвать сына из наркотического ада. Два года отчаянной борьбы на грани возможного без права на передышку. Но теперь всё позади. Её Ежи с ней, он здоров и скоро станет, как и мама, инженером-судостроителем. Мне редко приходится видеть такие нежные отношения между взрослым братом и младшей сестрой: всё-таки семь лет разницы в таком возрасте – непреодолимая пропасть.
– Ева росла на руках у Ежи, – рассказывает Агнета. – Когда девочка пошла в школу, он брал её с собой на каток и учил играть в хоккей. Если дворовых мальчишек не хватало для ледового боя, на ворота ставили Еву. А она… Она была страшно горда, что большие мальчики берут её в свою игру. И даже скрывала от меня свои спортивные раны – шишки и синяки, представляешь?
– А Ежи тоже участвует в её девчачьих затеях? – интересуюсь я.
– Ты знаешь, да! Как-то они вместе пошли покупать для Евы первую губную помаду. Я хорошо помню, как они встретили меня у порога с заговорщическим видом, их распирала изнутри общая тайна. А дело было всего лишь в оранжевом блеске на губах дочери. Я не сразу заметила, а сын оскорбился едва ли не больше, чем сестра. Ещё бы, ведь это он выбирал цвет!
Посерьёзнев, Агнета добавляет:
– Если бы не Ева, не уверена, смогла бы я спасти сына… – и надолго замолкает, присев к развязавшемуся шнурку.
Я жду, когда она перешнурует ботинки, и аккуратно меняю тему.
– Агнета, давно хотела тебя спросить: откуда ты так хорошо знаешь русский?
– Учила в школе – это раз. – Агнета, пыхтя, выпрямляется. – А ещё была активисткой школьного Клуба интернациональной дружбы и целый год переписывалась с русским мальчиком, кажется, из Киева. Ведь тогда ещё был Советский Союз!
– Помню-помню! – оживлённо подхватываю я. – В СССР в те годы выходил журнал «Польша», и там были адреса польских школьников, желающих переписываться со своими русскими сверстниками. Ты не поверишь, мы с братом тоже переписывались тогда с поляками!
– Ну а главное, – продолжает Агнета, – я уже долго работаю на верфи, где строятся и ремонтируются корабли, среди которых немало русских, то есть теперь уже российских. Поэтому русский я знаю не хуже, чем польский!
Мои глаза округляются: второе совпадение оказывается ещё более поразительным.
– Постой, ты ведь живёшь в Гданьске?
– Ну да.
– И работаешь на Балтийской верфи?
– Да.
– Не может быть! – изумляюсь я. – Выходит, мы с тобой ходили по одним и тем же стапелям весь прошлый год!
– Ты что, работала на нашей верфи? – недоумевает полячка.
– Представь себе! Ну не то чтобы работала… Часто приезжала к вам в Гданьск, потому что участвовала в оборудовании парусника «Алые паруса». Слышала о таком?
– Ещё бы! – Теперь очередь Агнеты округлять глаза. – О нём говорила вся верфь. Только русские могут придумать шить оснастку из красной парусины! И делать осадку, которой не может быть в принципе.
– Но у нас это получилось!
– О да!
Мы на радостях обнимаемся, как друзья-моряки, сошедшие на берег после долгого похода.
– Ну надо
