А также их родители - Тинатин Мжаванадзе
– Наиле! – дребезжащим голоском позвала я обратно домашнего доктора и теперь уже, сдав полномочия, с чистой совестью побледнела и приготовилась осесть на пол. Доктор отлупила меня по щекам и приказала не пугать ребенка.
– Крови тут совсем чуть-чуть, – взяла она безмятежного Сандрика за подбородок. – Капилляр в носике лопнул от жара!
– Чють-чють? – еле ворочая языком, удивилась я – по моему впечатлению, на ребенка кто-то вылил ведро крови. На что домашний доктор резонно посоветовала налить себе на платье чернила: жидкости на одну пипетку, а эффекта – на полный квадратный метр.
– И не пугай ребенка, – напомнила хладнокровная докторша.
Ребенку было по барабану, он сидел смирно и ждал своей участи, а кровь из лопнувшего в носу капилляра его совершенно не беспокоила. Зато от жара он стал разговаривать без остановки, причем с повышенной скоростью, и это пугало вообще до резей до животе.
– Будем резать гланды, – измученная шестой ангиной за сезон, сказала я папачосу. Он, как положено отцам, в этих вопросах предоставил важное решение мне – суеверный ужас перед материнской ответственностью преследует мальчиков всю жизнь.
Мы заранее купили мяч, пакет игрушек, себе – корвалола грамм четыреста, и отправились резать гланды веселым коллективом – заодно с кузиной Мариской.
Приятель-доктор взял наших детей за руки и повел в операционную – она была где-то в глубине, за двумя дверьми. Мариска доверчиво шла с прямой спиной, Сандрик оглянулся, мы ободряюще замахали ему с порога, и дверь захлопнулась прямо перед четырьмя страдающими носами.
– Все будет в порядке, – успокаивали мы друг друга, глядя в зеркально перекошенные лица.
Прошло пятнадцать минут. В размеренной позвякивающей больничной тишине стал слышен монотонный звук.
– Кто-то кричит? – осторожно спросила я.
– Ну, – подтвердил муж.
– Это ведь не может быть Сандро? – вцепилась я ему в лацканы.
– Нет, – твердо сказал муж. – Ну как они могли бы резать ему гланды, если бы он так орал!
Мы успокоились и помолчали. Звук шел ровно, сквозь предбанник и стены операционной, не прерываясь на переведение дыхания.
– Скоро они уже? – снова встревожилась я. – Обычная операция, чик-чик, что там можно делать полчаса…
Дверь распахнулась, на пороге стоял, держась за косяк, наш приятель, – он был призван морально поддерживать детей в операционной. Выглядел он, как беспечный турист, помятый медведем-гризли.
– Девочка ваша – молодец, – вытирая пот со лба, сказал он. – А этот… мальчик… уууууу!!!
Из операционной вылетела каталка с двумя посторонними детьми и понеслась в палату.
– А… наши где? – растерянно обратили мы бледные лица к приятелю.
– Да вот же, – удивился он и указал на каталку.
Мне в очередной раз захотелось упасть в небольшой обморок: дети были неровного цвета и выглядели манекенами.
– Это не он… орал? – заикаясь, на всякий случай спросила я.
Приятель смущенно поморгал. Конечно же, орал Сандро – после того, как его ремнями примотали к креслу и засунули в рот железяку, чтобы челюсти не сомкнулись. Еще немного, и я пойду крушить операционную.
– А вот не надо было подробностей, – справедливо заметил папачос.
– Он нас будет ненавидеть, да? – прерывающимся голосом спросила я доктора-приятеля.
– Он забудет об этом до завтрашнего утра, – успокоил тот.
Горло саднило, в самом деле, недолго. И на второй же день бедолаги стали лупить мячом в палате.
Но я не могу забыть, что тупо стояла под дверью и ничего не делала, пока мой маленький мальчик плакал от ужаса.
До сих пор не знаю, что мне надо было делать: наверное, убить всех врачей и похитить Сандро из операционной.
Но даже если бы дети не болели, как можно строить карьеру, если они постоянно влипают в какие-то странные истории?
Слушайтесь старших
Три молодых мамаши то и дело старались слинять от бесконечной слежки за детьми и немного побить баклуши. Но старшие стояли на страже и пугали нас, как могли.
– Как вы можете так долго пить кофе и точить лясы, когда у вас маленькие дети?! – ужасалась тетя Гульнара. – У вас у всех башки пустые, никакого опыта, и даже не представляете, что они могут сотворить!!
– Мама, не передергивай, – старалась нейтрализовать источник тревоги Наиле. – Ну, упадет ребенок. Ну, разобьет что-нибудь. Нос, например. Ничего страшного!
– Ребенок может ВСЕ!!! – бушевала тетя Гульнара и перечисляла: – Он может закрыть вас в ванной, если вы дома с ним одни, поэтому купайтесь, только если еще кто-то есть живой!
Хатуна давилась от хохота, но держала себя в руках, потому что это все-таки чужая мама.
– Вот фантазия! – подивилась Наиле.
– Смейтесь, смейтесь! – качала головой тетя Гульнара. – Ребенок может закрыться в квартире, если вы выйдете хоть на секунду вон! Всегда берите ключи!
Беспечные девицы прятали носы в кофе и перестреливались глазами.
– В конце концов, ребенок может уйти и потеряться! – пенилась и бурлила неоцененная тетя Гульнара, видела перед собой тупой народец, делала абстрактное «тьфу» и уходила, хлопнув дверью, я же вздрагивала и бежала проверять спящего младенца.
– Так с ума можно сойти. – Наиле всегда отличалась железными нервами и реагировала на проделки своего Автошки на редкость спокойно: чего ей было пугаться, если он с рождения был аналогом ртути среди людей?!
Зато Хатуне пришлось хлебнуть всего сполна со своей ангелоподобной Мариской.
Надо ли говорить, что все вышеупомянутые ужасы произошли, причем буквально в течение одного года?
– Все, чем нас Гульнара пугала! – в ужасе подвела итог Хатуна.
Итак, ужастик первый: закрытая в ванне мать.
– Ну вот как может меня ребенок запереть, я вас умоляю, – изумлялись молодые мамаши. Хатуна пошла принимать душ.
– Когда я выйду, будешь есть суп, – предупредила она трехлетнюю Мариску. Крошечная девочка с задорными косичками проводила нехорошим взглядом ни о чем не подозревающую мать.
Суп Мариска не то что не любила, а прямо-таки ненавидела. Поэтому она пошла следом за Хатуной и задвинула шпингалет снаружи. Зачем на двери ванной шпингалет – спросите вы? Это была старинная съемная квартира необычной планировки, дверь ванной плохо закрывалась и перегораживала коридор, шпингалет снаружи понадобился именно для ее полного закрывания. Таким образом, сбылось первое пророчество.
Матерь благополучно вымылась, открыла запор изнутри, но оказалась с носом. Она барабанила в дверь и звала дочь, но та счастливо втыкала в орущий телевизор и ничего не слышала. Мужественная мать представила, что в квартире буйствует одинокий ребенок, опрокинул керосинку, пламя пошло по шторам, и сейчас там все горит. На счастье, в ванной оказался молоток. Пришлось разбить стеклянную форточку и лезть через нее на кухню. Изрезанная всклокоченная мать вышла к дочери, обмотанная полотенцем, как римский воин,