Водка - Людмила Бержанская
А музей Бордо! Музей римской скульптуры и мозаики. Не знаешь, куда раньше смотреть: на архитектуру здания, полы, потолки, окна, двери. Все изумительно красиво и интересно. Мозаичные полы и стены поражают тонкостью, точностью, вкусом, а главное, трудолюбием людей, сотворивших это. Правильно говорят: прошлое реально, а настоящее и будущее иллюзорно.
Анастас весь день молчал. Только фотографировал, пил воду (жарко) и говорил: давай еще раз здесь пройдем.
Я уже говорила, что постоянное присутствие смерти приучило его смотреть на жизнь отстраненно. Он удивлялся, когда люди радовались по мелочам, огорчались из-за мелочей, обижались на мелочи. А тот, кто радовался, огорчался и обижался, совсем не считал все это мелочью. Конечно, по большому счету, Тасик был прав. Но только жизнь наша единственная состоит из них, из мелочей. Мне казалось, что опять будет скептический взгляд. Но нет – молчание. Оно многого стоило.
На следующий день гуляли по городу, купались в море. Встретили несколько человек, говоривших на русском языке, и были счастливы. Как за границей нас объединяет язык. Все русскоговорящие – родные и близкие.
А потом опять экскурсии, правда, на два дня в пустыню Сахара. Все знают, что можно бесконечно смотреть на огонь и воду. Мне кажется, в этот список нужно добавить пустыню. Я боюсь огня, боюсь воды, мне страшно в пустыне. Но если б вы знали, как она завораживает! В какой-то момент начинаешь на горизонте видеть море, и она уже не кажется такой бесконечной.
– Тасик, ты видишь, там, на горизонте – море.
– Это мираж.
Я впервые в жизни видела мираж. Говорят, что в пустыне многие видят миражи караванов.
Мы подъехали к маленькому арабскому городку Эль Джем. Ничего особенного. В десяти минутах езды от него перед нами предстал Колизей. Римский Колизей. Такого в пустыне я никак не ожидала. Огромный, с сохранившейся ареной, подвальными помещениями для рабов, гладиаторов и животных. Справа – место для знати, слева – для простолюдинов. У меня, наверно, очень буйная фантазия. Но когда представила себе реки крови, стало физически страшно. Я узнала о том, что многие гладиаторы не были рабами. Это их работа. Такая работа: на радость и в удовольствие другим убивать людей и животных. Еще я узнала, что беззащитных рабов (женщин и детей) выводили на арену и на них выпускали голодных львов. Похоже, человек не очень отличается жестокостью от животных. Правда, звери жрут друг друга от голода, а люди – в удовольствие и от тщеславия. Я думала, что пару тысяч лет назад жестокость и кровожадность были повседневным явлением. Оказывается – нет. Женщин с детьми под страхом смерти заставляли идти на эти представления, чтобы выработать в малышах удовольствие от вида чужих страданий. Величие и жестокость – до сих пор такие чувства вызывает Колизей.
Нам показали дома берберов-троглодитов. Мы проезжали бесконечные до горизонта оливковые плантации. Влезли на верблюдов, и тихо, не спеша, пошли по пустыне. За час езды я устала то ли от напряжения, то ли спина болела от горбов. С большим трудом слезла вниз.
На следующее утро встречали рассвет над пустыней. А потом несколько часов с огромной скоростью на джипах гнали по пескам. Впечатление незабываемое. Мы гуляли по шотам. Так в Тунисе называют оазисы. В пустыне непонятно откуда вырывается вода, которая дает ей жизнь.
Сколько впечатлений! Остался один день. Завтра мы улетаем, но я уже поняла, что восемь дней по 24 часа для наших отношений многовато. В последний день Анастас исчез. Его не было часа три. Впереди меня ждал вечер обмена впечатлениями только заплетающимся языком.
21
Бесконечно наплывающие воспоминания подстегивают мысль: откуда я знаю “того” мужчину. У меня даже образ его крутится в голове. Мне кажется, я знакома с ним, что когда-то о чем-то разговаривали. Как же его зовут? О чем мы говорили? Когда Анастас представил нас друг другу? Не помню. Знаю только, что если бы не эти две смерти, моя память никогда бы не вернулась к нему. Мне вспомнилось, что у них была очень доверительная манера общения. Ничего больше не помню. Может, пройдет время и из подвалов памяти всплывет еще что-нибудь.
Мы много раз возвращались к его впечатлениям и ощущениям во время полета. Но почему-то они всегда сводились к вопросу о Боге. То есть, его отсутствия. Тасик часто задавал простой вопрос:
– Откуда человек узнал, что есть Бог?
– Не знаю.
– А кто знает? Где он? На какой высоте в небе его искать? Ведь выше меня поднимались только космонавты.
– Ты с ними знаком?
– Обижаешь: я два месяца проходил отбор.
– Ну, и?…
– Не прошел.
– Почему?
– Не знаю.
Он знал, но не хотел говорить. Так же, как и о том, что причина язвы желудка, из-за которой комиссовали – пьянство. Не говорил потому, что больше никогда не поднялся в небо. А виноват был сам.
– Космонавты в узком кругу рассказывали, что видели?
– Немножко.
– Что немножко? Чего я из тебя вытягиваю?
– Бога не видели. Не видели даже признаков его присутствия.
– А как это можно увидеть?
– Не знаю.
– Наверно, для начала нужно знать, что ищешь. Хотя бы визуально.
– Но ведь сказано, что Бог создал человека по своему образу и подобию. Значит, и надо искать что-то подобное.
– По каким признакам?
– По позвоночнику. Говорят, что было предначертано Иисусу жить 33 года.
– Почему?
– Потому, что 33 позвонка.
– Какая связь?
– Не знаю.
– Я слышала, что он не зря выбрал 12 апостолов.
– Почему?
– Поговаривают, что у нас в мозгу только 12 основных извилин.
– А может, это подтасовка?
– Может.
Анастас отвлекся, и сказал вдруг совсем о другом, но для него очень важном.
– Понимаешь, в полете, как на фронте. Посмотри, в обычной жизни у многих людей сущность и поведение очень различаются. А там, в небе, все становится единым.
И опять замолчал. Он знал, что вопрос с религией можно решить достаточно просто. Поменять местами утверждение: человек слаб на человек силен. Он очень много может, очень много.
– Я думаю, если Бог биологически живое существо, то ему нужен, необходим рядом такой же, как он. Ему нужна его половина, любовь одного. Потому, что любви ко всем и любви всех к нему недостаточно.
– Но второй по порядку на небесах, вроде бы, Сатана?
– А может, первый?
