Записки церковного сторожа - Алексей Николаевич Котов
Жена громко говорит:
– Открой рот.
Я подчиняюсь и тут же чувствую медикаментозную горечь во рту.
– Пей.
Я послушно пью воду и, немного придя в себя, говорю:
– Только аспирин не нужен.
– Я знаю. Господи, зачем ты выходил чистить снег голый?!
Я пытаюсь улыбнуться… Что, совсем голый и даже без трусов, да?
Наташка кричит, что я последний дурак.
– Ты утром совсем здоровый пришел. У тебя же все прошло!.. Ты был веселый и добрый, как новогодний медведь. Неужели нельзя было надеть куртку?!
Можно было, можно… Только я очень сильно расстроился из-за рассказа. У меня ничего не получалось, понимаешь? Уже сейчас я не помню, что именно не получалось. Какие-то слова… Но, они, эти слова, уже давно стали мне чужими.
Кружится голова… Наташка сует мне под мышку термометр.
– Если за сорок, я вызову «скорую».
– Сколько сейчас времени? – я плохо вижу после сна без очков. Круглые часы на стене напротив плывут в густом тумане.
– Пол-третьего. Ты уснул, примерно, в десять и сразу стал храпеть и метаться. Потом заговорил…
Я перебиваю:
– Что?
– Бред какой-то про то, что все кончается… А, мол, вечность похожа на букет из ромашек и оборванных кончиков электрических проводов.
Я сажусь. Жена пытается меня удержать.
– Лежи, глупый.
Но мне просто необходимо встать.
– Мне в туалет нужно, – я опираюсь на плечо Наташки и встаю на ноги.
Ого!.. Меня тут же сильно бросает в сторону. Наташка ойкает и, что было силы, рвет меня за талию на себя. Она хватает меня за руку и шею, и валюсь я уже на нее. Наташке приходится удерживать меня от очередного крена.
– Может быть, пойдем ползком? – шучу я.
….Когда я снова ложусь на диван, Наташка снимает с меня майку и вытирает мокрое от пота тело прохладным полотенцем. Я чувствую сильный, какой-то кислый и удивительно неприятный запах своего пота.
– Наташ, тебе не противно?
– Что? – удивляется Наташка. Она на секунду замирает и смотрит на меня огромными, перепуганными глазами, но потом снова оживает, сердится и говорит: – Опять бредишь. Давай градусник.
Она недоверчиво и долго рассматривает блестящую стеклянную трубку.
– Сколько там?
– Тридцать девять и пять. Я все-таки вызову «скорую».
– Подожди… Я таблетки только что выпил.
– А сколько ждать?
– Ну, хотя бы полчаса.
Я закрываю глаза… Темнота похожа на ночную метель. Белые искры хлещут мне в лицо. Жарко!
«Снег лучше… Он – холодный».
К моему лицу снова прикасается влажное полотенце.
Я улыбаюсь и спрашиваю:
– Ты еще тут?
Жена принимает шутку.
– Нет, я это не я, а твое очередное литературное привидение.
Наташка в чем-то права… В определенной ситуации литературные привидения бесполезны как цветные бабочки над солнечным, ромашковым полем. Это все красиво, конечно, но реальная жизнь куда круче и жестче. Например, если бы не Наташка, часть пути в туалет мне пришлось бы проделать ползком. Чертова физиология очень ловко расправляется с любыми привидениями. Философствуешь ты или болеешь, рано или поздно физиология возьмет тебя за шкирку и вытряхнет из пыльного мешка с призраками.
Не открывая глаз, я нахожу руку жены. Она мягкая и прохладная. Наверное, это тоже физиология – ощущать в своей горячей руке прохладную женскую руку.
– Хочешь, про котов расскажу? – спрашиваю я. – У нас как-то раз зимой жили при церкви целых три штуки.
– Что значит жили? А где эти коты теперь?
– Люди разобрали. Весна пришла и их разобрали…
– Разбирают машины и товары в магазине, – говорит жена. – Кому нужны ваши драные коты?
– Вот представь, оказались нужны, – убежденно говорю я и даже принимаюсь кивать головой. – Черный кот был похож на Профессора с седыми усами, а кошки – одна Сиамская, а другая Трехцветная – на его верных жен.
– Твой Профессор что, не православный кот-многоженец был?
– Котам это можно…
Я начинаю погружаться в темноту. Спать хочется…
– А кошки? – спрашивает жена.
– Какие кошки?
– Ну, не, которых ты «женами» Профессора назвал. Их тоже взяли?
– Конечно.
– Врешь, наверное…
– Да что б я сдох.
– Согласна, но только не сейчас. Лет через сто – можно, – Наташка касается рукой моей груди. – Ты как?..
– Пока живой.
Темнота становится ближе и обволакивает меня со всех сторон.
– Ты поспи, я с тобой рядом посижу, – говорит Наташка. – Пить хочешь?
Ее голос уходит дальше и дальше… Его можно вернуть, сказав «да, хочу», но я уже выпил целых две кружки воды, и теперь они выходят из меня испариной.
– Нет…
Я не слышу ответа Наташки. Темнота побеждает меня. Я чувствую только руку жены, и только она связывает меня с исчезнувшим куда-то миром. А потом тает и это ощущение.
В голове всплывают слова Ветхозаветного пророка: «Жив Бог, перед Которым я стою!..» Я повторяю их снова и снова: «Жив Бог!..» А если жив Бог, значит, жив и я.
Тьма становится горячей и злой. Она похожа на песчаный ветер из пустыни, и я иду ему навстречу. Ветер останавливает меня и едва не опрокидывает назад. Я захлебываюсь им и падаю на колени. Колени врезаются в мягкий, горячий песок и я слышу чей-то смех за спиной.
Что, опять испугался?
Кто меня спросил?.. Нет-нет, я не испугался! Я пытаюсь встать, но ветер слишком силен, и, главное, мне не на что опереться… Вспоминаю: лопата! Со мной была лопата, потому что я убирал снег. Где она? Я вслепую шарю руками по горячему песку.
Шепчу снова и снова: «Жив Бог, перед Которым я стою!»
Я снова слышу смех: так что тебе нужно, человек, лопата или Бог? Ты не стоишь, нет!.. Ты ползаешь по песку на карачках. Ты хочешь и еще можешь встать, но зачем? Что бы снова упасть? Неужели ты не понимаешь, что твои попытки иллюзорны, как и все остальное, что сейчас окружает тебя? Или, может быть, ты снег с горячим песком перепутал?
Я понимаю… Я понимаю, что мне снится сон, но этот сон настолько реален, что я по-настоящему ненавижу окружающую меня пустоту и жар. Я не знаю, куда и зачем я иду, и я понимаю только одно – Бог жив.
Я снова слышу хохот и вдруг ясно осознаю, насколько огромна пустота вокруг меня. А кто я сам? Букашка… Ничтожество… Тля!
Сколько миллиардов людей жило до тебя и где они сейчас? А сколько еще будут жить потом? Понаехали тут!.. Устроили блошиный цирк на песчинке по имени Земля в бесконечной Вселенной. И Бога от страха придумали. Мол,
