Горький вкус свободы - Мисси Карантино
Парень продолжил активно выражать свою так неожиданно и, надо признать, поздновато проявившуюся гражданскую позицию. Теперь уже не только онлайн: агитация обрела вполне материальные черты в лице, скажем, листовок, распространяемых в холле сети научно-развлекательных центров. И снова тишина: ни обысков, ни предупреждений, ни проверок, ни профилактических задержаний….
На декабрь был запланирован всероссийский протестный митинг. Он должен был быть санкционированный, но без запретных тем. Любой желающий мог подать уведомление на его проведение в своем городе, поселке… Свободный микрофон, единой повестки не было. Каждый мог говорить о наболевшем. Если что, «Уникум» совместно с несколькими НКО и спонсорами обещал оплатить все штрафы. По результатам одного из опросов, на мероприятие собиралось прийти около полутора миллионов человек по всей стране. От этой цифры мне тогда сделалось не по себе. Движимая врожденным инстинктом самосохранения, я просила Сашу быть осторожнее, но парень утверждал, что никакого «кровавого режима» нет, в чем, собственно, сейчас мы все и убедимся. Кричал, что оппозиционеры со стажем просто искуссно лгут, оппозиционные СМИ и блогеры – подливают масло в огонь, а впечатлительные тинейджеры – вроде меня – на всю эту чушь ведутся. В очередной раз подчеркивает, что Ваню Иванову освободили из СИЗО под подписку о невыезде и вопрос с его жильем рассматривается. Приводит этот вялый жест чуть ли в качестве яркого примера судебно-полицейского гуманизма.
За несколько недель до митинга Саша пришел домой сильно пьяный. Вел себя раздражительно, ничего не объяснял, то ли намеренно, то ли из-за неловких движений разбил несколько тарелок. Все мои попытки выяснить, что стряслось, оставались тщетными. В глубине души я подозревала, что, скорее всего, это как-то связано с протестом, но читать мысли я не умела.
Вот почему Сашино вчерашнее исчезновение вывело меня из колеи. В голову лезли самые страшные буквы. О конторе, в которую даже звонить вчера днем было боязно….
Занемевшими пальцами я пишу Диме и прошу его приехать в Орехово. Вечером у меня не было (почти) никаких объективных оснований бить тревогу, сейчас же на руках – предсмертное аудио. Больше он не может сказать, что я просто накручиваю себя. Что-то стряслось. Теперь это видно невооруженным взглядом. Парень отвечает мне в течение двадцати минут. Пожалуй, впервые в жизни от насыщенной ночной жизни третьих лиц мне есть ощутимая польза. Обещает прибыть, как можно быстрее. Говорит что-то обнадеживающее, пусть дежурное и бессмысленное. Главное в другом: Дима больше не считает, что я делаю из мухи слона. Если даже он признает, что творится пиздец, значит, так оно и есть. Это не я впечатлительная и ранимая, это мир опасный и непредсказуемый. Не знаю, почему, но от этой мысли мне делается капельку легче.
В 4:20 многие пассажиры открывают глаза, зевают, потягиваются, нащупывают обувь, слезают с полок. Копируя действия попутчиков, я поднимаю голову и протираю глаза. Делаю вид, что только проснулась. От жалкого подражания легче не становится – пустая трата энергии. Руки дрожат, живот крутит, голова раскалывается. Окружающие суетятся, стремясь занять свое место под солнцем. А, нет – в очереди в туалет. Снова делается завидно. Они все куда-то спешат. К родным, близким, друзьям. Они знают, что в пункте назначения их ждет горячая ванна, чистая выглаженная одежда и вкусный завтрак. Ночь в поезде забудется как страшный сон. Без особого энтузиазма прусь в туалет, тупым взглядом смотрю в зеркало на свое убитое горем лицо, напряженно пытаясь понять, что делать дальше. Есть не хочется, но я знаю, что надо. Мысленно составляю план действий: купить двойной эспрессо и таблетку от башки, найти автовокзал, встретиться с Димой…
Возвращаясь на свое место, горько плачу. Кто-то спрашивает, что случилось. Ответить нечего. На разговоры по душам с рандомными попутчикам я не готова.
Одевшись, выхожу на улицу. Озираюсь. Жизнь, как жизнь. Город, как город. Здание вокзала слегка покосившееся, но не смертельно. Мимо меня снуют люди с чемоданами, сумками, рюкзаками, тележками. В глаза бросается молодая пара на соседней платформе. Они страстно целуются. Наверное, при расставании. Вынужденном, долгом, тягостном. Как назло, они сейчас вряд ли сильно радуются тому, что рано или поздно снова увидятся. Человек так, сука, устроен: никогда не ценит, что имеет. Я – не исключение.
Словно на автомате, выхожу в город. Вывески продуктовых магазинов, Сбербанк, такси… Макдональдса здесь, наверное, нет, но местная забегаловка покатит. Тем более, что работает круглосуточно. Ничего так, даже телек висит на стене. Заказываю пиццу и двойной эспрессо. Приятно удивляюсь, узнав, что принимают карты. Позавтракав, снимаю наличку, посещаю аптеку и тащусь в сторону автовокзала.
По дороге в Орехово включаю видео, о котором говорил Саша. Если в двух словах: парень говорит, что митинги – это очень опасно и они (власти) при всем желании не могут обеспечить единовременно безопасность 1,5 миллионов человеку, а потому от акции необходимо отказаться. Несет какую-то чушь о том, что в толпе люди якобы тупеют (окей, это правда, но напоминать об этом в момент финальной борьбы – такое себе), всегда найдутся наиболее радикально настроенные протестующие, которые будут провоцировать полицию, из-за чего может начаться паника, беспорядки, будет много пострадавших и, быть может, даже жертв, а этого всего допустить нельзя. Кроме того, Саша подчеркивает, что власти идут на диалог и уже выполнили часть требований (рано или поздно выполнят и остальные), а потому выходить на улицу вроде как особо и незачем.
Сашу заставили. Запугали. Подобрали к нему ключик. Профессионалы – нечего сказать. Но противнее всего было, разумеется, не это. Это – так, будни. Самое мерзкое – это комментарии. С аватарок улыбались, на первый взгляд, совершенно адекватные, понимающие и неравнодушные люди. Зайдя на их страницы, можно было увидеть лица их друзей, детей или домашних питомцев. Фотографии с корпоративов, улова или урожая. Россияне целовались взасос, позировали для профессиональной фотосессии, зажигали свечи на второй день рождения дочурки, падали, пытаясь разучить новый трюк на катке, играли с собакой, отжимались, занимались серфингом; задумчивые, стояли с мелом в руке перед школьной доской, отводили первоклашек на линейку, покупали цветы на восьмое марта, курили кальян…. Люди, как люди. Сашу они проклинали, обзывали последними словами, уличали в лицемерии, трусости. Обвиняли в боязни потерять бизнес. Желали смерти самому парню и даже его детям (коих у него не было).
Ясное дело, что настолько зловонных комментариев было сравнительно немного. Пожалуй, даже меньшинство. Большая часть пользователей Рунета все прекрасно понимала, и держала свое возмущение при себе. Кто-то вякал, но корректно.
Но разве все это
