Наша Победа. Мы – её дети - Юрий Михайлов
Мы тоже разместились на скамейке, правда, во втором ряду, чтобы не заслонять ветеранам театр действий. Я невольно сравнил нынешний праздник с двадцатилетием Победы, который отмечал солдатом Советской Армии и тоже в Александровском саду. Огорчился, увидев восьмидесятилетних ветеранов, всё ещё энергичных, говорливых, возбуждённых, с удовольствием танцующих вальсы и танго послевоенных лет. Но я-то их видел сорокалетними, здоровыми, красивыми своей молодостью, тем более, из моих родственников, воевавших на фронтах войны, уже никого не осталось в живых.
Заметил немолодую женщину в платье и шляпке, которые носили в послевоенные годы. Она танцевала одна, держа в руках сумочку и большой ярко-красный тюльпан. Осанка, изумительные словно точёные ноги в лёгких туфельках с ремешками на застёжках, плавность в движениях рук выдавали в ней профессиональную танцовщицу или балерину. "Почему она танцует одна? – дума я, – это выглядит несколько странно, даже нелепо…" Тем более, мужчин-ветеранов оставалось на скамейках довольно много и они все обращали на неё внимание. Видимо, устав после трёх-четырёх танцев, женщина прошла к нам на скамейки второго ряда. Наклонила голову в лёгком поклоне, сказала приятным грудным голосом:
– Не помешаю? Уже требуется отдых… Кажусь вам, наверное, сумасшедшей или дурочкой? Не буду разубеждать, но я не так ещё стара, родилась в год Победы. Хотя мой муж – воевал всю войну, потом, уже через двадцать лет, встретил меня в Новосибирске, в театре оперы и балета, где я солировала в нескольких спектаклях. Он влюбился, оставил первую семью, и мы поженились. Я его очень любила, очень… Он получил звание генерала, его перевели сюда, в академию… И мне пришлось преподавать в училище: на московскую приму я, наверное, уже не тянула… Чему Максим, муж, был несказанно рад: ни гастролей, ни поздних возвращений после спектаклей… Простите, разоткровенничалась… – она поправила шляпку, открыла сумочку, достала флакончик духов. Замолчала. Я понял, что рассказа дальше не последует. Но мне почему-то захотелось продолжить разговор, и я спросил:
– Хотите мороженое? Или воды? – посмотрел на жену, зная, что она поймёт и поддержит меня, – я сейчас что-то принесу, милые женщины, – сорвался с места, догнал молодую разносчицу сладостей, купил фисташковый пломбир и две бутылки воды. Наша соседка с удовольствием попила водички, стала как маленькая кошечка слизывать мороженое. Остановилась, долго думая о чём-то, заговорила, будто только прервала беседу:
– Муж весь изранен был, мы не прожили с ним и десяти лет, как он ушёл из моей жизни… Ему бы сейчас уже было девяносто… Оставил меня с одиночеством, пустотой, страхом перед жизнью. Но он просил об одном: вспоминать его на девятое мая и только для него одного танцевать вальс. Вот я и веду все эти годы сольные партии, чем вызываю недоумение и даже смех у окружающих. А ведь я мысленно танцую с ним, моим единственным и любимым человеком… За что же считать меня сумасшедшей или дурочкой?
– Простите, как вас зовут? – спросил я соседку.
– Марианна Сергевна, – ответила она, – я знаю, что вы хотите сказать: "Давайте потанцуем"… Но этого делать не надо. Иначе я не выполню просьбу мужа: танцевать только с ним…
– Да, вы правы, Марианна Сергевна, – сказал я, – вы верны своему любимому человеку. Мы будем здесь до вечера, приходите на скамейку, как к старым знакомым. Вас безумно интересно слушать…
После попурри на музыку военных лет, она остановилась с двумя женщинами, о чём-то переговорила с ними, повернулась в нашу сторону, наклонила голову, как бы прощаясь, и пошла к Вечному огню. Мы много раз потом с женой бывали в Александровском саду, подолгу слушали выступления духовых оркестров. Балерину, верную в танце своему мужу, больше ни разу не встречали.
