Елена Ткач - Проша
Сеня, конечно, не могла удержаться, чтобы не подсмотреть финал этой сцены. У калитки Валера немного очухался и принялся извиняться.
— Я…. если что… Да я для вас! — ему явно не хватало слов, чтобы выразить все свое расположение к новым дачникам.
— Спасибо, спасибо, нам ничего не надо, — наступал папа, оттесняя его с участка.
— Мне бы… х-хозяин, мне бы на опохмел… д-десятку! А?
— Идите, идите!
— Зря вы люк не х-хотите! Хороший! У меня их много! Я их тут… ох… с-собираю. А в хозяйстве они — все, что хошь! Можно бочку накрыть… Можно все!
— Спасибо, не нужно.
На калитке щелкнул замок, мама с папой вернулись к столу. Ну вот, теперь из-за этого гнусного Валеры нужно ещё ключ от замка на калитке просить — теперь без ключа с участка не выйдешь! Сеня, вконец удрученная, незаметно шмыгнула в дом, будто все это время там смирнехонько просидела… Бабушка уже овладела собой и прибирала на кухне.
Прерванный обед возобновился с грехом пополам: все сидели какие-то вялые, точно Валера подсыпал в тарелки отраву.
А Сеня, наоборот, оживилась. Ее вдруг озарило: выходит, этот Валерка-пьяница — виновник её падения! Это он ворует канализационные люки, чтобы продать их на опохмел, а ни в чем не повинные дачники валятся вниз как подбитые кегли! Ужас какой — это же форменная ловушка! Надо что-то делать, нельзя это так оставлять!
Сеня дернула отца за рукав: тот пил чай, поглощенный чтением, кажется, это был детектив.
— Пап!
— Угу…
— Пап, знаешь… Эти люки — ну, про которые Валера говорил…
— Да.
— Коля, прекрати! — возмутилась мама. — Сколько раз я просила тебя не читать за столом?!
— А? — очнулся отец, откладывая книжку в сторону. — Да, извини. Ксюша, ты что-то сказала?
— Да, пап. Эта шишка… ну, у меня на лбу. Я вам не говорила…
Бабушка тут же насторожилась — как охотничья собака, которая почуяла дичь.
— Понимаешь, там провал на дороге. Ну там, где ворота, которые выходят на пруд…
— Ксана, не тяни, говори по-человечески, — рассердилась мама. — Никто тебя за эту шишку не убьет — ты ведь уже наказана.
— Этот Валера ворует люки с колодцев канализации. А туда можно свалиться и все себе переломать — там же яма глубокая!
— Так! — папа поднялся, залпом допив свой чай. — Ну-ка пойдем, покажешь.
Результатом Сениной борьбы за здоровье дачников явилось расследование, проведенное её папой. В результате расследования обнаружилось ещё три зиявших колодца — Валера потрудился на славу! На семейном совете мнения разделились: бабушка стояла за то, чтобы заявить в милицию — дело-то ведь нешуточное и впрямь покалечиться можно! А если местный пьяница не успокоится на достигнутом?! В общем, бабушка требовала заявить! Мама с папой не были сторонниками столь решительных действий. Они считали, что нужно дождаться, когда «герой» протрезвеет, и предупредить: если он не вернет украденное на место, заявят в милицию.
Решено было выяснить, где живет эта колоритная личность, а пока поместить записку на доске объявлений возле сторожки: предупредить, чтобы глядели под ноги.
Составили текст записки и Николай Константинович в сопровождении несколько оживившейся дочери направился к сторожке.
По пути они миновали весьма примечательное строение с явной претензией на роскошь. Это был не дом, не дача, даже не коттедж, а скорее вилла, горделиво взиравшая на окрестные халупы глазницами-окнами с высоты своих трех этажей и башенки в готическом стиле. Этот дворец, занимавший едва не две трети участка, стоял за сплошным высоким забором — чтоб ни одна душа не приметила, что делается на участке с ухоженной зеленой лужайкой. Однако, за раскрытыми настежь въездными воротами, которые с истовым тщанием красил какой-то угрюмый мужик в спортивном костюме, видно было мощеную аллею, ведущую к высокому крыльцу, уставленному цветами в горшках, альпийскую горку, беседку, диван-качалку под тентом и большой надувной бассейн. В этом бассейне плескалась курчавенькая чернявая девчушка лет пяти, за ней, восседая в плетеном кресле, бдительно наблюдала пышная дама в шляпке.
— Да-а-а, размах у людей! — покачав головой, изрек папа. — Башенка одна чего стоит! Нравится тебе? — он испытующе поглядел на дочь.
— Мне-то?
Сеня ещё раз оглядела круглую башенку, крытую черепицей, высокие арочные окна, спуск в подземный гараж, громадный вензель на воротах, покрашенный бронзовой краской… Нечего сказать, впечатляет! Вот только слишком много тут всего было. Или наоборот — не хватало чего-то… Дом был какой-то холодный. Неживой. Все здесь было напоказ, как на картинке в красочном иллюстрированном журнале. Все взывало к восторгу: поглядите, какое богатство, как круто, престижно!..
Нет, в этом доме Сеня жить не хотела. Ей в нем было бы попросту неуютно. А вот беседка… она была чудо как хороша! Деревянная, с резными ажурными столбиками и перильцами, она вся была оплетена цветущим вьюнком. Не беседка, а сказка! Веселая и в то же время таинственная — так и манила укрыться и помечтать. Или почитать какую-нибудь интересную книжку.
— Беседка хорошая. И плетеная мебель… Мне такая ужасно нравится. А дом — так себе! Надутый какой-то.
— Понятно, — протянул папа.
И тут из беседки появился Мамука. Совсем на себя не похожий — сникший, точно воду опущенный. Он остановился, потоптался на месте, точно не зная, куда направиться, и неуклюже зашагал к дому, смешно выкидывая при ходьбе ноги в стороны.
В это время на крыльце показались двое: коренастый крепыш с волнистой густой шевелюрой и выбритым до синевы смугловатым лицом и белозубый усатый щеголь, щерившийся в улыбке, с яркими чуть припухлыми губами. Крепыш что-то объяснял белозубому, оживленно жестикулируя, тот кивал и деланно улыбался. Отчего-то улыбка его Сене жуть до чего не понравилась — ненастоящая какая-то! Она ещё подумала: неужели он не понимает, что всем все ясно про его улыбку, — что она нарисованная, как ценник на прилавке…
Мамука при виде этих двоих заметался, как видно стараясь скрыться, но крепыш его увидал и поманил к себе. Мамука, еле шевеля толстыми ляжками, поплелся к дому, а папа… Папа замер от удивления. Потом лицо его расплылось в улыбке, но все же смутная тень тревоги пряталась за этой широкой улыбкой.
— Андрей? — словно не веря своим глазам, подивился папа. Интересно…
Белозубый почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд и стал приглядываться к двум фигурам, замершим за забором. Кажется, он узнал папу, кивнул ему и, что-то сказав крепышу, быстро двинулся по дорожке навстречу.
— Привет, Николай! Ну, что я говорил — разве места не сказочные? Век меня поминать будешь!
— Ты мне зубы не заговаривай! — рассмеялся папа. Но Сеня видела глаза его не смеялись, в них затаилась обида. — Значит, чтоб друга со скарбом перевезти — на это у тебя нету времени, из Москвы, понимаешь ли, ни на шаг! А сам, гад такой, на природе кайфуешь…
— Слушай, не бери в голову, у меня и правда в Москве дел до черта. Думаешь, была бы возможность, я б отказался перевезти? Я тут по делам, старик, фирмачи просто берут за горло — срочный заказ горит и меня тут так полируют, что… — Он недоговорил и присел перед Сеней на корточки. — А это твоя дочурка? Привет, красавица!
Сеня инстинктивно отпрянула — уж очень противная улыбка была у папиного знакомого. Его обволакивал какой-то незнакомый густой терпкий запах, судя по всему, дорогого модного одеколона.
— Угадал, Валет! Это моя младшая — Ксения.
Так значит, это и был тот самый папин приятель Валет, которого так недолюбливал дедушка…
— Слушай, старик! — Валет оглянулся, увидел, что коренастый за что-то резко отчитывает Мамуку, и заговорил шепотом. — Есть работенка одна. Ты как раз вовремя подвернулся. Очень срочная работенка! Вон тому человеку, — он кивнул в сторону коренастого, — хорошая съемка нужна.
— А что за работа? — рассеянно жуя стебель травинки, поинтересовался папа.
— Да пустяк, делать нечего… а заплатят полтыщи баксов! У тебя аппаратура с собой?
— Слушай, чего так — на ходу? Пошли к нам, там спокойно все и обсудим. Чайку попьем. А? Мы только с Ксюхой объявление возле сторожки повесим — и двинемся. Ну что, идет?
— Ладно. — Андрей по прозванью Валет поглядел на часы. Давайте, по быстрому, а я вас тут подожду.
Папа кивнул, они с Сеней ускорили шаг, быстренько прикнопили объявление и вернулись к поджидавшему их Андрею. Тот, по-видимому, успел переговорить с коренастым, который по-прежнему этаким живым изваянием торчал на крыльце. Окинув их пристальным взором, коренастый наконец скрылся в доме. А у забора маячил Мамука, который, завидев Сеню, со всех ног кинулся к ней.
— Послушай… — от волнения его акцент сделался гораздо заметнее. Помнишь тот день, когда вы приехали? Ну, когда мы познакомились?
