Эльчин Гасанов - Палачи и жертвы
Летом 1933-го года, на берегу Дуная, маленький 14-ти летний мальчик по имени Тибор, издевался, надругался над парнем по имени Янош, который был старше его на несколько лет. Тибор (правда, при поддержке своих взрослых друзей) влез на спину Яноша, поскакал на нем как на коне, ну, или как на ишаке, потом слез с него у высокой скалы. Потом Янош как по приказу повернулся к Тибору спиной, своей попой, нагнулся, а Тибор дал ему мощный пинок, под зад, и Янош рухнул в Дунай, в воду. Маленький мальчик развлекался, издевался над ним как хотел, как ему вздумается.
Золтон Кереки был идейным коммунистом. Он верил в социализм, бредил им, он ему снился каждую ночь в розовых тонах. Шел 1932-й год, в Будапеште стояла теплая весна. Погода шикарная, свежая, добрая. Золтону в то время было около сорока лет, и он уже успел дважды отсидеть в тюрьме. Женатым он не был. ''Что, шлюх мало что ли?', отшучивался он. В то же время он был грабителем. Грабил магазины, квартиры, банки, и большую часть награбленного переправлял на нужды коммунистов. Это был уже закон, это была его доля, воровская доля. Его налеты отличались неслыханной дерзостью. За пазухой у него вечно был револьвер, так что он ходил по улочкам Будапешта очень уверенно. Он привык, чтобы его боялись. А его боялись, точнее не его, а револьвер, когда он его показывал. Какая разница, ради чего бояться человека, ради его оружия или должности. Главное бояться, вот и все.
Стоял майский вечер, было около 8-ми часов. Вечерело, небо стало розовым, даже красноватым. У Золтона было чудесное настроение. Он улыбался. ''Пойду - ка я к Дунаю, встречу закат. Посмотрю как солнце гаснет, а солнце пусть посмотрит, как затухаю я', думал про себя Золтон Кереки. И тихо напевая песню пошел к реке.
Я помню время золотое,
Я помню сердцу милый край,
День вечерел, мы были двое,
Внизу, в тени шумел Дунай.
Яношу Кадару в то время было 20 лет. Он был худощавый, работал помощником машиниста, был не женат, кое-как сводил концы с концами. Бывало так, что Янош питался сухими корочками хлеба, выставленными на перилах балкона для голубей. А запивал он их своими слезами. Желудок сосало, надо же было его чем-то заполнить.
Янош стоял у могилы отца. 17-го мая, он каждый раз посещал кладбище, ставил цветы на отцовской могиле. Но сейчас даже денег на цветы не хватило, и Янош просто пришел проведать, посмотреть, не заросло ли там бурьяном, или еще чем-то. Отец у него скончался 3 года назад. Это было для него ударом, но затем обрадовался. Он освободился, семейные узы уже не мешали ему. Да и среди девушек одно время пользовался успехом. Ведь сирота с квартирой находка для любой девушки. Хотя Янош не хотел жениться. Человек не должен продлевать свой род, если он еще не самореализован, не самовыражен. Иначе это отразится и на детях. Правда, потом его квартиру отняли за неуплату, вот он и оказался на улице. Постояв минут 20 перед надгробной плитой, Янош собирался уходить домой. Он жил теперь в маленькой однокомнатной лачуге у вокзала. В принципе, его дом практически ничем не отличался от кладбища. Так же тихо, мрачно, страшно одиноко, и главное никакого просвета. Дома он часто отключал свет, он любил темноту. При темноте разлука как бы удалялась, она выла уже за дверью. Вообще дома бедняков стоят на колесах, они готовы в любой момент уехать в неизвестном направлении.
Вдруг он сзади услышал голос, ''эй парень, а ну сними часы. Да ты, ты, да поскорее, живо!''. Янош опешил. На нем были часы, единственная память от отца. Причем часы хорошие, швейцарские, старинные. Но перед ним стояли трое крепких парней. Это были хулиганы, промышляли по дворам, кладбищам. Особенно по кладбищам, они часто туда захаживали, где возможно были захоронены их враги. Они хотели в этом убедиться лично. А возможно там лежали те, кто должен был бы сидеть. В общем, они его окружили.
- Ребята, не надо, это память от отца. Вот он, его могила...
Ему не дали досказать. Удар пришелся под глаз. Он, схватив руками ушибленное место, рухнул на сырую землю, будто вратарь, прыгнувший за мячом. Лежа, он получил еще один сильный пинок в живот, и сжался как ежик Короче, часы у него отняли. Кто - то из хулиганов крикнул,
- Эй, Тибор, он уже готов, давай начинай.
Пацан лет 13-ти от роду, подошел к лежащему на сырой земле Яношу, присел на коленки, расстегнул свои брюки, точнее ширинку, достал уже возбудившуюся свою пипиську, и дал ее в руки Яношу. Тот испуганным и изумленным видом начал покорно одной рукой массировать член этого мальца, а другой закрыл своей лицо. Два раза этот Тибор ударил по щеке Яноша, чтобы тот более умело мастурбировал ему член, на что Янош четко реагировал, и настойчиво ему мастурбировал. Наконец Тибор кончил ему в руки и на грудь. Хулиганы еще немного посмеялись и ушли. Маленький Тибор поплелся за своими старшими товарищами, как сын полка.
Янош еще минут 10 пролежал на земле. Противно, мерзко, гадко. Посмотрел на свою липкую от спермы руку, где были часы, и тут же слезы выступили на глаза. Жить не хотелось. Даже ворона на кладбище недовольно каркнула, мол, это мое место, а не ваше, уходите отсюда. Он вспомнил отца, посмотрел на его надгробную плиту. ''Зачем жить, зачем? Сегодня же утоплюсь', решил точно про себя Янош, поцеловал могилу отца, и пошел к реке Дунай. Этот эпизод окончательно довершил и без того грустный антураж его жизни.
Живые редко выходят из игры, за черту жизни, хотя им это необходимо, чтобы посоветоваться со смертью, со своей совестью.
Дунай - мощная река, глубокая, широкая и страшная. Сколько людей там утонуло, сколько шлюпок шло ко дну, один Бог знает. Да и утопиться в Дунае можно без проблем. Через каждые почти 100 метров над Дунаем пролегали мосты. Они, как радуга, как ободок огибают реку с двух берегов. Так что, обвяжи свои ноги, и прыгай с моста, как говорится, добрый вечер, что и собирался делать Янош. Он обвязал свои ноги веревкой, руками поднялся на перила, и уже собирался прыгнуть в черный поток воды, и в этот самый момент, сзади, чья то рука мощно его оттолкнула назад. Он рухнул на спину так, что его позвоночник от этого удара болел еще лет пять.
- Ты что парень, зачем это? Ведь мир прекрасен, взгляни на мир!
Янош лежал на земле с обвязанными ногами и равнодушно глядел на Золтона. Тот присел и начал развязывать ему ноги.
- Это грех, парень! В ад попадешь. Лучше живи и жди своего часа, пока тебя они сами не позовут. А если хочешь, то я возьму тебя к себе. Мне и так нужен помощник. Тем более такой отчаянный.
Янош освободился от веревок и глядел в сторону. Он молчал, он еще не понимал, что этот человек по имени Золтон только что спас ему жизнь.
- Решай сам, парень. Вон там город Будапешт, а там - Дунай, пустая вода, где ты хотел умереть. Там смерть, там ничего нет, а здесь Будапешт. Здесь и радость, и горе, и смех, и плачь, но зато, здесь жизнь. Здесь жизнь парень, пошли.
Золтон так заманчиво пригласил его за собой, что Янош решительно встал и поплелся за ним. Будто у него был выбор. Вдали, за рекою, догорал оранжево-красный закат, как в стране восходящих закатов.
Они подружились крепко. Золтон учил Яноша жизни, и надо признаться, Янош Кадар был неплохой ученик, он все схватывал на лету.
- Запомни Янош, главное в жизни уметь перенять, заимствовать. Смотреть и видеть разные вещи. Смотри в оба - третьего не дано. Умей перенимать от людей все лучшее, прислушивайся к любому совету. Это не их совет, это оттуда. (Показал на небо) Это от Бога.
- А я слышал, что не все то с неба, что сверху.
- Глупец! Когда жизнь борьба, то и тренеров много. Не слушай их. Все увиденное применяй в жизни. Это главное.
Стояла жара, июль месяц. Они загорали на пляже у реки. Рядом с ними были красивые молодые девушки. Обе были такие сексапильные, что невдалеке от них лежал на песке старик лет 75-ти, и не мог оторвать свой взгляд от этих красоток. Вообще, венгерки всегда отличались особой красотой. И когда эти стройные девицы очень красиво и трогательно исполнили прямо у берега народный танец чардаш (с выделыванием менуэтов и различных па), то уже весь берег начал смотреть на них, а у того старика потекли слюнки, как у коровы с диагнозом бруцеллез. ''Да, танцы - это вертикальная демонстрация горизонтального желания''. Золтон заметив любопытство старика, улыбнулся.
- Что, отец, нравится? Могу одолжить. Справишься? Хе-хе...
Вся молодежная компания разразилась хохотом.
Старику не понравилось такое обращение со стороны молодежи. Он привстал и вплотную подошел к ним. Золтон и его друзья продолжали сидеть на песке.
- Молодой человек, вам должно быть стыдно. Я старый человек, мне под 80 лет. Как вы разговариваете со мной? Вы доживите до моих лет, потом уже...
Золтон его перебил:
- Постой, постой отец. Значит, тебе 80 лет и я должен тебя уважать? Да за что? За твои бездарно прожитые годы? За твою жизнь, прожитую зря? Скажи, за что же тебя уважать? Что ты сделал такого в жизни, чтобы обратить на себя внимание? А? И если ты достойно ответишь, то я поклонюсь тебе. А, за что?
