Семен Бытовой - Багульник

- Вот видишь, при людях ты все можешь!

Ольга переглянулась с Николаем.

- Он у вас молодец! - сказала она.

- Я знаю, Ольга Игнатьевна, что Николай Иванович давно успел вам понравиться...

- Я и не скрываю этого!

- Поверите ли, целый год билась с ним, чтобы он сбрил свою лохматую бороду. А стоило вам сказать одно слово, как сразу послушался. Приехал Медведев с Бидями, когда я уже спала. Вдруг слышу сквозь сон: кто-то крадется в спальню. Я открыла глаза и, поверите ли, обмерла от страха. Не успела я сообразить, что происходит, как надо мной склоняется красавец мужчина и лезет целоваться. "Что вам здесь нужно? - в ужасе закричала я, кутаясь в одеяло. - Немедленно убирайтесь вон отсюда, у меня муж!" А он протягивает ко мне свои ручищи и смеется. Тут я схватила вазу и уже замахнулась было, как этот тип заговорил: "Дорогая моя, если разобьешь вазу, ты ведь потом ночей спать не будешь!" И только по голосу узнала моего Медведева. Как вам нравятся эти глупые шутки?

Ольга громко, от души смеялась.

- Должна вам сказать, - сквозь смех произнесла она, - когда Николай Иванович приехал во второй раз в Агур без бороды, я его тоже не сразу узнала.

- Самое интересное в этой истории, - сказал Николай, - что Клавушка доказала свою священную верность мужу. - Он взял Клавину руку, хотел поцеловать, но она отдернула ее:

- Коленька, не подхалимничай, все равно уеду в Ленинград, к маме.

- Никуда ты от меня не уедешь, - спокойно ответил Медведев. - Теперь тебе остается подарить мне таежника, и все у нас пойдет на лад...

- Что, у вас в леспромхозе лесорубов мало? - отпарировала Клава.

- Почему именно лесоруба? - возразил Медведев. - Из нашей глубинки может выйти и Ломоносов, и Менделеев...

- Медведев, не тешь себя надеждами. Не родятся от тебя ни Ломоносовы, ни Пушкины...

Николай с веселым лукавством посмотрел на Ольгу.

- Если верить медицине, что наследственность передается главным образом по материнской линии, то ты права Клавушка.

- Вот видите, какой он самоуверенный! А вы, доктор, долго думаете жить в Агуре? - спросила Клава.

- Наверно, долго. Врачу - не выбирать места. Они везде нужны, а здесь особенно. Уже начала ездить по участку на вызовы, сделала несколько операций. Не за горами время, когда построят у нас в Агуре новую больницу с хорошей аппаратурой и лабораторией. Приедут врачи, создастся коллектив, будем спорить, экспериментировать.

- В тайге экспериментировать! - удивленно воскликнула Клава. - Просто уму непостижимо!

- Смотря какому уму! - сорвалось у Николая, но он сразу же осекся, перехватив суровый, почти злой взгляд жены. Желая смягчить сказанное, добавил: - Вот видишь, дорогая, не место красит человека.

- Не замечаю, чтобы ты сильно украсил свое место! Какой была, такой и осталась твоя глушь. И в конце концов, речь идет о врачах. А что могу сделать я, когда даже приличной передвижки нет? Разве для этого я училась в библиотечном, чтобы ездить по лесопунктам и всовывать лесорубам книжечки: "Прошу вас, пожалуйста, почитайте Ромена Роллана". Таежники больше думают, как бы маленькую выпить, а не романы читать.

- Неверно, Клава, - сердито сказал Николай. - Вот ты и сделай так, чтобы они вместо маленькой взяли в руки Ромена Роллана, Максима Горького, Фадеева. Я вот осенью захватил с собой на лесопункт "Сестру Керри" Драйзера. Выдался свободный часик, лег под тополек, стал читать. А ребята просят меня: "Товарищ инженер, почитай-ка вслых!" Так и сказал один паренек - "вслых". Я прочитал главку - и как слушали! Даже про обед свой забыли ребята. А ты говоришь, страсть у них к маленькой. От скуки это, Клавушка, от скуки. Ты ведь, в сущности, такой же врач, как и Ольга Игнатьевна, ведь и души людей надо лечить, чтобы они здоровыми были... А ты день-деньской все пилишь меня, хуже, чем электропила.

- Медведев, пожалуйста, прекрати! - крикнула Клава, отодвигая недопитый чай. - Я не собираюсь верхом на коне развозить книги по вашей тайге. Так и молодость пройдет.

- Вы слышали, Ольга Игнатьевна, - сказал Медведев и, махнув рукой, добавил: - Вот так и воюем!

- Нет, сто раз права моя мамочка, - несколько поостыв, тихо сказала Клава. - Все больше убеждаюсь, что ты не из тех, кто может принести мне счастье.

- Счастье - ведь оно разное, - твердо заявила Ольга. - Оно и тогда, когда ты нужна людям и по мере своих сил приносишь им какое-нибудь, пускай самое крохотное, благо. Понятно, я говорю это со своей, так сказать, врачебной колокольни. Исцелять людей от недугов, возвращать их к жизни, к труду, к бодрости, - конечно, это счастье!

- Ну и молодец же вы, Ольга Игнатьевна! - прервал ее Медведев. - И повезло же моему другу, честное слово!

Ольга, посмотрев на Клаву, перевела разговор на шутливый тон.

- Ваш благоверный почему-то жалеет, что не он, а Юрий Савельевич попал ко мне на операционный стол.

- Вот нахал, а еще ухмыляется, - тоже шутливо сказала Клава. - А вы, Олечка, утверждаете, что он хороший человек...

- Решительно утверждаю!

Клава пожала плечами:

- Что ж, бывает, что и врачи ошибаются в диагнозе.

Медведев плюхнул из бутылки в фужер вина, разлив его на скатерть, и, глянув извинительно на Клаву, залпом выпил.

- Я, Ольга Игнатьевна, тоже далеко не графского рода, - сказал он. Мой отец - простой крестьянин. Погиб в финскую войну. Осталось нас у матери четверо, мал мала меньше. Работал я и конюхом в колхозе, и чернорабочим на стройке. А когда приехал в Ленинград, тоже не было у меня ни кола ни двора. Устроился учеником слесаря на завод, а по вечерам учился. И вот стал инженером. Так должен же я отплатить добром моему государству! Клавина мама мечтала выдать свою дочь не меньше как за доцента. А тут подвернулся я, мужик простой. И у мадам Тороповой, видите ли, обострилась мигрень...

- Не смей так говорить о моей мамочке! - возмутилась Клава.

Однако Николай не обратил ни малейшего внимания на ее протест и с прежней горячностью продолжал:

- Ты спрашивала Ольгу Игнатьевну, счастлива ли она, Она тебе уже ответила. А ты, Клавушка, не имея, в сущности, никаких забот, не обремененная ни детьми, ни тяжелой работой, живешь, так сказать, под крылышком у мужа и чувствуешь себя глубоко несчастной.

Клава сидела опустив глаза, и Ольге показалось, что в душе у нее происходит борьба.

- Почему же ты отказался ехать в Петрозаводск? Ты ведь имел такую возможность? - вдруг спросила она.

- Что там Петрозаводск! - сердито проговорил Николай. - Если хочешь знать правду, я даже имел возможность остаться в Ленинграде в аспирантуре.

- Врешь! Ты врешь! - воскликнула Клава.

- Нет, не вру. Более того, я рассказал об этом твоему отцу. Я ему объяснил, что решил отказаться от аспирантуры и от Петрозаводска. Я ему сказал, что хочу уехать как можно дальше, чтобы начать с тобой жизнь с трудностей, которых ты никогда не знала, с собственных забот, которых у тебя никогда прежде не было. Вот что я хотел. И знаешь, твой отец согласился...

- И это неправда, отец любит меня! - закричала Клава.

- Любит, и очень. И потому, что любит, он безоговорочно согласился с моими доводами, - спокойно повторил Николай. - Он сказал: "Ты прав, Колька, увези ее в трудности, пусть узнает, какая она, настоящая жизнь".

- Мой папа любит и пошутить, - опять прервала его Клава, но Николай резким жестом остановил ее.

- Нет, он не шутил!

На улице загудела машина.

- Это, видимо, за мной, - сказала Ольга. - Приезжайте в Агур, Клава, я буду очень рада.

- Мне давно надо бы вам показаться как врачу, - и что-то быстро зашептала Ольге на ушко.

- Тем более приезжайте, - сказала Ольга. И, обращаясь к Медведеву, добавила: - Если вам, Николай Иванович, удастся связаться с Полозовым, передайте ему привет.

- И связываться не надо, на той неделе Юрий приедет на совещание.

- С ясеневых разработок? - удивилась Ольга. - Кто-то из вас, помнится, говорил, что оттуда до самой весны не выбраться.

- Когда очень нужно - выбираемся! - недвусмысленно заявил Медведев, встретившись с Ольгой взглядом.

Опять загудела машина.

- Иду, иду! - крикнула Ольга и, поцеловав Клаву, выбежала на улицу.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Она возвращалась от Медведевых с тяжелым сердцем. "Вот и стала я свидетельницей "войны", которая, как однажды выразился Николай, идет у них "с переменным успехом". Сегодня, кажется, успех был явно на стороне Медведева. Но кто знает, - думала Ольга, - вполне возможно, что Клава возьмет реванш и бедному Николаю Ивановичу еще достанется".

Занятая этими мыслями, она не сразу заметила, как наступили сумерки и шофер включил фары. Яркие снопы света раздвинули ледяную дорогу, которая шла то прямо, то вдруг круто поворачивала, огибая темный выступ скалы. Ольга высунулась из кабины и увидела впереди узкий, стиснутый горными вершинами горизонт, охваченный лиловым пламенем раннего зимнего заката.

Ветер сдувал с деревьев снежную пыль и кружил ее впереди машины в дрожащих полосах света. Машина была старенькая, очень дребезжала, а в кабине до того пахло бензинным перегаром, что Ольгу стало укачивать. Она опустила стекло, чтобы в кабину залетал свежий воздух, и, откинувшись на спинку сиденья, закрыла глаза...